Рокировки
Шрифт:
Однажды вечером мы с женой смотрели по телевизору новинки трикотажной одежды. Я устал за день и дремал, но вдруг вскочил, едва не врезавшись лбом в экран.
— Что с тобой? — спросила Елена.
— Знакомую увидел.
— С парохода?
Иронично так сказала. Я готов был закричать в ответ на необоснованное подозрение. Лампочки были потушены, и я толком не мог разглядеть ее лица.
— Я там подружился с дюжиной таких красавиц.
— Но вскочил как ужаленный — из-за одной.
Я молчал.
— И не убеждай меня, пожалуйста, — продолжала Елена, — что
Походив по комнате (полы ее пеньюара развевались), жена скрылась в спальне.
На этот раз я ничего не ответил. Удар был двойным. Я не знал, что Краси манекенщица — то ли она скрыла это, то ли я пропустил мимо ушей какое-то ее объяснение. Как бы то ни было, важнее всего было сейчас то, что манекенщиц я относил к разряду женщин легкого поведения, а Краси к этой категории причислять не хотел. И еще неожиданность: каким-то образом я дал Лене повод для ревности.
Да, мне приятно видеть Краси — приятно на нее смотреть, слушать ее. И только. Я не «сохну» по ней, не пытаюсь затянуть в постель. И все же Елена уловила нечто, а значит, дело не обойдется мелкими придирками.
Два месяца спустя Тони напечатал в газете что-то вроде очерка обо мне. Говорю «что-то вроде очерка», поскольку речь там идет как бы обо мне и как бы обо всех людях такого типа, ну и, конечно, воспеваются все добродетели криминалистов. Хорошо, что не упомянул мою фамилию, не то пришлось бы краснеть перед коллегами и начальством.
Именно в то время компания моих молодых приятелей помогла мне раскрыть одно дело о контрабанде, провозимой иностранными студентами, и это укрепило нашу дружбу.
Еще через два месяца Тони устроился на постоянную работу в газету. Краси и Дашка стали манекенщицами в Доме моделей, где Тоди, как я узнал, был каким-то начальником.
Несколько раз Тони предлагал мне поехать куда-нибудь в горы — не останавливаться ни в каких там гостиницах или домах, а ночевать в палатках. Или даже построить обыкновенный шалаш.
Краси добавила:
— И непременно будем печь на углях мясо и грибы! Поедем, бате Велко, ты же сам говорил, что заядлый грибник.
У каждого мальчишки есть, наверное, свой кумир. Был такой и у меня. Для кого-то это герой из книги или фильма, для другого это человек, которого он видел и слышал. Моим — и не только моим — кумиром стал бывший партизан, герой войны Райко Моряк. Я подражал его походке, его жестам, его произношению. Я стал охотником и грибником потому, что он им был. Курил потому, что он курил, даже сигарету держал точно как он, прилипшей к нижней губе, до тех пор, пока она не обжигала. Чтобы отучить от этой привычки, жена купила мне трубку. Едва ли имеет значение, что и как я курю, пояснила она, ибо от трубки бывает рак горла, а от сигарет рак легких. Гораздо важнее, что я не буду рассыпать сигаретный пепел по комнатам и не буду вынуждать ее постоянно за мной подметать.
Я не верил, что ко мне не пристанет какой-нибудь рак (хотя до «ракового возраста» было еще далеко), но ради мира в семейном гнезде начал курить трубку. Когда однажды утром я закурил трубку, набив ее ароматным табаком, мои коллеги так и прыснули:
— Ну вылитый Шерлок Холмс!
С тех пор и пошло-поехало — где шуткой, а где всерьез прилепили мне прозвище Наш Шерлок.
У Райко Моряка перенял я еще одну привычку. Бродя по лесам, независимо от того, один он или с приятелями, он разводил костер и садился около него. Если не было мяса или домашней колбасы, он запекал на углях грибы или ломти хлеба и съедал их с не меньшим удовольствием, чем свиную отбивную. Рассказывают, даже если ты досыта, до отвала наелся своих любимых блюд, стоит только увидеть, как Райко облизывает пальцы, и услышать его восклицания да настойчивые приглашения, ты вмиг станешь голодным.
Не раз говорил я со своими молодыми приятелями о Моряке и о том, что перенял от него, потому они, может, и пристали ко мне с пикником. Хоть сутки мечтали провести на природе. Ладно, решил я, не будет вырезки — наберу им грибов. И как-то в воскресенье повел всю компанию в Лозенские горы. У меня в машине были Краси и Тони, а в старом, побитом «опеле» Тоди поехала Дашка.
Остановились на маленькой полянке. Прошлым летом я в этом лесу напал на грибное место. И сейчас мне тоже должно было повезти, я это чувствовал.
— Давайте-ка, — сказал я девушкам, — подготовьте мясо. А парни тем временем соберут сухих веток и разведут огонь. Не забудьте нарезать палочек для шашлыка. Я иду за грибами.
— Бате Велко, я с тобой! — заявила Краси. — Хочу стать… грибничихой!
Тони взглянул на нее. Ничего не сказал, но ясно было, о чем он промолчал. Тоди что-то пробормотал негромко, однако так, что слышали все:
— Любовь на опушке… М-да, почему бы не попробовать?
— Буду поблизости, — сказал я, вытащил из багажника корзину и потопал, словно и не ждал никого.
Краси пошла следом за мной. Когда мы отошли, проговорила спокойно:
— У меня нет охоты ни любовью с тобой заниматься, как намекнул тот дурак, ни становиться грибничихой. Хочу спросить… Не хочешь ли ты стать посаженым отцом?
Я остановился и повернулся к ней.
— Замуж собираешься?
— Через месяц.
— За кого?
— Как «за кого»! За Тони.
— Устроили путаницу. Самая что ни на есть распрекрасная гадалка не угадает, кто у вас с кем! — сердито сказал я, сам не понимая, почему сержусь.
— Путаница, на которую ты намекаешь, сегодня никого не смутит, разве что слабака какого-нибудь.
— Ну и заявление!
— Прошу тебя, бате Велко, прекрати. Все вы горазды выступать против внебрачных связей, а на деле никто своего не упустит… Во время бракоразводных процессов в суде на особенно строгих взысканиях знаешь кто настаивает? Судьи, которые сами шляются к чужим женам. В древние времена любовь не была пороком, вспомни античные нравы. Мы ведь с тобой рассматривали рисунки каких-то купален в старой Помпее, и тебя от этих рисунков с трудом оторвали — тебя, бабушек и дедушек. Вот и скажи теперь, почему сегодня дело продолжения рода считается постыдным деянием?