Роковая Фемида. Драматические судьбы знаменитых российских юристов
Шрифт:
В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, — женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественности нужно призвать кару закона, тогда — да совершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь!
Но много страданий может прибавить ваш приговор для надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратили возможность повторения случая, вызвавшего
Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников».
В. И. Засулич присяжными заседателями была оправдана.
А. Ф. Кони так описывает это событие: «Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить ни взрыва звуков, покрывших голос старшины, ни того движения, которое, как электрический толчок, пронеслось по всей зале. Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: „Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!“ — все слилось в один треск, и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократичном отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали…»
А вот как описывает свои впечатления от процесса начальник дома предварительного заключения М. А. Федоров: «Я слышал многих защитников, но никто из них не говорил так сильно, так убедительно как Александров, защитник Засулич. Впервые тогда я слышал на суде взрыв аплодисментов, не только со стороны обыкновенных смертных, переполнивших зал и хоры, но и среди лиц, сидевших за судейским столом, из которых на многих виднелись звезды».
После вынесения оправдательного приговора, публика носила Александрова по улице на руках. Триумф его был полный. Речь Александрова обошла не только всю русскую, но и мировую прессу. Престиж присяжных поверенных в глазах общества поднялся на небывалую высоту.
Речь Александрова высоко оценивали и его коллеги-адвокаты. Н. П. Карабчевский назвал ее «потрясающей по силе и выразительности». Д. М. Герценштейн писал, что Александров «просто превзошел самого себя… Он не защищал Засулич, он обвинял весь строй — таково было впечатление, и в этом была его сила и залог его победы».
После процесса В. Засулич Александров, сразу став знаменитым, успешно осуществлял защиту по многим политическим и уголовным делам. В начале 1880-х годов в качестве присяжного поверенного он участвовал в процессе «двадцати», в котором защищал Емельянова, в процессе «семнадцати». В марте 1879 года он защищал группу евреев Кутаисской губернии, обвинявшихся в похищении и умерщвлении, в ритуальных целях, шестилетней девочки.
Многие речи Александрова были образцом ораторского искусства. Современники вспоминали, что к своим речам он всегда тщательно готовился, добросовестно и скрупулезно изучал дело, долго и основательно обдумывал свою позицию. Во время самого процесса проявлял изобретательность, находчивость и проявлял истинные бойцовские качества.
Выступая в одном из процессов вторым после Александрова, известный русский адвокат Н. П. Карабчевский, когда ему было предоставлено слово, встал и сказал: «Я должен говорить, но я еще слушаю!» Так высоко он оценил великолепную двухчасовую речь Александрова.
Очень меткую характеристику дал речам Александрова и другой выдающийся юрист В. Д. Спасович: «Он был остер, как бритва, холоден, как лед, бесстрашен, как герой».
Свою последнюю речь Александров произнес по делу Нотовича 10 февраля 1893 года. Суть дела заключалась в следующем. В 1888 году в газете «Новости» была напечатана статья «О чем говорить». Вслед за ней еще несколько статей, в которых разоблачались злоупотребления в деятельности Санкт-Петербургско-Тульского банка. Члены правления банка подали жалобу прокурору Санкт-Петербургской судебной палаты, требуя
Выступая в этом процессе, П. А. Александров убедительно доказал несостоятельность обвинения редактора в так называемой клевете в печати. А вот что он сказал о мотивах, которые будто бы вызвали напечатание статей: «Господа судьи! С большим волнение я хочу сказать, что я не в силах бороться на почве этих обвинений, выдвинутых против Нотовича. Я человек старого времени, я принадлежу началом моей деятельности к первым годам судебной реформы. Я проникнут традициями того времени, а в то время всякая непорядочность в прениях удалялась и чистоплотность и порядочность прений считались одним из лучших украшений суда. Мне не по сердцу, не по вкусу, не по характеру и не по силам принимать борьбу на этой почве — исследовать мотивы, которыми руководствовался писатель, излагая ту или другую статью. Да разве преступления печати представляют такие крупные преступления, по которым нужно еще рыться в душе писателя и искать, почему он написал ту или другую статью?..
Мы не будем искать таких мотивов печатного произведения. Для чего на этих розысканиях останавливаться, отчего не поискать других причин? Ну, жены поссорились, дети передрались, кухарки пересплетничались, соседи перебранились — тогда придется выставлять на вид и тянуть всякую грязь.
Разве мотив статьи может иметь влияние на состав преступления? Разве он может иметь влияние на определение наказания? Умысел — да, это необходимый элемент клеветы, но мотив не имеет значения».
В заключение он сказал: «Но когда вы, господа, прибегаете к суду, просите обвинения в клевете, то нельзя возлагать на обвиняемого таких требований, чтобы он доказал с полной точностью все то, что в его статьях содержится о многосторонней и достаточно сокровенной деятельности. Требовать этого — значит закрывать уста печати. Уважая такие неудобоисполнимые требования, суд, может быть, закроет тому или другому недобросовестному писателю рот, но с этим вместе наложит молчание на всю печать.
Господа судьи! Не защита Нотовича ждет вашего приговора — его ждут от вас интересы общества и печати».
Суд вынес оправдательный приговор.
Эта речь П. А. Александрова, ставшая его «лебединой песней», считается одной из лучших, произнесенной в защиту свободы печати.
П. А. Александров скончался от астмы 11 марта 1893 года, на 55 году жизни.
Иван Логгинович Горемыкин (1839–1917)
«НИЧЕМ НЕ ВОЗМУТИМОЕ СПОКОЙСТВИЕ…»
30 января 1914 года Горемыкин вторично призывается на высший государственный пост — председателя Совета министров, сменив В. Н. Коковцова. На этот раз в кресле председателя он продержался два года, хотя непримиримая конфронтация с Думой продолжалась. Его первое же выступление в Государственной думе ознаменовалось огромным скандалом.
Иван Логгинович, отпрыск дворянского рода Горемыкиных, уходящего своими корнями в XVII век, родился 27 октября 1839 года в Новгородской губернии. Сначала родители дали ему хорошее домашнее образование, а затем устроили в Императорское училище правоведения, из которого он был выпущен в 1860 году и определен на службу в канцелярию первого департамента Правительствующего сената с чином титулярного советника. Карьера молодого чиновника начинается удачно — спустя несколько месяцев его назначают младшим, а в июле