Рок
Шрифт:
– Конечно!
– Хм-м, – Харман в раздумье потер подбородок, свою бородку он сбрил в честь свадьбы дочери, и начал вспоминать вслух. – Темнокожая раса жила замкнуто и компактно, составляла около пяти процентов населения Ирии, жила в основном за счет курортного бизнеса…
– Неправда это, отец, – холодно и отчужденно перебил его Глетчер, – мой народ всегда был народом музыки, науки и религии. Это не я сказал, о нем так говорили другие народы. Звездные технологии рождались в основном в наших лабораториях. Корабли строились на наших заводах, хотя, конечно, в космических проектах участвовали все. Я не понимаю…
– Я и сам теперь не понимаю. Возможно, кто-то просто хотел скрыть
Последовала долгая пауза. Глетчер чувствовал комок в горле: его гордый и такой живой народ, миллионоликий, миллионорукий, буквально испарился, исчез с лица Ирии, со всей своей многовековой историей, культурой! Как такое может быть?! За что?
– Может, на сегодня хватит?
– Ну уж, нет!
– Хорошо, тогда слушай дальше. Только ответь сначала на вопрос, какой сегодня на Ирии год?
– То есть как это – какой? 9706 год, конечно!
– А вот, и ошибаешься, Барри. Большой Взрыв, как мы его называем, был столь сокрушительным, что впоследствии мы ввели новое летоисчисление. Сейчас 5001 год.
– Получается, что я старше будущего Ирии на три года.
– Получается, что старше. Только не на три, на четыре, лирий ведь не сразу рванул. Мне продолжать?
– Да, конечно.
– Во время Большого Взрыва пострадала не только темнокожая раса, досталось и желтолицым. Радиация нанесла огромный урон их генофонду, и они стали быстро вырождаться. Сейчас их несколько десятков миллионов и они живут в двух городах в Северных территориях. Что касается краснолицей расы, то она не существует уже полторы тысячи лет.
– А с ними-то что произошло, они же жили на северо-востоке?
– Совершенно верно. Взрыв здесь ни при чем, Барри. Они просто исчерпали себя. Их генотип растворился в других народах. Насколько я знаю, еще в твое время у них были проблемы с рождаемостью?
– Да, я слышал об этом. В газетах печатали, что раса балансировала на грани минимальной популяции.
– За тысячи лет твоего отсутствия, Барри, многое изменилось. Ты взял на себя смелость заглянуть в далекое будущее, но при этом твое настоящее неизбежно стало далеким прошлым. Ты должен это принять, а понять можешь и не сразу.
Харман подошел к печальному зятю и тронул его за плечо.
– Ты знаешь, Барри, у меня есть отличная пшеничная водка, очищенная по специальной технологии, просто слеза. Давай выпьем? Глетчер молча кивнул головой. Задавать вопросы больше не хотелось.
ГЛАВА 17 в которой Барри размышляет об ирилии и о Большом Взрыве.
На следующее утро он проснулся с тяжестью в голове. Прошедшие годы алкогольного воздержания совершенно отучили пить. Барри тихо поднялся, чтобы не разбудить жену, и побрел в ванную комнату. Приняв душ и выпив два стакана воды, он почувствовал себя более-менее сносно. Хотя спать не хотелось, Глетчер опять лег. В уютном предрассветном полумраке рядом с Алисой хорошо думалось.
Вообще-то он никогда не любил водку, предпочитая ей хорошее сухое вино. Но Харман преподносил все новые и новые новости, подливая жгучий ледяной напиток. Барри слушал, пил и не ощущал горечи, потому что настоящая горечь оседала у него в душе. Сейчас, обнимая жену, слушая ее ровное дыхание, Глетчер пытался осмыслить то, что говорил ему тесть.
Южные территории составляли 20–25% поверхности единственного континента планеты и были отделены от остальной суши несколькими горными хребтами и среднегорьем. Это всегда выделяло Южные территории: климатом, природой, обособленными этническими и культурными традициями его народа. Так было многие тысячелетия, пока
Глетчер вспомнил третью планету солнечной системы, открытую их экспедицией. Она была покрыта реками и ручьями, как паутиной, мощь этих потоков несла колоссальное количество энергии, ее просто надо было взять. На Ирии все было иначе: материк только один, всего лишь несколько больших рек, текущих с Севера из реликтовых ледников. Энергии, получаемой от них, всегда не хватало. К тому же, все эти реки и гидроэлектростанции принадлежали другим народам. Южная территория могла довольствоваться только горными речушками и тем минимумом электроэнергии, который от них получала. Впрочем, темнокожего народа это как будто не касалось, он пел, плясал, занимался сельским хозяйством и свято почитал единого Бога.
Все изменилось после изучения ирилия. Темнокожий этнос, словно сжатая пружина, выстрелил в будущее открытием новой энергетики и на несколько столетий стал катализатором всей ирийской цивилизации. Именно на Южной территории были построены первые ракеты и спутники. Космическая программа, генерированная на Южной территории, потянула за собой всю науку и экономику Ирии. Через полвека молодые темнокожие ученые получали кафедры в ведущих высших школах континента, их приглашали руководить научными и техническими центрами, а они мечтали о звездах и заражали своей мечтой все человечество.
Правда, культура темнокожего народа по-прежнему считалась несколько странной, не вполне понятной, но вопреки или, напротив, благодаря этому она стала предметом моды и подражания. Молодежь всего континента охотно перенимала песни и танцы, все принялись писать стихи и романы, рассуждать о смысле жизни. Гуманитарии разного цвета кожи обсуждали феномен взрывного характера интереса к южному этносу; гадали, к чему это может привести, особенно если учитывать повышенную религиозность темнокожих; как это может отразиться на дальнейшем развитии прежде сугубо технократической и прагматической цивилизации. Храмы единого Бога были теперь везде, в каждом городе, и их посещали все народы Ирии. Официальная точка зрения единого правительства Ирии состояла в том, что человечество вошло в эпоху слияния в монолитное единое общество. Цивилизация бурлила молодостью и энтузиазмом, апофеозом которых стала звездная программа колонизации планет в иных звездных системах.
Таким оставил Глетчер свой мир, когда был включен вторым пилотом в состав экипажа «Первого Звездного», мир, в котором его народ был «душою» общества. И вот через пять тысяч лет от его народа не осталось даже архивов.
Харман рассказывал, что сразу же после взрыва цивилизация оказалась на грани хаоса и развала. Воздушные потоки разносили радиоактивную заразу по всему континенту. Человечество в панике начало превращаться в скопище существ, озабоченных только желанием выжить. Исторические хроники отражали дикость и апокалиптический хаос, преступления и убийства приняли глобальные масштабы, парализовали власть: она не была готова к таким социальным потрясениям после многих столетий спокойствия и процветания. Только огромное напряжение всех здоровых и разумных сил остановило распад. Научные и технические усилия были брошены на поиск выхода, на ликвидацию последствий чудовищной катастрофы. Обо всех космических программах немедленно и навсегда забыли, считая их напрасной тратой и без того скудных ресурсов.