Роковое наследство

Адамс Питер

Слушая его, Дьюит обдумывал возникшую мысль, которую при других обстоятельствах отбросил бы как бредовую: вполне возможно, что сам инспектор мог знать что-то о гибели Энн.

Со своими тремя жирными складками у подбородка и свиным рылом инспектор выглядел забавно. К тому же его стремление ничем не нарушать спокойное течение своей жизни, его небрежное отношение к служебным обязанностям в то время, когда все и вся стремятся захватить власть и иметь побольше денег, как-то само собой вызывало к нему пренебрежительное отношение. Но все это не имело ничего

общего с тем, что у О'Брайена на уме. И вдруг, даже не зная, почему именно, Дьюит понял, что инспектор что-то от него скрывает. Если же ему известно больше, чем он высказал, то зачем он старается что-то утаить?

Как бы между прочим Дьюит спросил:

— А вы хорошо знакомы с семьей Скроггов? Вы так сердечно приветствовали Лайну, как будто она ваша близкая родственница, — добавил он, кивнув в сторону кухни, куда вышла девушка.

— Конечно, конечно, — охотно подтвердил инспектор, — я прихожусь ей троюродным дядей и часто держал эту малышку на руках. И Энн тоже. — При этом он как бы стер пальцем набежавшую слезу и серьезно продолжил: — Вам ведь известно, что кроме всех уже обнаруженных завещаний должно быть еще одно — оно спрятано где-то в доме. В нем Скрогг лишает наследства свою жену и оставляет все трем дочерям.

— Из-за этого я и приехал, — напомнил Дьюит.

Он слушал вполуха, пытаясь сообразить, как связать слова инспектора с фактом убийства Энн. Если Энн была убита до того, как ее сунули в петлю, тогда убийцей руководили два мотива: либо он был уверен, что О'Брайен, догадавшись, кто это сделал, будет его покрывать и не допустит вскрытия, либо он рассчитывал, что вскрытие будет обязательно произведено, а тогда сразу выявится, что Энн умерла не своей смертью. И вот это-то как раз и было частью сложного расчета, по которому подозрение падало бы на другого. Может быть, оно связано с предсмертным письмом Энн.

О'Брайен, полуприкрыв глаза, собрал губы трубочкой и иронически хрюкнул.

— Смотрите, не направьтесь по ложному пути, — доброжелательно сказал он Дьюиту. — В Килдаре многие нашли успокоение на кладбище, умерев насильственной смертью, только никто этого не знает. Церковь на нашем погосте стоит уже больше тысячи лет, но… у нас тут очень редко случалось что-то из ряда вон выходящее. Я имею в виду случаи, о которых пишут в центральных газетах, да еще на первой странице. Как невероятно ловко было задумано и совершено убийство и как талантливо расследовала его полиция, изобличив в итоге убийцу. Ай-яй-яй! Но, во-первых, все это просто небылицы, а во-вторых, мы живем тут в Килдаре, в рыбачьем поселке, где никогда не может случиться то, что происходит в Лондоне или Нью-Йорке.

Лайна подала кофе, и О'Брайен принялся пить его с таким наслаждением, что можно было только позавидовать.

— Люди здесь бедные, добродетельные, верующие, в основном довольно дисциплинированные, но они совсем неплохо соображают. Бывает, конечно, что жена подсыплет ложечку яда в кофе любимому супругу… Кстати, какой-то странный привкус у кофе… — При этом он хихикнул и погрозил Лайне пальцем. — Иногда

случаются поножовщина и другие невинные забавы, но все это не нарушает спокойного течения жизни, не то что в пьесах Шекспира, где убийство становится страстью… Но со мной и правда что-то неладно, — проговорил он внезапно.

Трясущимися пальцами он разорвал ворот рубашки, задыхаясь и хватая ртом воздух. Его взгляд стал, как у маленького ребенка, который не понял, за что мать дала ему оплеуху.

«Он что, прикидывается?» — мелькнуло в голове у Дьюита. Однако судорожные глотательные движения О'Брайена и страшная бледность убедили его, что инспектору не до шуток. С поспешностью, которая никак не вязалась с его тучным телом, О'Брайен засунул в рот толстенный указательный палец и трудился до тех пор, пока не избавился от всего содержимого своего желудка. Отдышавшись, он не стал ругаться или обвинять кого-то, а забормотал, как обычно, и это Дьюит оценил особенно высоко.

— Да, повезло мне, — пробурчал он. — Если бы вчера я не забил свое брюхо до отказа клецками со сметаной, а сегодня с утра не успел проглотить пол-литра взбитых сливок, то был бы уже покойником, как бедняжка Энн. В любом случае, это был указующий перст. Как вы считаете, Дьюит?

Лайна не столько была испугана, сколько потрясена. Она не знала, что делать и что сказать.

— Прежде всего, детка, вымой пол, — велел О'Брайен. — Вонь, как из бочки тухлой сельди. А потом подумаем, как и что могло произойти на кухне.

Кухня была большая. В ней находились плита и печь для хлеба, заглохшая два поколения назад. Дымоход был еще старше. Покрытый толстым слоем сажи, он распространял вокруг себя особый, но не противный запах, какой бывает обычно вблизи угольщика. Стена и раковина были выложены голубым кафелем явно недавнего происхождения. Впрочем, и газ к плите был тоже проведен не так давно. Посредине стоял чисто выскобленный стол, пол был каменный. Одна из трех дверей вела во двор и была заперта на засов. Вторая выходила в бар, а третья — вверх на лестницу.

— Ты заглянула в кофейник, прежде чем налить туда кипяток? — спросил О'Брайен Лайну. Осмотрев кухню, он состроил такую мину, словно вся эта история ему уже наскучила.

— Кофейник был совершенно пустой, — ответила Лайна. — Я его сполоснула, прежде чем наливать кофе, и даже протерла.

— Чем протерла? — спросил О'Брайен, не поворачивая головы и глядя на узкую дверь на лестницу.

— Вот этим полотенцем. — И Лайна показала на край плиты, где лежала тряпка.

— Да, чистой ее не назовешь. — О'Брайен взял ее двумя пальцами, поднес к носу, понюхал, бросил на пол и оттолкнул ботинком. — Давай, детка, говори правду. Заглядывала ты в кофейник или нет? Учти, милая, я держал тебя на руках на твоих крестинах, а когда застал тебя с твоим первым женихом в сарае, то ни слова не сказал твоей матери. Ты должна это ценить, птичка, не забывай, что кто-то только что хотел спровадить папашу О'Брайена на тот свет, и нужно для начала хотя бы узнать, кто же этот «кто-то».