Рокоссовский
Шрифт:
Сравнивая эти два документа, можно сделать вывод, что Рокоссовскому приходилось прибегать к услугам заградительных отрядов, к расстрелам и иным репрессиям относительно реже, чем командующим другими фронтами, участвовавшими в Сталинградской битве. С одной стороны, это связано с тем, что войска Рокоссовского почти не оборонялись, а главным образом наступали. С другой стороны, Константин Константинович, как мы помним еще по истории с бывшими зэками, сражавшимися на Брянском фронте, всегда предпочитал делать ставку не на репрессии, а на убеждение и доверие. Хотя при необходимости без колебаний прибегал и к заградотрядам, и к расстрелам трусов и паникеров.
В те дни произошел один забавный случай. Бывший командующий 66-й армией генерал А. С. Жадов вспоминал, как 24 октября
«поздно вечером командующий фронтом К. К. Рокоссовский заслушал мой доклад по итогам боев за истекший день и согласился с моим выводом о необходимости соединениям армии закрепиться на достигнутом рубеже.
— Васильев (псевдоним Сталина. — Б. С.)очень доволен действиями армии, — сказал в заключение нашего разговора Рокоссовский. — Однако ему не понравилась ваша фамилия. Он просил передать вам его пожелание изменить ее. К утру доложите свое решение.
Задача мне была поставлена щекотливая и необычная. Поменять фамилию, с которой родился, прожил почти полжизни! Но пожелание Верховного — больше чем пожелание. Это приказ!
Я
— Не стоит вам, Алексей Семенович, ломать голову, — сказал после некоторого раздумья Феодосий Константинович Корженевич. — Можно сохранить фамилию в своей основе и заменить лишь букву „и“ на букву „а“.
Его предложение пришлось мне по душе. В донесении, направленном утром 25 ноября командующему фронтом, я просил впредь мою фамилию читать — Жадов. Через несколько дней мне вручили резолюцию Верховного Главнокомандующего. „Очень хорошо. И. Сталин“. Этот документ у меня сохранился».
Забавно, что ни у Рокоссовского, ни у самого Жадова приказание поменять природную фамилию последнего Жидов особого удивления не вызвало. Алексей Семенович вроде был не в восторге от приказа Сталина, но даже пикнуть не посмел. Рокоссовский же так описал этот случай в мемуарах:
«По пути на свой КП мы заехали в 66-ю армию к А. С. Жадову. Настоящая его фамилия была Жидов, а сменил он ее при следующих обстоятельствах. Однажды Сталин, выслушав по ВЧ мой доклад о причинах медленного продвижения войск 66-й армии, спросил меня, что представляет собой командующий. В ответ на мою положительную оценку тут же поручил лично переговорить с Жидовым о замене его фамилии на Жадов. Я поначалу не понял Сталина, а поэтому крайне удивился такому предложению. Сказал, что командарм не принадлежит к тем, кто пятится задом. Правда, его войска не смогли сейчас продвинуться, но о причинах я только что докладывал. При этом еще раз подчеркнул, что Жидов армией командует уверенно. Сталин на мое возражение заметил, что я его, по-видимому, не понял. Никаких претензий к Жидову как к командующему он не имеет, но в армии некоторую роль играет и то обстоятельство, как звучит фамилия военачальника. Потому-то мне следует уговорить Жидова сменить фамилию на любую по его усмотрению. После переговоров командующий 66-й согласился стать Жадовым. Свою роль „крестного отца“ я выполнил. Когда доложил Сталину, тот остался доволен».
Сталин, несомненно, учитывал достаточно широко распространенный в армии антисемитизм, которого и сам был не чужд. Рокоссовский же, как и Жадов, не увидел ничего дикого в том, что Верховный главнокомандующий приказывает одному из генералов изменить фамилию. Константин Константинович, похоже, начал думать, что Сталин всегда прав. Или все-таки в глубине души возмутился такому приказу, но не стал переносить свое возмущение на бумагу? Кто знает.
