Роковая женщина

Чейз Джеймс Хедли

Я поднимусь на лифте на верхний этаж, потом спущусь в вестибюль. Лоусон вернется к себе в дежурку смотреть телевизор. Мне нужно только прошмыгнуть в вестибюль, поставить замок на предохранитель, а потом подняться по лестнице в пентхаус к Сиднею. Входная дверь Сиднея тоже была снабжена автоматическим замком. Вечно забывая ключи, он редко запирал ее, зная, что дверь дома всегда охраняется днем и запирается на ночь. Если в день нападения он запрет дверь, когда я буду у него, надо найти предлог, чтобы отпереть ее. Я мог бы оставить чемоданчик в прихожей, выйти за ним, пока Сидней работает за столом, и поставить замок на предохранитель. Главное, чтобы Рея и Фел ворвались в пентхаус неожиданно и захватили Сиднея

врасплох.

Я был уверен, что страх парализует его. Увидев пистолеты, он не посмеет и пальцем пошевелить. Я не ожидал никаких неожиданных действий от него, но мне, во избежание подозрений, придется разыграть из себя храбреца. Фел оглушит меня ударом пистолета. Мне не улыбалась эта перспектива, но было необходимо застраховаться от всяких подозрений. Я перенес сотрясение мозга при катастрофе, поэтому Фел не должен бить меня по голове, а только по лицу.

Занятый этими мыслями, я вел машину к Парадиз-Сити. Я почти не сомневался, что и Рея и Фел заглотнули крючок, несмотря на ее подозрительность. По если они вообразили, что я позволю им уйти с бриллиантами на миллион восемьсот тысяч долларов, то их ждало разочарование. Трюк заключался в том, чтобы подсунуть им стеклянное колье. Во время полета в Парадиз-Сити я почувствовал, что Рея начинает вызывать у меня опасения. Теперь, возвращаясь домой в «бьюике», я спрашивал себя, так ли уж мне хочется близости с ней. Я испытывал к ней вожделение, но оказалось, что миллион долларов влечет меня сильнее. Подвернись мне возможность переспать с ней как с потаскушкой, которой она и была, я бы воспользовался ею, но последний наш разговор показал мне, какая она холодная, черствая и жестокая тварь, лишенная всякого проблеска чувства. Миля за милей оставались позади, и у меня постепенно складывался план, как использовать ее и брата в качестве пешек. В отличие от своего братца-идиота она отнеслась ко мне с подозрением. В среду вечером придется вести с ней себя очень осторожно. Все пойдет прахом, если, подобно дикой кошке, почуявшей западню, поняв инстинктом, что это ловушка, она откажется отдела. Без нее и Фела мой план сорвется. Я не имел никаких других связей с преступным миром. Не мог же я спрашивать у встречных, не желают ли они принять участие в краже драгоценностей. Итак, все зависело от того, как пройдет наша встреча в среду. Я был уверен, что Рея явится в отель, но до той поры у нее будет время все обдумать и постараться понять, в чем заключается подвох и почему я, как дурак, предложил им полмиллиона. Выражение ее холодных зеленых глаз говорило мне, что я не убедил ее своим объяснением. Но в одном я был уверен: что ей нипочем не догадаться, что колье поддельное. Я считал, что, оставив колье в их руках, я усыплю ее подозрения. Колье послужит приманкой, и я был убежден, что мысль о такой приманке никогда не придет ей в голову. Завладев колье, она почувствует себя хозяйкой положения. Она будет уверена, что теперь я не в состоянии надуть ее.

Когда во вторник утром я появился в магазине, моя секретарша, Джейн Барлоу, сказала, что Сидней не придет, ему нездоровится. Я догадался, что он бьется над проектом ожерелья и задачка оказалась трудной. Я подумывал, не позвонить ли ему, но Терри наблюдал за мной, и я решил позвонить во время перерыва. В то время торговля шла бойко.

До перерыва я продал бриллиантовую брошь, браслет и обручальное кольцо. Воспользовавшись телефоном-автоматом, я позвонил Сиднею. Его голос звучал подавленно.

— Ларри, золотко, это будет непросто. Я весь уик-энд делал наброски и начинаю потихоньку отчаиваться.

Это было не похоже на Сиднея, но я понимал, как трудна его задача.

