Роковая молния

Форстен Уильям P.

Кэтлин через силу улыбнулась.

— Как только освобожусь, я приду посмотреть на нее и сама буду лечить.

— Спасибо вам.

Чак повернулся, чтобы войти, но Кэтлин задержала его и снова поцеловала в лоб.

— Храни тебя Бог, я буду молиться за вас обоих, —произнесла Кэтлин, и от волнения ирландский акцент в ее голосе стал заметнее.

Чак на цыпочках подошел к кровати Оливии, боясь ее разбудить. Лицо и руки девушки покрывал толстый слой бинтов, один глаз был скрыт под повязкой, другой едва виднелся. Вдруг она пошевелилась, посмотрела на Чака и отвернулась. Чак присел

на край кровати, Оливия помотала головой.

— Оливия.

— Уходи, — прошептала она. — Уходи и никогда не возвращайся.

Чак помолчал и осторожно взял ее забинтованную руку в свои ладони.

— Я теперь уродина, чудовище. Уходи, дай мне умереть.

Чак улыбнулся и стал медленно говорить, надеясь, что она поймет его по губам.

— Мне неважно, как ты выглядишь. Только оставайся со мной. Я люблю тебя.

Сдавленно всхлипнув, Оливия села на кровати и обняла его забинтованными руками. Она не обращала внимания на боль от ожогов, ведь гораздо более сильная боль в душе исчезла. Чак и Оливия обнимали друг друга и плакали от счастья.

Эндрю протер уставшие глаза и откинулся на спинку стула. Чай на его столе давно остыл. В кабинете собралась небольшая группа офицеров.

— Если они завтра атакуют нас такими же силами, как и сегодня, наша оборона треснет, как пустой орех.

Вдруг в комнате раздался громкий храп. Эндрю посмотрел в угол кабинета: там прямо на полу улегся Пэт и заснул, не успев сказать ни слова. Григорий тихонько рассмеялся, но тут же замолчал.

— От его корпуса почти ничего не осталось, хорошо, если три тысячи солдат завтра смогут встать в строй. Они останутся в резерве. Григорий, твои солдаты доблестно сражались сегодня, но вы тоже останетесь в резерве.

Григорий приподнялся было, чтобы возразить, но промолчал.

— Джентльмены, наши потери составляют шестнадцать тысяч убитыми и ранеными. Еще две тысячи потерял Барри во время боев в лесу.

— Но мы перебили чертову уйму врагов, — сказал Винсент. — Тысяч семьдесят, а то и восемьдесят.

— Но у мерков еще осталось не меньше двадцати пяти уменов. Если они все вступят в бой, мы не выдержим.

Эндрю вздохнул и взглянул на карту.

— Я приказываю оставить первую линию обороны, — тихо сказал он.

— Что?

Винсент вскочил на ноги и уставился на главнокомандующего, не веря своим ушам.

— У вас есть возражения, мистер Готорн? — спокойно спросил Эндрю.

— Сэр, линия фронта тянется по долине на четыре мили, а на холмах она будет составлять целых шесть миль от северной батареи почти до самой реки. Вы сказали, что у нас стало на шестнадцать тысяч о меньше, и хотите увеличить протяженность фронта на пятьдесят процентов. Я этого не понимаю.

Эндрю был почти полностью согласен с Винсентом и окончательное решение далось ему нелегко.

— Они прорвали нашу оборону в тот момент, когда мы еще были полны сил, мы смогли направить двадцать тысяч человек, чтобы ликвидировать прорыв. Сейчас у нас нет такой возможности. Логично будет предположить, что и завтра мерки прорвут фронт. Тогда мы не сможем помешать им. Если бы мы сегодня не отбили окопы, все без остатка люди 4-го корпуса погибли бы и мы лишились бы значительной части артиллерии.

К завтрашнему дню эти шестьдесят орудий и все остальные пушки, которые удастся перевезти, надо установить на холмах. Я полагаю, они опять начнут день с многочасового обстрела наших позиций, рассчитывая совершенно измотать наших солдат. Имейте в виду, что теперь ловушки не сработают, они уже до отказа заполнены телами, все заграждения сметены, а брустверы окопов и навесы почти полностью разрушены во время боя. Они доберутся до нас за считанные минуты. Но на этот раз в траншеях они никого не найдут. Это должно хоть на какое-то время их остановить. Мерки будут перестраиваться, потом им придется ждать свою артиллерию, чтобы приготовиться к следующему обстрелу. Они провозятся до полудня, а может, и дольше. А у нас будет преимущество в высоте и хорошая возможность для стрельбы по склонам. Меркам придется стрелять вверх, их стрелы уже не будут так опасны, а мы будем бить сверху.

Все офицеры притихли и внимательно слушали.

— Если мерки на рассвете поднимут в воздух свои аэростаты, они увидят пустые траншеи, — сказал Готорн.

Эндрю кивнул.

— Думаю, ты слышал о самоубийственной атаке на пороховой завод. Мы лишились завода и двух из трех имевшихся у нас аэростатов.

Это для многих было новостью, расстроенные люди удрученно замолчали.

— У нас остался только один воздушный корабль. У мерков сохранилось два или три. Нашим воздухоплавателям предстоит выполнить нелегкую задачу: не пропустить мерков в тыл.

— Это означает конец нашего воздушного флота, — печально заметил Шнайд.

Эндрю ничего не ответил, он уже приказал Джеку подняться в воздух. Он не хотел доверять последний аэростат неопытному экипажу «Республики». На секунду он вспомнил о судьбе Майка Хомулы и прикрыл глаза.

— Винсент, твоему корпусу предстоит занять позиции на восточном краю гряды, — после недолгого молчания продолжил Эндрю. — Командный пункт будет на центральной артиллерийской батарее.

Готорн ничего не ответил, только внимательно посмотрел на карту.

— Марк, весь 7-й корпус будет располагаться слева от Готорна, дополнительно вам выделяется одна дивизия 5-го корпуса в качестве резерва.

— Эндрю, а кто будет охранять берег на юге?

— Думаю, там справится одна дивизия. По-моему, мерки снова сосредоточат свои силы в центре, где полегли их основные силы. Вы уже видели, что почти все они сражаются пешими, большая часть лошадей находится в тылу. Будем надеяться, что они не сунутся на юг.

Марк кивнул.

— Шнайд, ты растянешь фронт до правого крыла корпуса Готорна. Одна из дивизий Барри будет у тебя в резерве.

— Эндрю, сегодня к вечеру они почти вплотную подобрались к пороховому заводу. Мне необходим этот резерв, — возразил Барри.

Тебе придется обойтись без него, — ответил Эндрю, и Барри уныло кивнул в знак согласия. — Григорий, вы с Пэтом останетесь в тылу позади позиций Готорна. Держите людей в боевой готовности, вы можете понадобиться в случае кризиса на любом участке фронта.

Григорий улыбнулся при мысли о командовании корпусом. Неважно, что его корпус по численности не превосходил одной бригады.