Роковая любовь
Шрифт:
– Я прибыл, чтобы поговорить с вами о Виржини. По-моему, есть некоторые моменты, требующие выяснения.
– Например?
Виктор все еще стоял, непринужденно сохраняя видимость гостеприимства. Будь он повнимательнее, мог бы избавиться от этого рандеву, которое явно не сулило ничего хорошего. К сожалению, после адского уик-энда он не способен работать нормально. Он подумал про себя, испытывает ли Макс такие же трудности, чтобы сосредоточиться. Тем более, что они так и не пришли ни к какому решению, и Нильс уехал в Париж в возбужденном состоянии, которое вызывало тревогу.
– Вы плохо ее знаете, а я очень хорошо,– заговорил Пьер Батайе.
– Ну, так не лишайте меня удовольствия делать открытия! – пошутил Виктор.
От Виржини не было никаких вестей, но в любом случае он не мог думать сейчас про это.
– Я только хотел предостеречь вас. Виржини отнюдь не такая маленькая отважная женщина, какой хочет казаться. Она расчетлива, готова на все в достижении цели, и вас она заприметила давно. Когда Виржини переехала сюда, мы с ней перезванивались каждый вечер, поэтому я точно знаю, что она о вас думает. Идеальный простофиля... Вы, конечно, вольны и дальше давать себя ощипывать... я вас предупредил.
– Слишком любезно. Если у вас все, можете идти.
Батайе, должно быть, не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне, поэтому он резко ответил:
– Не совсем! Считаю своим долгом предупредить вас, что, несмотря на все ее недостатки, я получу ее обратно.
– Ну, посмотрим! Выходит, она вас любит, даже не подозревая об этом?
Ирония Виктора оказалась совсем не по вкусу Пьеру, который рывком вскочил с кресла.
– Вам ничего не обломится с ней, а если вы будете стоять у меня на пути, то вообще все потеряете.
– Это угроза?
Виктор начинал сердиться и чувствовал, что может потерять хладнокровие. Если Батайе будет продолжать в том же духе, он послужит хорошим козлом отпущения.
– Вы ей не муж и больше не любовник, так что оставьте ее в покое. И уходите отсюда!
Они стояли лицом к лицу, оба высокие, решительные, и их взаимная антипатия не оставляла ни малейшего сомнения.
– На что вы надеетесь? Виржини приехала в эту дыру, только чтобы насолить мне, а вовсе не для того, чтобы потерять голову от мелкого нотариуса вроде вас!
Похожее Виктор уже слышал из уст Лоры, когда они ссорились, но больше ни от кого другого выслушивать не собирался. Тем более от этого никчемного человека, выставляющего напоказ свои собственнические амбиции, что особенно раздражало. И как только Виржини выносила его столько лет? И не только выносила – она сама призналась, что любила его, по крайней мере, вначале.
– Я не задерживаю вас,– сказал Виктор, подталкивая Пьера к двери.
Он очень хорошо знал, что его жест мог привести к физическому столкновению, но внезапно ощутил непреодолимое желание дать выход своей энергии, получить разрядку.
– Отпустите меня,– рассерженно процедил сквозь зубы Пьер.
– Вы для этого пришли? Я согласен. Выйдем?
Его рука все еще держала легкий полотняный пиджак, который был на Пьере. Он широко открыл дверь, выходящую в задний двор, куда скрывались клиенты. Спотыкаясь на камнях, Пьер грубо высвободился от хватки Виктора.
– Вы что, совсем спятили? В самом деле хотите получить в морду?
– Посмотрим, будете ли вы таким же смелым со мной, как с бампером моей машины!
Однако Виктор думал не о помятом «ровере», а о той улыбке, с которой Виржини проснулась рядом с ним. Он без конца думал о ней, пока находка черного блокнота не перевернула все. С тех пор Виржини отошла на второй план. Виктор укорял себя, что не позвонил ей, пока Пьер Батайе не бросил ему вызов.
Первый удар – прямой в челюсть, однако, застал его врасплох.
Бланш поручила Марсьялю купить сырой окорок, и тот зашел в лавку «Голуа». У прилавка толпилась туристы, изучающие ассортимент колбасных изделий, и Марсьяль обреченно повернул назад. Его жена наверняка придумает что-нибудь другое – тем хуже для окорока.
Когда он пересекал площадь Андре Мальро, выбирая дорогу в обход толпы, в плечо его толкнула какая-то спешащая женщина.
– Могли бы быть повнимательней! – пробурчал он, не поднимая головы.
– Ах, прошу прощения, Марсьяль...
Голос Жюли подействовал на него как ушат холодной воды, он остановился как вкопанный.
– Вся эта толчея сводит меня с ума, и я продираюсь, как бык,– извинилась Жюли.– Я уже опаздываю к больным!
Тем не менее, она остановилась рядом с ним. Он смотрел на ее осунувшееся лицо, на элегантный, но слегка помятый льняной костюм и тяжелую сумку, которую она держала в руке.
– У тебя много пациентов в Сарлате? – спросил он ровным голосом.
– Больные обожают менять врачей, это известно,– ответила она, улыбнувшись без радости.
Жюли смотрела на него с такой грустью, что он едва не обнял ее. Чувство долга заставило его ошибочно принести жертву, о которой он сожалел каждый день.
– Ну, я побежала,– добавила она совсем тихо.
Жюли уходила быстрым шагом, и Марсьяль смотрел на нее, пока она не скрылась из виду. Домой возвращаться не хотелось, он был не в состоянии оказаться с глазу на глаз с Бланш и тем более говорить с ней об окороке! Эта перспектива была настолько гнетущей, что он тотчас же двинулся в направлении нотариальной конторы. В те времена, когда он работал, он был ни счастлив, ни несчастлив, а просто очень занят. Он добровольно погружался в работу. Но даже тогда его угнетала неуверенность, идти ли на улицу Президьяль. Ныне он пребывал в праздности, и вся его свобода служила только тому, что он умирал от скуки. Иногда он вызывался сходить за внуками в школу, но Кати соглашалась на это крайне редко, зная, что ему не хватает терпимости в общении с мальчиками. Но Марсьяль этого и не скрывал – даже по отношению к собственным сыновьям ему обычно недоставало терпимости. Кроме Нильса, разумеется. Нильса он не видел с тех пор, как тот уехал в Париж, и даже Бланш, кажется, от него отвернулась.
Марсьяль шел вдоль старинной епископской резиденции, преобразованной в театр, а потом вдоль фасада Сен-Сасердос. Дойдя до улицы Монтеня, он заколебался. Возможно, у Виктора найдется время пообедать с ним и рассказать что-нибудь из текущих дел? Даже если он будет слушать сына вполуха, по крайней мере, он не будет думать о Жюли в течение этого времени и о том, что он потерял, покинув ее.
Перед конторой стояла голубая машина. Проходя под козырьком, Марсьяль наткнулся на двух жандармов, которых знал в лицо. Те молча кивнули ему. Он толкнул дверь приемной, но Алины за конторкой не было. Марсьяль удивился, что в холле никого нет, и решил подождать, пока в конце коридора не показался один из служащих.