— Сделать два миллиона долларов никогда не бывает просто, Сидней, — заверил его я. — У тебя уже есть что показать мне сегодня вечером?

— Показать? — Он взвизгнул. — Сотни набросков.

Мне уже тошно на них смотреть.

— Не волнуйся. Я зайду в девять, и мы разберемся. Идет?

— Сколько в тебе уверенности! Да, я закажу Клоду очаровательный обед. Приходи пораньше, приходи в восемь.

— Извини, я буду занят. Увидимся в девять. Я повесил трубку. Мне хотелось, чтобы, работая над ожерельем, мы встречались попозже. Это играло важную роль в моем плане. Клод, толстый, добродушный педераст, одно время работавший у «Максима» в Париже помощником шеф-повара, был для Сиднея кем-то наподобие Пятницы. Его рабочий день продолжался с восьми часов утра до десяти вечера. Он приходил и уходил точно вовремя. Он превосходно готовил и содержал роскошное жилье Сиднея в безупречном порядке с помощью двух цветных женщин, выполнявших грязную работу.

В тот вечер в начале десятого он открыл дверь на мой звонок и просиял, увидев меня. Я был одним из его немногих любимцев.

— Добрый вечер, мистер Ларри. Разрешите выразить мою радость по поводу вашего выздоровления. — Его радушное приветствие звучало искренне. — Входите, пожалуйста. Мистер Сидней ждет вас. — Понизив голос, он продолжал:

— Обед почти готов, так что прошу вас, не засиживайтесь слишком долго за коктейлями.

Я пообещал и прошел в просторную комнату, где застал Сиднея за письменным столом с тройным мартини в руках.

— Ларри! Как я рад тебя видеть. Это совершенный ад! Иди посмотри!

Я подошел к большому шейкеру и щедро налил себе мартини, после чего опустился в одно из больших удобных кресел.

— Потом, Сидней. Сначала давай поедим, вся ночь впереди.

— У меня гудит в голове.

Прихватив стакан, Сидней подошел к креслу, стоявшему рядом с моим, и сел.

— Я начинаю сомневаться в успехе. Боже! Прошлой ночью я не мог уснуть! Я постоянно думал о том, что отдал этой ужасной женщине три четверти миллиона! Наверное, я потерял остатки ума! Я уже начинаю задумываться, верну ли вообще свои деньги!

— Успокойся. Вернешь, и с лихвой. Будет, Сидней, не тревожься зря. После обеда мы во всем разберемся.

И, несмотря на явное отсутствие интереса с его стороны, я принялся рассказывать, как прошел день в магазине, что я продал и кому, добавив, что о нем многие спрашивали. За этой болтовней я покончил со своим мартини к тому моменту, когда Клод объявил, что обед подан. Это был отменный обед: фаршированные яйца чайки, за которыми последовали котлеты из баранины а-ля Эдуард Седьмой, нуазет д'анье Эдуард Седьмой, одно из коронных блюд «Максима».

После обеда мы вернулись в гостиную. Я слышал, как ушел Клод, захлопнув за собой входную дверь. Я гадал, опустил ли он за собой предохранитель замка.

— Я только зайду в маленькую комнатку, — сказал я, — и после давай займемся делом.

Когда Сидней сел за письменный стол, я вышел в прихожую, увидел, что предохранитель поднят и дверь не заперта, потом прошел в туалет, спустил воду и вернулся в гостиную.

В течение следующего получаса мы рассматривали эскизы Сиднея. Для меня это было пустой тратой времени, поскольку я знал, что никакого ожерелья не будет, но приходилось играть роль до конца. Среди множества набросков я отобрал три, которые, как я сказал, были близки к идеалу.

— Ты действительно так считаешь, Ларри, или говоришь это по доброте?

Сидней смотрел на меня с тревожным ожиданием.

— Ты смотришь на колье, когда работаешь?

— Нет. Зачем? — Он удивленно раскрыл глаза. — Я держу его в сейфе.

— То-то и оно! — Я прищелкнул пальцами. — Вот почему у тебя не получается. Достань колье и положи на стол. Оно тебя вдохновит.

Он изумленно посмотрел на меня, потом его лицо озарилось счастливой улыбкой.

— Знаешь, а ведь это мне в голову не приходило! Умница! Ты совершенно прав!