Роковая любовь
Шрифт:
– Он больше не мой приятель,– сказала она сухо.
– Во всяком случае, он все еще без ума от тебя.
– Ничего не могу поделать.
Секунду Виктор размышлял, сможет ли Батайе быть настолько сумасшедшим, чтобы убить кого-нибудь из ревности, и решил, что нет. Перейти к действию не так просто – и это счастье! Однако его мать не колебалась. Сможет ли он думать о чем-то другом?
– У меня очень много забот сейчас, Виржини. Как только дела пойдут лучше, я...
– Не утруждай себя, я поняла.
– Что?
– Ты ничего мне не должен, я тебе тоже. Тебе и приходить сюда не стоило, чтобы сказать мне об этом, это и так ясно!
Недоразумение превращалось в катастрофу. Он увидел, как Виржини ищет ключ
– Подожди! Пожалуйста...
– Оставь меня в покое, Виктор! – крикнула она, вырываясь.
С остервенением набросившись на замочную скважину, она ворвалась в дом. Стоя у закрытой двери с бьющимся сердцем, она смогла наконец перевести дыхание. Ей ужасно хотелось расплакаться, но она справилась с этим желанием, глубоко вдохнув несколько раз. Если сейчас она «откроет кран», то потом не сможет остановиться.
Услышав шум отъезжающей машины, она повернула голову, но осталась на месте. Мотор не ревел, а работал спокойно. Виктор казался утомленным и, должно быть, думал уже о другом. Зачем она привязалась к нему так сильно? После нескольких совместных вечеров и одной ночи она потеряла всякую осторожность. К чему были намерения, воззвания? А ведь ей казалось, что с Пьером она все поняла.
– И первый же встретившийся на пути... Нет, какая я все-таки дура!
Из-за Виктора Виржини чувствовала себя глупой, смешной, ущемленной. Ей не хотелось принадлежать к той категории женщин, которым мужчины говорят: «Извини, дорогая, у меня очень много работы». С такими женщинами мужчины встречаются только тогда, когда выпадает свободная минутка, на ходу, чтобы удовлетворить простое желание. Но она не была «настоящей красавицей», белокурой куколкой, единственное достоинство которой – непроходимая, стопроцентная глупость, и не могла удовлетвориться любовником, налетающим, как сквозняк. А еще она не выносила жеста, которым Виктор пять минут назад схватил ее за руку. Этот жест как бы говорил: «Ты от меня не уйдешь, я пришел как раз за этим». Когда она пыталась порвать с Пьером – у него возникало такое же отношение собственника. Мысли об этом делали ее больной, и она постаралась отогнать неприятные воспоминания, пожав плечами. По крайней мере, Пьер не позвонил ей похвалиться, что разбил лицо своему сопернику, что означало, по всей видимости, одно: его физиономия была изрядно попорчена. А может быть, он потерпел поражение? Для такого драчуна, как он, достаточно этого унижения, чтобы вести себя спокойно.
Она вспомнила лицо Виктора, швы, наложенные на скуле, как раз над его пикантным шрамом, и усталый вид, незнакомый ей прежде.
– Да таких Викторов Казалей пачками можно найти!
Вот уж нет. Конечно, нет. Она может выкрикивать это хоть целый вечер, но ей не удастся убедить себя. Виктор обладает безумным шармом, от которого она просто сходит с ума. И еще сказать, что вначале она находила его несимпатичным!
Потеряв всякую надежду, Виржини подошла к чертежному столу. Один из друзей Сесиль, сидевший рядом с Виржини за столом на вечеринке, пожелал, чтобы она подумала над планом реконструкции его дома. Первые наброски его не удовлетворили, и она посмотрела на них критически. Испытывает она любовное разочарование или нет, а работать надо. Вторая стройка принесет ей достаточно денег, чтобы заняться ремонтом. Она отказалась от идеи покинуть эти места, не может же она бегать всю жизнь. А сейчас, когда у нее будут контракты, она и вовсе не уедет отсюда.
– Чем проливать слезы о мужчинах...
Виржини уселась на высокий табурет, зажгла лампу и достала лист миллиметровой бумаги.