Впрочем, в 66-й армии Жидова-Жадова в тот момент действительно не все было благополучно. Об этом свидетельствует Докладная записка Особого отдела Донского фронта о наступательных операциях армии от 30 октября 1942 года, адресованная Абакумову:
«Приказом Ставки Верховного Главного Командования и Военного совета фронта, частям 66 армии была поставлена боевая задача — с утра 20.10 на указанном участке начать наступление, прорвать оборону противника и к 23.10.42 г. соединиться с войсками Сталинградского фронта, истребить вражескую группировку, прорвавшуюся к реке Волге.
Для обеспечения выполнения этой задачи 66 армии, кроме входивших в ее состав пяти стрелковых дивизий, были приданы четыре СД из 24 армии и четыре свежих СД из резерва Ставки (62, 212, 226 и 252 СД).
Армии было также придано: 23 артполка РГК, 12 гвардейских минометных полков, несколько танковых бригад. На каждый километр линии фронта армии приходилось 74 орудия, не считая минометов и установок „PC“.
Авиация фронта работала на участке армии по штурмовке противника и прикрытию наших частей с воздуха.
Основная задача — прорыв обороны противника была возложена на новые дивизии, прибывшие из резерва Ставки. По плану операции 62, 212, 252 СД, сменив старые дивизии, к 20.10.42 г. сосредоточились на исходном рубеже. Остальные дивизии занимали оборону, сковывали противника, прикрывали правый фланг армии. Ведя боевые действия, 62, 212, 252, а с 24.10 и 226 СД, за период с 20 по 26.10 необходимого успеха не имели.
За время наступательных операций противник оказывал только огневое сопротивление — артиллерией, минометами, пулеметно-автоматическим огнем. Было несколько слабых налетов авиации. По показаниям пленных немцев, участок наступления наших частей обороняют части 3-й мотодивизии противника, сильно потрепанные в боях.
Несмотря на большое превосходство наших наступающих частей в людях, огневых средствах, танках, авиации задача, поставленная Ставкой, частями 66 армии не выполнена.
На 26.10.42 г. части продвинулись самое большее на 3 км и заняв 3–5 линий немецкой обороны, приостановили наступление, понеся большие потери в личном составе (до 4–5 тыс. каждая дивизия).
Командование фронтом, в частности: командующий генерал-лейтенант Рокоссовский, нач. штаба генерал-майор Малинин, зам. командующего фронтом генерал-майор Трубников, а также командование армией, в частности: командующий генерал-майор Жадов и др., объясняя причины неуспеха на фронте и невыполнения задачи, заявляют о том, что наша пехота, особенно новые дивизии, — не обучена, воевать не умеет и не способна выполнить поставленной задачи. Высказывают мнение о необходимости прекратить наступательные действия, перейти к обороне, а новые дивизии отвести в тыл для переобучения.
26.10. командующий фронтом генерал-лейтенант Рокоссовский, будучи в штабе 66 армии и делясь впечатлениями о проводимой операции, заявил: „…Прибывшие новые дивизии к бою совершенно не подготовлены. Сегодня буду докладывать тов. Сталину, просить его, чтобы личный состав вновь формируемых дивизий хотя бы месяц проходил боевую подготовку…“
В тот же день командарм-66 генерал-майор Жадов, на вопрос начальника Особого отдела 66 армии тов. Сервианова — почему не имеем успеха, ответил: „…Люди не обучены и совершенно не подготовлены, многие совершенно не умеют владеть винтовкой. Прежде чем воевать, надо новую дивизию хотя бы месяц обучать и подготавливать. Командный состав как средний, так и старший, тактически безграмотный, не может ориентироваться на местности и теряет управление подразделениями в бою. Дивизии, прибывшие к началу операций на фронт, потеряли до 4000 чел. каждая. Вести дальнейшее наступление считаю невозможным, это приведет только к лишним потерям личного состава. При наличии большого артогня и массированных налетов нашей авиации, части продвигаются очень медленно… Авиация противника активности не проявляла. Силы противника перед фронтом 66 армии незначительные (рота имеет 27 чел.), противник собрал солдат из тылов…“
26.10.42 г., нач. штаба фронта генерал-майор Малинин, зам. командующего фронтом генерал-майор Трубников, в присутствии нашего оперработника, делились мнениями о ходе наступления наших частей.
