Роковая монахиня
Шрифт:
Сказав это, он принялся что-то искать на столе и в столе, но, как видно, напрасно. Тут он взялся за большую, вложенную в футляр книгу, которая лежала на середине стола, медленно вынул ее из футляра и раскрыл. В книге лежал небольшой пакет из белой бумаги. Он взял его, повернулся и положил на круглый стол так, чтобы его осветила лампа.
— Черная метка? — проговорил он с вопросительной интонацией. — Что это может быть? — Он быстро вскрыл и развернул пакет. — Так вот, значит, где он, — тихо сказал он и достал кожаный мешочек, затем открыл его и с серьезным видом взял в руку кусок голубой вуали. На стол упали прядь волос и кисточка от шляпы. Он засунул все это снова в мешочек, затянул шнур и собрался уже привязать его себе на шею.
Тут я увидел, как удивленно он уставился на концы своего белого галстука.
— Боже мой, — воскликнул он испуганно, — как это я выгляжу? — Его взгляд скользнул вниз по
Как бы машинально он повязал себе мешочек на шею и спрятал под рубашку. При этом он нагнулся и посмотрел на бумажную обертку, на внутренней стороне которой было что-то написано. Он поднял ее и, поднеся к лампе, принялся читать…
Вдруг он резко и неожиданно выпрямился. Никогда не забуду ни его странно изменившегося лица, ни его взгляда, когда он сказал мне:
— Я должен идти. Прощайте!
Он уже был в дверях, тихо открыл и также тихо закрыл их за собой. Я остался один; на дворе прокричал петух, и лампа погасла. В окнах начинали проступать первые проблески рассвета.
Когда я зажег свечу, в глаза мне бросилась надписанная оберточная бумага. Я взял ее и прочитал следующие строки, написанные немного угловатым женским почерком:
«Этот мешочек с его содержимым был у моего дорогого сына Йоганна, когда 3 мая 1878 года, в день обручения нашей дочери Евы, мы нашли его после долгих поисков в лесу над кладбищем мирно почившим в бозе. В память о нем я вложила этот пакетик в старую семейную Библию моего покойного мужа. Пусть даст ему бог вечный покой и утешит скорбящую мать.
Магдалена Бюргере».
Я не помню, как добрался до вокзала. Пронзительно засвистел паровоз утреннего поезда, и, когда он увозил меня оттуда, высоко вверху, на кладбище, которое тянулось по склону горы слева от железнодорожного полотна, среди голых деревьев блеснул в первых лучах холодного ноябрьского солнца белый крест.
Пауль Хайзе
Мартин-Умник
К завсегдатаям, которые два раза в неделю собирались за столом почетных гостей гостиницы «У голубой грозди», сегодня присоединился незнакомый посетитель, серьезный молодой человек, который, несмотря на то, что было ему не больше двадцати пяти лет, держался с присущим зрелому возрасту подчеркнуто самоуверенным достоинством и без смущения принимал участие в разговоре остальных, более старших гостей, сидящих за столом. Городской священник, прекрасный человек, пользовавшийся всеобщей симпатией, ввел его в этот круг и представил как кандидата богословия N, сына своей сестры, который только что сдал выпускные экзамены, получив при этом самые высокие оценки, и приехал, чтобы предоставить старому дядюшке возможность проверить свою ученость. Последний еще раньше с заметной гордостью рассказывал о своем племяннике и упоминал о хорошей репутации, которую успел уже приобрести молодой богослов. Но теперь, когда столь блестяще рекомендованный племянник явился собственной персоной, в жизнерадостном старом священнике, который обычно оживлял их тесный кружок своим веселым нравом, была заметна некоторая озадаченность, делавшая его рассеянным и немногословным.
Причина этого недолго оставалась в тайне.
Городку, который в общем-то не относился к наиболее примечательным местам в этих краях, посчастливилось иметь среди тех мужей, которые пеклись о духовном и телесном благополучии его граждан, дюжину ясных голов — людей, отличавшихся широтой взглядов, трезвым умом, богатым жизненным опытом и разнообразнейшими интересами, которые в ином окружении быстро бы зачахли. Поэтому беседы за этим столом не превращались, как это было зачастую в других местах, в обсуждение церковных вопросов и мелких сплетен и не вырождались в убогое переливание из пустого в порожнее. Почти каждый участник кружка в свое время поездил по свету, прежде чем бросить якорь здесь, заняв скромную должность. И вот эти остроумные люди — городской судья, казначей, аптекарь и, не в последнюю очередь, сам господин священник — заботились о том, чтобы и в серьезных дебатах было место юмору. Тому, кто впервые оказывался в этом обществе, в первый вечер достаточно было только слушать остальных и смеяться вместе со всеми, да вставить, разве что иногда, случайную реплику.
