Роковое влечение
Шрифт:
— Я не дура! — громко возмутившись, я даже привстала. — Плебей и хам! И я не просила себя спасать! Не смей меня оскорблять! Настоящий мужчина никогда бы не стал попрекать женщину за спасение.
— А я не мужчина, я беглый преступник! Был арестован за антигосударственную деятельность и организацию взрывов, заключен в «Институт социализации» или проще тюрьму, как это здесь называется. Борец за независимость Индонезии, — размахивал руками Антонии.
А меня разобрал смех. Он точно был испанцем, подобная, страстная манера разговаривать очень присуща этому народу. Какое дело испанцу до народа Индонезии? Ну может он с
— Интересно ты за нее борешься — обдирая с оружием ее граждан.
– Иностранные суда безвозмездно пользуются территориальными водами, а народ не получает от этого ничего!
— Думаешь, я дура и не видела, что причиной вашей смелости трава, которую вы поголовно жевали. Пожуешь эту хрень, — и весело и беззаботно становится на душе, правда? Можно выполнять любой приказ хозяина.
— Я не употребляю наркотиков.
— Только убиваешь людей?
Мы посмотрели друг на друга: я колюче, он насмешливо-безразлично. Наконец, мы отвели глаза. Передо мной был убийца, а я огрызалась. Наверное, я и вправду дура. Но, удивительное дело, я не боялась его.
— Ну давай, выкини меня за борт, пусть меня сожрут акулы!
Он усмехнулся одними уголками губ и взглядом превратил меня в букашку.
— Ты мне ещё пригодишься, вдруг я тут надолго, жрать будет нечего, а ты аппетитная.
Мне хотелось закричать и ногтями впиться в его самодовольное красивое лицо, расцарапать впалые щёки и стереть с губ ухмылку презрения к моей слабости и глупости.
— Ты и вправду сбежал из тюрьмы?!
— Ты все погубила, — покачал он головой, злость душила его.
— Раз ты так держался за свою банду, зачем пошел против них?
— Сам не знаю! — взглянул он на меня плотоядно, как будто с желанием.
— Скучаешь по дружкам-бандитам? Вам всем место в тюрьме. Думаю, ты легко примкнешь к подобным.
Я продолжала с ним ругаться, но он меня не слышал.
— Течение встречное, — нахмурился Антонио.
А потом мотор нашей лодки заглох.
Глава 7
Как-то незаметно наступило утро. Антонио тяжело и шумно вздохнул, выпустив из лёгких внушительный объём воздуха. Обернулся ко мне, а я, не говоря ни слова, посмотрела в глубину его больших карих глаз. Несмотря на словесную перебранку, эти паузы между нами повисали постоянно. Странные такие передышки, как будто недосказанность…
— Свечи намокли, — и пират стал разбирать мотор.
Грубые пальцы ловко отсоединили провода от свечей, выворачивая их. Я устроилась на безопасном расстоянии, мне нравилось просто смотреть на него, не отрываясь. Старалась не зацикливаться на том, что мы здесь совершенно одни, но как это можно было сделать, когда с меня не сводил глаз здоровый и властный самец, похожий на играющего с добычей льва, готовый проглотить в любую секунду. Я заметила несколько шрамов на его крепком мужском теле, они явно говорили о его смелом характере. Только сейчас я подумала о том, что если пираты нас не найдут, то мы можем умереть от голода, жажды, холода или нас могут попросту сожрать. Я перегнулась через борт, посмотрев в глубину океана, местами его воды были довольно прозрачными, можно было только
— Барракуда, — подмигнул мне пират, — топ-модель тропических океанов: длинная, до двух метров, тонкая и изящная. Кто бы мог подумать, что эта красавица — машина для убийств. Полосатый хирург — очень красивая рыба. Небольшая, — он хлопнул себя по животу, — по бокам у рыбы жёлто-синие полосы, брюхо — синее с оранжевым плавником. Рука сама тянется потрогать. Не стоит этого делать: на кончиках хвоста находятся острые как скальпель пластины, которые к тому же ядовиты. Белая акула не нуждается в представлении. Даже те, кто ни разу не видел море, знают, что эта рыба — людоед.
— Хватит! — замахала я руками, вызвав приступ хриплого мужского смеха.
Я прекрасно понимала, что он издевается. А еще очень надеялась, что Антонио перестанет смотреть на меня с таким нескрываемым вожделением, и мы сможем спокойно доплыть до берега.
— Я не дура, понятно? Я — историк, кандидат наук, закончила магистратуру, затем аспирантуру, активно писала диссертацию на соискание учёной степени доктора гуманитарных наук на тему «Проблемы концептуализации социальной реальности в контексте семантической коммуникации».
Антонио прекратил свои занятия, бросил разбираться с мотором, и спокойно ответил, нагло глядя в глаза:
— Тебе нужен хороший член.
Я фыркнула, обиделась и отвернулась, скрестив руки на груди и сердито сжав губы, а Антонио усмехнулся. Просто он мужчина, поэтому ничего в жизни не смыслит. И все разговоры у него, конечно же, сводятся к фаллосу. Чего ещё ожидать от этого наглого самовлюблённого мужлана, не видящего дальше своего носа? Мне хотелось влепить ему пощёчину, но внутренний голос шептал, что слишком рискованно дотрагиваться до него — последствия могли быть непредсказуемы — он же убийца! Сглотнув, потому что в горле запершило от обиды, я сжала руки в кулаки.
— Нас несёт в океан, — напомнил о себе пират.
— А до этого нас не несло в океан? Знаешь, удивительно, ты ведешь себя так, будто не боишься умереть посреди океана. Посмотри, ничего же нет вокруг.
Я размахивая руками, возмущалась, беспокоясь за наше будущее. Из-за резких движений я чуть не перевернула лодку. Антонио строго глянул на меня.
— До этого мне казалось, что мы движемся к островам.
— Надеюсь, ты хоть разбираешься в том, что делаешь? — кивнула я головой на его колени, где лежали детали от мотора.
— Могу уступить, — приподнял он свою рассеченную бровь. — Это посложнее, чем языком чесать о коммуникациях и концептуализации?
Муж говорил, что я большая умница, потому что взяла сложную тему для диссертации. Неприятные воспоминания о супруге кольнули под ложечкой. Даже учитывая боль, какую вызвала сама измена, меня больше, наверное, ранило то, что я выглядела беспечной индюшкой, всеобщим посмешищем, чем просто обманутой женщиной. Все смотрели на меня с сожалением. Мол, как я могла упустить такого мужчину, значит, что-то сделала не так, недодала любви. На какое-то мгновение я отвлеклась от мыслей о муже: