Рок-н-ролльные байки
Шрифт:
Наконец Роберт решил, что молчание затянулось и выдавил:
– Э-э, я слушал весь сегодняшний, м-м, концерт. Я, э-э, чрезвычайно восхищаюсь вашей, м-м, игрой и, э-э, был сейчас в восторге…
Клэптон хмыкнул что-то неопределённое, и разговор оборвался, даже не начавшись.
– Скажите, э-э, Эрик, – снова начал новичок, потоптавшись ещё полминуты, – а вот я тоже, м-м, играю, но, э-э, знаете, очень тяжело… А вот, э-э, не поделитесь вашим опытом, с чего начать, м-м, так сказать… Вот вы же, э-э, – звезда, вот как вы, м-м, добились
Эрик приподнял чёрные очки, пристально взглянул на вновь безумно оробевшего Роберта и медленно проговорил:
– А я – бог. От меня сияние исходит.
Эта реплика окончательно повергла незадачливого собеседника в ступор, Эрику стало казаться, что тот сейчас сложится в суставах, как марионетка, и осыплется под ноги звёздному гитаристу… Он хлопнул Фриппа по плечу:
– Ну ладно, чувак, я двинул, мне ещё второе отделение играть. Так что тренируй, эти, пальцы, и всё такое.
И бодрым шагом он направился в сторону клуба. И когда Клэптон уже взялся за дверную ручку, сзади донеслось:
– Эрик, извините, пожалуйста!..
Гитарист повернулся. Фрипп стоял с выражением крайней потерянности и мучительного мыслительного процесса…
– Эрик, скажите… А… Трудно быть богом?
Клэптон медленно снял очки, вновь пристально посмотрел на кучерявого юнца. И, ничего не ответив, вошёл в здание клуба. Чёрная дверь закрылась за ним с абсолютно немузыкальным лязгом.
4.
– Взво-од! Лечь! Ползком!
Джим с бегу рухнул пузом в грязь, чуть не угодив лицом в ботинок солдата впереди него. Взвод пополз по вонючей жиже. Сержант Такер всегда выбирал именно это место для передвижения ползком. Здесь была низина, впадина, и во время дождей дорогу размывало немилосердно. Джим полз, стараясь не задохнуться от грязи, которая норовила наглухо забить рот и ноздри.
Наконец лужи кончились, и дорога начала довольно круто подниматься в гору.
– Подъё-ом, бегом арш! Автоматы над головой поднять!
«Ну ясное дело, что ты ещё мог скомандовать», – подумал Джим, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Под ногу попался не замеченный им камень, и он чуть было вновь не грохнулся н землю.
– Рядовой Хендрикс, – услышал он рёв сержанта, – что ты там танцуешь, как пьяная индейка перед днём благодарения! А ну, подтяни свою чёрную задницу, болтаешься сзади как кусок дерьма!
Джим был «любимчиком» сержанта Такера. Напрочь не пригодный к службе в армии, он постоянно огребал по полной программе. Ко всему прочему, Джиму «повезло» ещё и оказаться единственным цветным на весь взвод. Фраза «чёрная задница» оглашала окрестности по сотне раз на дню, и все при этом сразу понимали, кого именно распекает Такер. Что самое обидное – сержант сам был чёрен как вакса. Так что его нельзя было даже обвинить в дискриминации по расовому признаку. Иногда, правда, Джим подумывал, не нажаловаться ли на сержанта за притеснение коренного населения Америки, но, каждый
Наконец взвод добежал до части. Сержант (который, кстати, всю дистанцию бежал рядом со всеми и при этом даже не особенно вспотел) первым оказался на плацу, обернулся и заорал:
– На месте бегом! Раз-два, раз-два! Стой! Упор лёжа принять, сорок раз отжаться!
На словах «упор лёжа принять» Джим рухнул на плац и так и остался лежать, размазав лицо по песку. Он понимал, что скорее даст себя убить каким угодно способом, но не сможет принять этот самый упор лёжа со всеми вытекающими.
Через пять секунд, как и следовало ожидать, над ним раздался рёв сержанта:
– Хендрикс! Какого дьявола ты тут разлёгся, как на девке после спаривания? По команде «упор лёжа» тело действительно принимает горизонтальное положение, но о землю опираются только ладони и носки ботинок. Если ты считаешь, что армия – это что-то типа пикника, то я приложу все усилия, чтобы тебя в этом мнении разуверить.
Джим поднял голову и вдруг, неожиданно как для себя, так и для окружающих, отчётливо произнёс:
– Да пошёл, ты, сержант, к такой-то матери!..
***
После двенадцатичасовой отсидки в карцере Джим предстал перед офицерской комиссией. Сам Такер никогда бы не нажаловался на него офицерам – у него были собственные методы воздействия на солдат. Но как раз в момент, когда рядовой Хендрикс разъяснял сержанту Такеру, куда именно тот должен пойти вместо оценивания качества отжиманий, мимо плаца проходил какой-то лейтенантишка из штаба. И тут же заявил, что с солдатами, непочтительными к старшим по званию, разбираться необходимо по всей строгости. Впрочем, отсидев в карцере, Джим решил, что это ему как раз на руку.
Председательствовал в дисциплинарной комиссии седой полковник, лицо которого наискось пересекал отчётливый шрам, оставшийся ещё со времён Второй мировой. Он ещё раз перелистал бумаги и поднял глаза на проштрафившегося.
– Ну что, рядовой Хендрикс… Ваше дело даёт нам весьма нерадостную картину. Здесь говорится, что вы ленивый, безалаберный солдат. К приказам относитесь наплевательски. Успехов в физической и строевой подготовке от вас не видно. А вчера вечером вы имели наглость проявить непочтительность крайней степени к старшему по званию. Как вы можете это объяснить?
Джим разглядывал носки своих ботинок. Хорошая обувь, удобная. Ещё бы не пекло так. Всего девять утра, а уже жара. И это после недели проливных дождей!..
– Ну, рядовой, что же вы молчите? Мы хотели бы услышать от вас, чем вы можете объяснить своё поведение.
Джим ковырнул землю ботинком, после чего разомкнул наконец губы и тихо произнёс:
– Я люблю сержанта Такера.
– Что-что? – переспросил полковник, приподнимаясь над столом.
– Я люблю сержанта Такера!
На этот раз вся комиссия расслышала фразу совершенно отчётливо…