Виктор зашвырнул палку как можно дальше, и Лео помчался стрелой. Спустилась ночь, парк погрузился в темноту, вскоре летучие мыши начнут свой стремительный бесшумный танец.
– Пойдем, пес, пора спать!
Виктор взошел по ступенькам, Лео не отставал ни на шаг. Открыв дверь ключом, он прошелся по первому этажу. В гостиной он машинально бросил взгляд в камин, из которого уже вычистил золу. От жуткого сожжения не осталось и следа. Отныне он постарается не спрашивать себя, правильно ли поступил. Пропитанные ядом слова, написанные их матерью, пожрал огонь, но от этого убийство Анеке не исчезло, а только ушло в далекое прошлое.
Он чувствовал, что атмосфера Рока стала не такой тяжелой. Нелепое, чисто субъективное впечатление, тем не менее, он стал лучше спать, когда узнал правду. Потрескивание деревянных балясин, сквозняки, гуляющие по коридорам, ветви деревьев, скребущиеся в окна, больше не будили его. Может быть, просто накопившаяся усталость погружала его в сон? Из-за этого проклятого блокнота он несколько ночей лежал с открытыми глазами, но теперь с этим покончено.
– Я люблю этот дом,– объявил он вслух. Лео навострил уши и наклонил голову вбок.
– И тебя тоже люблю,– добавил он, наклоняясь к собаке.
Он потрепал густую шелковистую шерсть. В этот момент в Сарлате его родители, должно быть, уже спали бок-о-бок в своей комнате. Безмятежные, поскольку не могли быть счастливыми. Ничто не всколыхнет оставшиеся им годы, они так и пройдут свой путь вместе, соединенные ложью тридцатилетней давности, которая бесконечно лучше новой драмы.
Виктор закончил свой обход в кухне, закрыв дверь на замок. Он принял душ и опять подумал о Виржини. Полное фиаско. Надо было вести себя по-другому! Надо было быть более простым, более искренним. Почему оказался таким недотепой? Виктор пилил себя за допущенные промахи, из-за которых Виржини всерьез ополчилась на него. Разумеется, ему и в голову не приходило посвящать ее в свои проблемы, но он мог бы сослаться на серьезные семейные заботы, вместо того чтобы прятаться за перегруженностью работой. Сначала сделать признание, а потом не подавать признаков жизни – что может быть более абсурдным, и, ясное дело, такое поведение пришлось ей совершенно не по вкусу.
Опершись на локоть, он смотрел на пустую подушку. Ему так понравилось смотреть, как просыпается Виржини, но он не сказал ей об этом. Вот болван! Ему так понравились ее округлые груди, ее матовая кожа, ее темные глаза, помутившиеся от наслаждения, когда она обвивала его своими длинными ногами...
Он чуть не вскочил с кровати, чтобы броситься к телефону и позвонить ей, но испугался услышать во второй раз тот-же мстительный голос: «Оставь меня в покое, Виктор!»
– Болван и трус,– пробормотал он, выключая настольную лампу.
9
– Я тебе говорю это, потому что не хочу действовать исподтишка.
– Где ты находишься? – в третий раз спросил Виктор.
Он откинул одеяло, готовый встать, но ответ Нильса был хуже того, чего он опасался:
– В Сарлате, возле дома.
– Не делай этого, Нильс!
В семь утра родители обычно готовили на кухне завтрак.
– У меня нет выбора, Виктор!
– По крайней мере, подожди меня, умоляю тебя!
Эти последние слова – он не мог представить себе, что когда-нибудь будет умолять Нильса о чем бы то ни было. Однако, если он не сможет найти подходящие аргументы, произойдет худшее.
– Ты ведь сразишь его наповал! Если он рухнет перед тобой с инфарктом, ты не простишь себе этого всю жизнь. Я ведь знаю, как ты любишь его...
– Вот именно поэтому, Виктор. Именно поэтому.
Нильс казался настроенным очень решительно. Виктор был уверен, что ему не удастся уговорить его, что бы он ни говорил.
– Прошу тебя подождать четверть часа, пока я приеду. Я не буду стоять у тебя на пути, но дай мне возможность хотя бы быть там! Они же оба сойдут с ума.– Одной рукой он начал надевать вчерашнюю рубашку.– Месть не приведет ни к чему. Мы решили молчать...