Рокировка Сталина. С.С.С.Р.-41 в X.X.I веке
Шрифт:
Застава застыла в тревожном ожидании. И не зря — ночью к ограде подобрался посланный местными мальчишка и передал записку. Майбородский прочитал и смачно выругался. Собственно, текст записки являлся переводом послания. Некие «моджахеды» предупреждали жителей кишлака о готовящейся против русских «акции». Таджикам предлагали оставаться в домах, а женщинам готовить пищу верным воинам Аллаха. Как положено, уверяли в полной безопасности. Перевод выполнил дед Ахмет, лучше всех в Саригоре знавший русский. От себя аксакал добавил, что кишлачники, которых не набиралось и сотни, включая детей, женщин и глубоких стариков, уже покинули дома и ушли в горы,
До смены нарядов оставалось еще часа два. Майбородский, решившись, объявил боевую тревогу. Словно в ответ на команду, на границе разгорелась стрельба. Гулко бухали винтовки, строчил «Дегтярев», непрерывно звучал сдавленный грохот, видимо от оружия басмачей.
Небольшой участок ровной земли, на котором стояли казарма, несколько хозяйственных построек с конюшней и собачим питомником, ожил. Поднятые тревогой и стрельбой пограничники и красноармейцы занимали согласно боевому расписанию места в стрелковых ячейках и у орудий. И тут на заставу обрушился массированный артиллерийско-минометный обстрел. Ничего подобного лейтенанту видеть еще не приходилось. Разрывы вздымались по всей территории заставы. Что-то бухнуло внутри казармы, через окно спального помещения выплеснулось пламя. После очередного разрыва бежавший через двор красноармеец упал, и лейтенант бросился к нему, чтобы оттащить раненого в укрытие. Взрыва накрывшей его мины Майбродский не увидел…
— Серый! На пять часов!
— Вижу! — Борин повел стволом, и длинная очередь накрыла группку людей в темном. В ответ на позицию снова обрушились мины.
— Суки, специально в черное вырядились, чтобы ночью видно не было, — прокомментировал Федька Капитонов, скатившись на дно ячейки.
— Ничего, — буркнул Борин, устраиваясь рядом, — мы и в темноте видеть умеем. И стрелять не разучились. «Максим» — это не ихние пукалки! Сейчас отстреляются — и продолжим. Как там прикрытие, живы?
— Были вроде. У тебя вода есть?
— Нет, — Сергей вздохнул. Пить хотелось неимоверно. А вода, запасенная для пулемета, давно уже ушла в пар, остужая раскаленный ствол «станкача». — Утихло вроде, сейчас опять полезут!
Точно, полезли, прямо на скашивающие их очереди. В психическую поднялись! Можно подумать, страшнее наших басмачей! И не останавливаются уже, суки, под свой же огонь лезут… А вот хрен вам! Мы тоже умеем не прятаться…
— Ну что там, Мишка?
— Так все, товарищ старшина! Осколком в рацию садануло. Только и успел передать, что по нас с вершин садят! Подтверждения не дождался. Прошло — не прошло, хрен их ту маму знает!
— Так на хрен ты этот гроб с собой таскаешь? Бери винтовку и в третью ячейку! Только через двор не беги, прибьют. За конюшней ховайся да по-над стеночкою!
Выстрелы, грохот…
— Мишка, живой?
Тишина в ответ. Приподняться, посмотреть в наползающей серости рассвета. Да, такое и в темноте не спутаешь. «Прощай, Мишаня! Нет, до свидания! Скоро встретимся. Недешево ты им достался. И я еще цену подбавлю. Сейчас, до гашетки доберусь… Сука, как бок болит. И нога. Достали, гады. И голова кружится. Контузия, наверное. Или от кровопотери… Перевязать бы надо. А, наплевать! Вся не вытечет. Не успеет.
Ну, идете, сволочи? Молодцы! Идите сюда! А теперь получите! За Мишку! И за меня! За всех получите!..»
— Русский,
«Разорались, бляди! — подумал Климов. — Засечь бы, где эта говорилка у них стоит, да садануть чем-нибудь…»
Словно отвечая мыслям, грохнул одинокий разрыв, и громкоговоритель заткнулся на полуслове. «Получите! У нас тоже минометы есть»! В ответ опять обрушился шквал огня. «М-да… А у них реактивные снаряды и ручной пулемет у каждого… Так, старшина, отставить пораженческие мысли! Ты советский пограничник! И хрен тебя возьмешь такой фигней! А басмачи уже совсем близко».
— Дуб, Николай и Халитов! Гранаты к бою! Остальные, прикрываем!
Халитов упал на втором броске. Снайперская пуля ударила в голову, сбила обгоревшую фуражку. Выходное — на весь затылок… Остальные удачливее. Откидались.
«Черт, у них еще и гранатометы! И патронов почти нет».
Андрей Елизаров бежал по питомнику, сбивая замки с клеток вольера, где, безудержно лая и скуля, метались в вольерах овчарки. Не мог инструктор службы собак забыть о своих четвероногих подопечных. Может, хоть из них кто-нибудь спасется. А может, и… В любом случае своих от чужих псы отличить сумеют.
Успел. Выскочил во двор и тут же вскинул винтовку. Уже здесь, сволочи! Выстрел, второй, третий… И ответные автоматные очереди в упор. И кружащееся небо… Ослепительно-голубое рассветное небо. На Орловщине оно таким не бывает…
Пятеро подошли к еще живому телу. Один со смехом пнул Андрея ногой, а затем взмахом длинного кинжала отсек голову. И заорал, отбрасывая свой трофей в сторону. Сосед, успевший поднять автомат, перечеркнул очередью впившееся в горло бородача темное мохнатое тело. «Не будут услаждать Салмана гурии». Адская боль между ног заставила выронить оружие. Трое уцелевших душманов, крича и заполошно стреляя, бросились назад и упали, сбитые ровной строчкой пулеметной очереди…
Старшина, пригибаясь на бегу, пересек двор и свалился в окоп за казармой. Здесь собрались последние уцелевшие защитники заставы. Десять человек. Басмачи шли в открытую, почти не скрываясь от редких выстрелов пограничников.
— Патроны есть?
— Считай, что нет, товарищ старшина, — ответил сержант Иванов, загоняя последнюю обойму. Вскинул винтовку. Выстрел. Старшина дал короткую очередь из трофейного ручного пулемета и отбросил бесполезную игрушку в сторону. Подобрал винтовку красноармейца. Имени не запомнил, а может и познакомиться не успел.
— В штыки, братцы!
Вот так, не по-уставному — «братцы». И десяток поднялся как один человек В считаные мгновения сократил дистанцию. Длинные, четырехгранные острия впились в тела, удары прикладов обрушились на растерявшихся бандитов. Откуда-то, словно из-под земли, с грозным рычанием бросились на поддержку черные гибкие тела двух уцелевших собак. Моджахеды дрогнули, побежали в стороны. Но, увидев, сколь малочислен противник, снова бросились вперед.
Старшина всадил последнюю пулю в басмача, активно машущего руками чуть в отдалении, ударом штыка уронил с ног второго, прикладом свалил третьего, ощутил острую боль в спине… И уже лежа, увидел, как Иванов, единственный, оставшийся на ногах, выдернул кольцо гранаты и бросил ее вверх, как упал Алый, последний пограничный пес, весь израненный, но успевший вцепиться в ногу еще одному бородачу…