Роковая роль
Шрифт:
— А сюда можно входить? Я не наслежу?
Я вздохнула.
— Петр Валентинович, а сколько народу до вас сюда входило?
Оперативник возвел глаза в потолок и старательно сосчитал в уме.
— Семь человек.
— Заходите смело. Здесь на полу уже нечего искать. А кстати, где криминалист?
— А надо?
— Не помешает, — я снова вздохнула. Типичное самоубийство, даже с предсмертной запиской.
Ступая на цыпочках, подошел Петр Валентинович и раскрыл свою папку.
— Я в прихожей нашел квитанции на оплату
— И что?
— Она же одна жила, значит, сама их заполняла..
Я заглянула в папку, а потом перевела взгляд на записку. Да, похоже, рука одна. Молодец, Петр Валентинович.
— Криминалиста-то вызывать? — молодец переминался с ноги на ногу.
— Петр Валентинович, вы сколько работаете?
Я снова присела на корточки перед трупом. Петр Валентинович шумно засопел у меня за спиной.
— Три месяца, — наконец признался он.
— Ну и как?
— Классно!
Я обернулась и всмотрелась в его восторженное лицо снизу вверх. Он мне чем-то напоминал бобренка: широкое доброе лицо, круглые глаза, волосы ежиком, деловитость в облике; производил впечатление неиспорченного человека. Я, наверное, в первые годы работы в прокуратуре была такой же смешной. Радовалась каждому происшествию, на дежурствах доводила до белого каления экспертов своим нытьем — «скорей бы что-нибудь случилось!..»
— Будем осматривать, Петр Валентинович, — вымолвила я, и опер весь засветился. Конечно, в первые месяцы работы сколько-нибудь серьезное происшествие, труп известной артистки, и на тебе — обернувшийся банальным самоубийством. Он с грустью ожидал, что на этом все и закончится, но, видимо, моя интонация вселила в него искорку надежды на продолжение истории.
— Не все так просто? — тихо спросил он, наклонясь ко мне.
Я устала сидеть на корточках, сворачивая, к тому же, шею на опера.
Заметив, что я выпрямляюсь, Петр Валентинович галантно подал мне руку.
— Пока не знаю, — ответила я. — Вызывайте судмедэксперта и криминалиста.
Мне сказали, что дежурный эксперт уехал в Колпино, будет занят до утра. Если это так, пусть дежурный вызовет из бюро подменного эксперта.
Взор Петра Валентиновича полыхнул сумасшедшей радостью.
— И понятых найдите, — добавила я. Петр Валентинович поскакал исполнять.
На подхвате сегодня дежурит доктор Стеценко, так что осмотр обещает быть приятным. Пока я не стала говорить молоденькому оперативнику про свои сомнения.
Помимо того, что я услышала от Климановой на приеме — про преследования загадочного молчальника, мне не понравилось в ситуации еще кое-что. Например, то, что, по моим представлениям, раз уж женщина собирается покончить с собой путем приема горсти снотворного, почему бы ей при этом не лечь в постель?
Вместо того, чтобы валяться рядом с кроватью на полу? И вопрос номер два — где ручка, которой написана предсмертная записка?
К моменту, когда из прихожей послышался жизнерадостный голос судебно-медицинского
— Ты только пальцы у нее не забудь откатать, чем черт не шутит, а вдруг что-то на записочке найдем, — тихим голосом попросил он. Гена вообще человек тихий, и удивительно приятный в общении. По крайней мере, для меня — я питаю слабость к конкретным людям, умеющим высококлассно делать свое дело. А Гена для меня непререкаемый авторитет в области криминалистики, и за годы совместной работы многократно подтверждал это.
Заклеив конверт с запиской, он задал мне тот же самый вопрос, который я пыталась решить в течение всего пребывания на месте происшествия:
— Маш, а чем она записку писала? Где ее ручка?
Я еще не успела ответить, что этот вопрос и меня чрезвычайно занимает, как рядом материализовался Петр Валентинович со своей неизменной папочкой и доложил, что во всей квартире им найдено три пишущих предмета, — шариковая ручка с черной пастой на кухне возле телефонного аппарата, перьевой «Паркер» в сумке хозяйки квартиры и карандаш в коробочке на туалетном столике. Поскольку я на туалетном столике не обнаружила ни одного пишущего предмета, то не поленилась пойти посмотреть, что же Петр Валентинович имеет в виду.
Оказалось, что он имел в виду огрызок черного косметического карандаша для бровей. Грифель карандаша был таким мягким, что написать что-либо им было невозможно, разве только на зеркале, что я и продемонстрировала залившемуся от смущения багровой краской Петру.
Но проведенные им розыски несомненно были полезными. В квартире не было ручки, которой могла быть написана записка. Конечно, оставался вариант, при котором записка писалась в другом месте. Например, в театре. Черт их знает, этих самоубийц — Маяковский якобы двенадцать дней носил при себе предсмертную записку и только исправлял дату. Кстати, на нашей записочке дата не проставлена.
Пока ждали доктора, Петя рассказал, что тревогу забили коллеги Кпимановой, когда она вчера не пришла на спектакль. Такого с ней, по словам работников театра, никогда не бывало, она имела репутацию очень обязательного человека, запоями не страдала, наркотиками не баловалась, жила одна, поэтому не имела проблем, с кем оставить ребенка или престарелую матушку. Соответственно, ее неявка на спектакль была воспринята как чрезвычайное происшествие. Звонили ей по телефону, никто не ответил, тогда отрядили к ней домой группу товарищей.