Роковая любовь
Шрифт:
Исчезнувший платок и перерытый сундук оставались загадкой. Могла ли Бланш быть ночным бродягой; проникшим в Рок? Виктор отдал ей обручальное кольцо и тем самым откровенно напомнил, что: следы ее безумия все еще остаются. Он не понимал,– почему она не уничтожила их, и как она могла забыть, свой блокнот? Упущение? Болезненное желание оставить доказательство?
– Забери это к себе,– взмолился Виктор.
– Ты шутишь? Кати не должна прочесть это!
– Ты ничего ей не расскажешь?
– Даже не знаю... Во всяком случае, не сейчас. И без этих отвратительных подробностей...
Максим также прочел исповедь матери несколько раз, прежде чем вновь поднял голову. За это время Виктор принял душ и оделся, даже ответил на телефонный звонок Виржини, хотя был не в состоянии сказать ей ни одной связной фразы.
– Вик, мы должны сегодня быть на ужине у родителей,– вдруг вспомнил Максим.
Они подавленно смотрели друг на друга.
– Нет, это невозможно,– наконец вздохнул Виктор.
Оказаться сейчас перед матерью было выше его сил.
– Что же мы придумаем? Не явиться сразу обоим! А я тебя предупреждаю, что один не пойду...
– Мы ходим по кругу, Макс. С какой бы стороны мы ни брались за эту проблему, прежде нужно поговорить с папой.
– Сегодня?
– Ну, не знаю...
– Мы искорежим остаток его жизни! Вот что произойдет, если мы поторопимся.
Он с силой ударил кулаком по черному блокноту, так что Виктор вздрогнул от неожиданности.
– Эта штука хуже, чем граната с вынутой чекой! Если мы обнародуем ее невесть как и невесть где, мы разрушим все! Когда папа узнает правду, что, по-твоему, он сделает? Убьет маму? Пустит себе пулю в голову? Как ты представляешь себе его дальнейшее существование?
– Возможно, это будет первым глотком кислорода за тридцать лет!
Виктор тотчас же пожалел, что сказал это, и даже более того – что подумал об этом. Они замолчали, пытаясь догадаться, о чем думает каждый из них.
– Ответственность слишком велика,– сказал наконец Виктор.– Ты прав, Нильс имеет право знать, а потом мы примем решение все вместе, втроем.
Пока и тот и другой тщательно избегали выносить какое-либо суждение о матери.
– Но как она могла...– начал Макс.
– Из-за любви, это совершенно очевидно! Преступление на почве ревности, она не первая.
– При этом идеальное преступление.
Они снова обменялись взглядами, потрясенные тяжестью того, что с ними произошло. В какой хаос будут ввергнуты их жизни, если они допустят малейший промах? Принесет ли им хоть какую-нибудь пользу привычка управлять сложными семейными ситуациями, разрешать конфликты и обнаруживать давно похороненные тайны? Как этот профессиональный опыт, научивший их сохранять спокойствие и давать добрые советы в любых обстоятельствах, сможет проявиться перед лицом их личной драмы?
– По крайней мере, с точки зрения законности... Не окончив свою фразу, Максим обреченно пожал плечами, а Виктор закончил за него:
– Существует срок давности, я знаю! Дело совести для нас, не так ли? А если бы это не был такой случай, ты сделал бы заявление о преступлении?
– Нет! Нет, не думаю...
Однако сказал он это неуверенно. Виктор заметил, что брат был рассержен, в то время как сам он чувствовал упадок сил и моральное опустошение.
– Не могу поверить, что мама была человеком таких пылких страстей, такой экзальтированной,– добавил Макс – До сих пор я считал ее самой мягкой из женщин, готов руку дать на отсечение!
Она всегда была нежной по отношению к ним, а с Нильсом – гораздо более нежной. В свете признаний из ее черного блокнота эта чрезмерность внезапно приобрела смысл гнусной извращенности. Может быть, она хотела с помощью вседозволенности уничтожить ребенка соперницы? Сделать его таким ранимым, что понадобился психоаналитик? Видимое предпочтение, которое отдавал Нильсу Марсьяль, должно быть, делало ее безумной от ярости. Или короче – просто безумной. Но не была ли она такой еще раньше?
– Я позвоню Нильсу,– решил Виктор.– Он сможет приехать уже к вечеру, и у нас будет немного времени.
– Что ты предполагаешь ему сказать? Не удивлюсь, если он попадет в аварию по дороге!
– Найду предлог!
– Хочешь, я пока откажусь от приглашения к родителям?
– Да, спасибо.
Еще до того, как они стали работать вместе, они научились распределять задачи, а затем эта привычка помогла им спонтанно определить соответствующие сферы деятельности. Между собой им достаточно было обменяться словом или взглядом.
– Я сейчас поеду домой и вернусь вечером. А ты должен за это время поспать, на тебя смотреть страшно.
Бессонная ночь давала о себе знать, однако Виктор не имел ни малейшего намерения пойти прилечь. Он проводил Максима до машины и стоял рядом с ней, пока тот заводил мотор. Ему хотелось бы удержать брата, чтобы не оставаться в одиночестве, но он лишь украдкой сжал его плечо.
Солнце скрылось за черной тучей, предвещавшей грозу. Возвращаясь к дому, он остановился, чтобы снова взглянуть на фасад. Теперь он знал причины недомогания, которое чувствовал здесь в первый день, в первую ночь. В Роке его мать претерпевала ежедневную голгофу, которая привела ее к самому худшему. Что-то в ее поведении они должны были заметить, когда были детьми. А может быть, лучше остаться в неведении?
Нильс съехал с автострады А20 в Суйяке. Ему оставалось около тридцати километров, половина из них проходила вдоль Дордони. Дорога была ему настолько знакома, что он не обращал внимания на пейзаж и ехал, как обычно, быстро. Наконец он отдалился от берега и сбавил ход, чтобы свернуть на маленькую дорогу в направлении к Карлю.
Если бы ему посчастливилось осуществить свой проект, он знал, на какой натуре нужно снимать. Многие режиссеры выбирали Перигор, и в кино уже примелькались средневековые улочки Сарлата и окрестные замки, например Бейнак, в котором снималось продолжение «Пришельцев». Но Нильс здесь вырос, он знал эти места как никто другой, включая несколько жемчужин, не попавших в реестр исторических памятников. При определении натуры он разве что может затрудниться с выбором.