Однако молодой богослов, видимо, посчитал своей задачей в первый же вечер поведать окружающим все, что касалось его дарований, добродетелей и его профессии духовного пастыря, чтобы у них не было на этот счет никаких сомнений.
Аптекарь попытался исправить положение, рассказав веселую историю. Несколько дней назад к нему пришла женщина с вопросом, не может ли он дать ей средство от сновидений. Она, мол, переехала на другую квартиру и сразу же в первую ночь ей приснилось, что она умерла и ее положили в гроб, но при этом она не утратила способности видеть и чувствовать. А через открытое окно стали влетать пчелы и садиться на ее тело, и она повсюду ощущала их болезненные укусы, не имея возможности защититься от них. Когда женщина проснулась, она увидела совершенно отчетливые следы этого сновидения на своей коже. Похожее произошло следующей ночью. Однако на этот раз она предстала во сне в компании своих добрых подруг не только живой, но и во всей красоте своей молодости, настолько привлекательной, что все они взирали на нее с завистью и ревностью. Вдруг вся эта компания, вооружившись булавками, набросилась на нее и стала втыкать их в ее тело, чтобы отправить на тот свет. От этого она проснулась; и снова на теле были отчетливо видны следы на этот раз уже уколов. Не мог ли он ей помочь избавиться от подобных сновидений?
— Я, сохраняя всю серьезность, — рассказывал аптекарь, — попросил ее показать полученные во сне раны, а затем заявил доброй женщине, что против этого есть только одно средство, и показал ей порошок в коробке. Нужно ли это принимать с водой или в облатках, спросила она. Я ответил, что средство предназначено только для наружного употребления. Перед тем, как ложиться спать, ей следует посыпать им свою постель, тогда она избавится от укусов пчел и булавочных уколов.
Четыре дня я ничего не слышал о своей пациентке. Наконец она появилась снова и стала рассыпаться в благодарностях. Лекарство прекрасно помогло, вот только коробочка уже пуста, и она попросила новую порцию чудодейственного средства.
Теперь я вынужден был признаться, что в коробочке был всего лишь персидский порошок от насекомых, однако я хотел бы ей посоветовать на будущее тщательно вычистить новую квартиру и просмотреть всю мебель, чтобы раз и навсегда избавиться от злых духов сновидений.
Слушатели посмеялись над забавной историей, и даже молодой кандидат снизошел до высокомерно-сочувственной улыбки, адресовавшейся скорее окружавшему его обществу, которое могли забавлять такие дешевые шутки, чем ограниченности бедной женщины. Когда же сидящие за столом стали приводить один за другим примеры, почерпнутые из общения с простыми людьми и связанные со снами и суевериями, и когда наконец прозвучало замечание, что сновидения не всегда, как утверждают в народе, исходят из живота, что любая часть тела может быть их причиной, тут гость почувствовал себя обязанным придать разговору более возвышенную окраску и выразился в своей мягкой, но тем не менее весьма уверенной манере, что он более высокого мнения о природе и значении сновидений, чем это объясняет материализм. Для него они являются ценнейшими свидетельствами божественности и бессмертия души, которая во сне, освобожденная от суетности бренной жизни, вспоминает свои вечные истоки и снимает покров, скрывающий от земного человека потусторонний мир.
После этой торжественной речи за столом установилась полная тишина. Лишь городской священник покашливал, будто поперхнувшись дымом своей сигары, и беспокойно ерзал на стуле. Однако его племянник, истолковавший установившееся неловкое молчание как доказательство глубокого впечатления, которое произвели его духовные воззрения на этих в общем-то славных, бывалых, но несколько вульгарных людей, принялся с воодушевлением развивать свою идею дальше.
Он поведал, что уже с раннего детства почувствовал призвание к высшему познанию и что, болезненно осознав ограниченность своего земного естества, он почти всегда находил утешение в полных прозрения сновидениях. Тут он рассказал о некоторых из них с такой обстоятельностью, которая невольно наводила на мысль, что ему уже не в первый раз доводилось выступать с такими откровениями перед аудиторией. Тем более, что у мечтательно настроенных дам и девиц начинающий богослов должен был пользоваться успехом, поскольку почти в каждой из этих ночных историй, изложенных с поэтическим мастерством, было обилие блаженных особ, ангелов и архангелов, а в завершении почти всегда все небо вспыхивало разноцветными огнями. Особо трогательно и эффектно представлялись здесь почтенные души его покойных родителей. Он знал их лишь ребенком, но духовная связь с ними у него сохранилась, и его добрая матушка пользовалась случаем, чтобы передать единственному сыну всевозможные мудрые наставления и первые ощущения того высшего познания, к которому так страстно стремился молодой теолог. Впрочем, при пробуждении эта часть сверхчувствительных переживаний ускользала из его памяти. Ведь земной дух не в состоянии объять то, что выше обыденного рассудка. И только сохранявшееся чувство неземного блаженства было ручательством того, что такие сновидения не были пустой фантазией.