Рога
Шрифт:
— Я ненавижу мамочку, — сказала она Игу. — Мне хочется запалить спичками ее кровать. Мне хочется сжечь ее, чтобы ее не стало.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сестричка, взвешивавшая Ига и измерявшая давление, сообщила ему, что ее бывший муженек встречается с девицей, которая ездит на желтом спортивном «саабе». Сестричка знала, где она паркуется, и хотела сходить туда в обеденный перерыв, чтобы украсить машину длинной глубокой царапиной. А еще она хотела подложить на сиденье водителя собачье дерьмо. Иг сидел на столе для осмотра совершенно неподвижно, сжав руки в кулаки, и ничего не говорил.
Когда
В доврачебном кабинете было слишком холодно, кондиционер работал на полную, и к тому времени, как появился доктор Ренальд, Иг уже дрожал — и от холода, и от нервного ожидания. Он наклонил голову и показал свои рога. Он сказал доктору, что не может разобраться, что реально, а что нет. Он сказал, что у него галлюцинации.
— Люди все время мне рассказывают разные вещи, — сказал Иг. — Ужасные вещи. Говорят мне всякое, что им хотелось бы сделать, такое, что никто бы не признался, что он хочет это сделать. Маленькая девочка только что рассказала мне, что хотела бы сжечь свою мать. Ваша сестричка мне рассказала, что хочет испортить машину какой-то девушки. Я боюсь. Я не знаю, что со мной происходит.
Доктор осмотрел рога и озабоченно нахмурился.
— Это рога, — констатировал он.
— Я знаю, что это рога.
Доктор Ренальд покачал головой.
— Кончики воспалены. Болят?
— Да нет.
— Ха, — сказал доктор и провел себе рукой по губам. — Ну-ка мы их измерим.
Он измерил сантиметровой лентой окружность основания, измерил расстояние от кончика до кончика и нацарапал на рецептурном бланке несколько цифр. Затем он ощупал рога мозолистыми пальцами, лицо его стало серьезным, и Иг узнал нечто, чего бы он знать не хотел. Он узнал, что несколько дней назад доктор Ренальд стоял в своей спальне, глядя в щель между занавесками на подруг своей семнадцатилетней дочери, плескавшихся в бассейне, — и мастурбировал при этом. Доктор отступил на шаг, в его старых серых глазах гнездилась тревога. Похоже, он приходил к решению.
— Вы знаете, что мне хотелось бы сделать?
— Что? — спросил Иг.
— Мне хочется растолочь таблетку оксиконтина и немного занюхать. Я обещал себе, что никогда не буду нюхать на работе, потому что сразу от этого тупею, но вряд ли смогу прождать еще шесть часов.
Иг не сразу, но догадался: доктор хочет услышать, что он об этом думает.
— А нельзя ли просто поговорить об этих штуках на моей голове? — спросил Иг.
Плечи врача уныло опустились, он отвернулся и медленно, прерывисто выдохнул.
— Послушайте, — начал Иг. — Пожалуйста. Мне нужна помощь. Должен же кто-то мне помочь.
Доктор Ренальд с явной неохотой посмотрел на его голову.
— Я не знаю, происходит это или нет, — продолжил Иг. — Мне кажется, я схожу с ума. Но как это получается, что, увидев рога, люди почти не реагируют? Если бы я увидел кого-нибудь с рогами, я бы тут же обоссался.
Что, если правду говорить, и случилось, когда он впервые разглядел себя в зеркале.
— Их трудно запомнить, — объяснил врач. — Как только я взгляну куда-нибудь в сторону, так тут же забываю, что они у вас есть. Не знаю уж почему.
— Но сейчас-то вы их видите.
Доктор Ренальд кивнул.
— И вы никогда еще не видели ничего подобного?
— Вы уверены, что мне не нужно понюхать немного окси? — спросил врач, и его лицо вдруг просветлело. — Я и с вами поделюсь. А что, обдолбаемся вместе.
Иг отрицательно помотал головой.
— Послушайте, пожалуйста.
Врач состроил обиженную мину и неохотно кивнул.
— Как вышло, что не зовете сюда других врачей? Почему вы не воспринимаете это более серьезно?
— Честно говоря, — признался Ренальд, — мне довольно трудно сосредоточиться на вашей проблеме. Я все время думаю о таблетках, лежащих в портфеле, и об этой девице, с которой гуляет моя дочка, о Ненси Хьюз. Господи, как же мне хочется ее оттрахать! Но когда я так подумаю, то сразу пугаюсь, у нее же еще скобки на зубах.
— Пожалуйста, — сказал Иг. — Я спрашиваю ваше медицинское мнение — прошу о помощи. Что я должен сделать?
— Долбаные пациенты, — сказал доктор. — Все вы только и думаете, что о себе.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Иг вел машину. Он не думал куда, и пока что это не имело значения. Достаточно было двигаться.
Если и осталось на свете место, которое Иг мог называть своим, то разве что эта машина «гремлин» 1972 года. Квартира принадлежала Гленне. Она жила здесь до него и будет жить, после того как они разбегутся, что, видимо, уже случилось. Когда была убита Меррин, он на какое-то время вернулся к родителям, но так и не почувствовал себя там дома, он уже был не отсюда. Так что ему остался только автомобиль, бывший не только средством передвижения, но и местом обитания, пространством, где проживалась в основном его жизнь — и хорошая часть, и плохая.
Хорошая: заниматься здесь любовью с Меррин Уильямс, стукаться головой о крышу, и коленом о коробку скоростей. Задние амортизаторы были очень тугие и скрипели, когда машина дергалась вверх-вниз; звук, заставлявший Меррин прикусывать губу, чтобы не рассмеяться, когда Иг двигался между ее ногами. Плохая: в ночь, когда Меррин была изнасилована и убита там, рядом со старой литейной, он, пьяный как свинья, спал в этой машине, спал и во сне ее ненавидел.
В машине можно было находиться, когда деваться было некуда и делать было нечего, кроме как кружить по Гидеону, страстно желая, чтобы что-нибудь случилось. Теми ночами, когда Меррин работала или занималась, Иг ездил кругами вместе со своим лучшим другом, высоким худощавым полуслепым Ли Турно. Они съезжали вниз к песчаной косе, где иногда их знакомые жгли костры; на берегу парковалось несколько грузовиков и всегда был холодильник, полный пива. Они сидели на капоте автомобиля, глядя, как взлетают и исчезают искры костра и на огонь, отражавшийся в черной, быстро текущей воде. Они рассуждали о плохих способах умереть — предмет довольно естественный, если ты припарковался рядом с Ноулз-ривер. Иг говорил, что хуже всего утонуть, и он мог поддержать эту точку зрения своим личным опытом. Эта река однажды его поглотила, держала его под водой, силой лезла ему в горло. И как раз этот самый Ли Турно поплыл за ним и вытащил его на сушу. Ли сказал, что есть участи куда худшие, чем утонуть, что у Ига просто нет воображения. Ли сказал, что сгореть куда хуже, чем утонуть, но что же можно было от него ожидать, ведь у него был неприятный инцидент с горящей машиной. Оба они знали то, что они знали.