На вопрос оперработника — успешно ли проведена артподготовка, как действует наша авиация, подавляет ли она огневые точки противника, Трубников, махнув рукой, ответил: „…Дело здесь не в авиации, дело в том, что пехота у нас ни черта не стоит, пехота не воюет, в этом вся беда…“
Малинин, поддерживая Трубникова, заявил: „…Пехота не подымается, артподготовка у нас достаточная, средств артиллерийских у нас столько, что и говорить не приходится, на один километр у нас 74 орудия. Кроме того, на этом участке 12 минометных полков.
У немцев здесь ни черта нет, немцы безусловно несут большие потери от нашего минартогня. На этом участке у нас несомненное большое превосходство во всем и превосходство в авиации. Авиация противника в эти дни нас беспокоит слабо, да и танков у нас неплохо… Пехота у нас никудышная… Дать сюда хорошо обученный полк решительных бойцов, этот полк прошагал бы до Сталинграда… Дело не в артиллерии, всех огневых точек не подавишь. Артиллерия свое дело делает, прижимает противника к земле, а вот пехота в это время не подымается и в наступление не идет…“
Командующий фронтом Рокоссовский, под впечатлением того, что причиной неуспехов являются плохие действия бойцов-пехотинцев, пытался для воздействия на пехоту использовать заградотряды.
Рокоссовский настаивал на том, чтобы заградотряды шли следом за пехотными частями и силой оружия заставляли бойцов подниматься в атаку».
Я неслучайно так обильно цитирую документы Особых отделов. Только они дают подлинное представление о качестве того человеческого материала, которым приходилось руководить Рокоссовскому и другим советским полководцам. Константин Константинович и работники штаба фронта делали упор на плохую подготовку бойцов пехоты, особисты — на плохую подготовку командиров всех уровней. Правы были и те и другие. Начальник Особого отдела Донского фронта В. М. Казакевич пытался оспорить утверждение Рокоссовского и его товарища о том, что в бой приходилось бросать практически необученных людей. Особист приводил статистику личного состава дивизий 66-й армии, стараясь доказать, что в новых, недавно сформированных дивизиях вполне достаточно кадрового, опытного состава и они по этому показателю не отличаются от дивизий, сформированных давно. Здесь Казакевич был прав в том смысле, что недавно сформированные дивизии Красной армии осенью 1942 года по качеству своего личного состава принципиально не отличались от тех дивизий, чьи штабы существовали еще до войны. Но общим у старых и новых дивизий было как раз то, что из-за больших потерь везде преобладало необученное пополнение.
Таким образом, Рокоссовскому приходилось руководить такими солдатами и командирами, степень подготовки которых позволяла им противостоять опытным, хорошо подготовленным солдатам и офицерам вермахта только ценой очень больших потерь. Мне кажется, что Константин Константинович был одним из немногих, если вообще не единственным военачальником Красной армии, кто с успехом смог бы успешно командовать большими массами войск в армиях западных стран, где действительно требовалось беречь людей и стараться достигать максимального результата при минимальных потерях. Но Рокоссовский был достаточно умен, чтобы понимать, что его стремление «воевать культурно» не должно выходить за некоторые пределы, диктуемые сталинской системой. На первое место в этой системе требовалось ставить захват территорий и достижение некоторых стратегических и политических целей, а не достижение наиболее благоприятного соотношения своих и неприятельских потерь. Попытка на практике воевать не числом, а умением, действовать чересчур самостоятельно неизбежно вела к гибели.
После неудачи наступления 19–23 октября и Рокоссовскому, и Ставке стало ясно, что узкий коридор, отделяющий 62-ю армию от войск Донского фронта, имеющимися силами ликвидировать не удастся. К тому времени в Ставке и Генштабе созрел план более широкой операции, предусматривающей окружение основных сил 6-й немецкой армии.
Рокоссовский так изложил события, связанные со Сталинградским контрнаступлением, в своих мемуарах:
«При здравой оценке создавшегося положения и в предвидении надвигавшейся зимы у врага оставался только один выход — немедленный отход на большое расстояние. Но, недооценивая возможности Советского Союза, противник решил удержать захваченное им пространство, и это было в сложившейся обстановке своевременно использовано нашим Верховным Главнокомандованием.
О предстоящем контрнаступлении мы узнали уже в октябре от прибывшего снова заместителя ВГК Г. К. Жукова. В общих чертах он ознакомил нас, командующих Донским и Сталинградским фронтами, с намечаемым планом. Все мероприятия проводились под видом усиления обороны. В период 3–4 ноября в районе 21-й армии Г. К. Жуков провел совещание с командующими армиями и командирами дивизий, предназначенных для наступления на направлении главного удара. Здесь же отрабатывались вопросы взаимодействия Донского фронта с Юго-Западным на стыках. Подобное мероприятие было проведено и с командным составом Сталинградского фронта.
Меня несколько удивило то обстоятельство, что совещание носило характер отработки с командирами соединений вопросов, которые входили в компетенцию командующего фронтом, а не представителя Ставки.
Другое дело — увязка взаимодействий между фронтами. Здесь могут возникнуть вопросы, которые легче решить представителю Ставки тут же, на месте.
Для увязки некоторых вопросов взаимодействия мне еще пришлось побывать на командном пункте командующего Юго-Западным фронтом генерала Ватутина, где находился и начальник Генерального штаба Василевский. Мне показалось странным поведение обоих. Создавалось впечатление, что в роли командующего фронтом находится Василевский, который решал ряд серьезных вопросов, связанных с предстоящими действиями войск этого фронта, часто не советуясь с командующим. Ватутин же фактически выполнял роль даже не начальника штаба: ходил на телеграф, вел переговоры по телеграфу и телефону, собирал сводки, докладывал о них Василевскому. Все те вопросы, которые я намеревался обсудить с Ватутиным, пришлось обговаривать с Василевским».
Рокоссовскому в той роли, в которой без особых для себя неудобств пребывал Ватутин, быть не доводилось.
По свидетельству П. И. Батова, 20 октября Рокоссовский сказал ему: «На днях получите указания для разработки армейской операции. Всего в наступлении будет участвовать семь армий. Думаю, начнем в праздники… А сейчас поедем на плацдарм, хочется поглядеть на ваших орлов».
Батов так изложил замысел операции, в которой его 65-й армии из всех армий Донского фронта отводилась основная роль:
«В системе трех фронтов основной удар наносили с севера войска Н. Ф. Ватутина, в их числе и наш правый сосед — 21-я армия. Цель у И. М. Чистякова — прорвать оборону, ввести в прорыв крупные подвижные соединения и быстрее выйти на Калач. Но при этом левый фланг 21-й армии оказывался под опасной угрозой удара сильной немецкой группировки (я называю ее сиротинской), стоявшей в малой излучине Дона. Тут-то и начиналось дело 65-й армии. Наступая с Клетского плацдарма, ее дивизии должны были принять на себя удар немецких танковых и пехотных частей и надежно прикрыть фланг армии И. М. Чистякова, которая в это время будет громить румын. Такова была наша первая задача. Потом нашим дивизиям вместе со стрелковыми частями Чистякова предстояло выйти в район Песковатки и тем самым уплотнить кольцо вокруг отрезанной группировки противника, довершив дело, начатое подвижными соединениями. Наконец, третья и последняя задача, которую наша армия решала уже в интересах своего фронта: являясь его главной ударной группировкой, мы охватывали с юго-запада сиротинскую группировку немецко-фашистских войск, в то время как генерал И. В. Галанин должен был перехватить переправы в Вертячем. Таким образом, 65-я и 24-я армии отрезали несколько отборных дивизий немцев, не говоря уже об армейском корпусе румын».