Роковое зелье
Шрифт:
Да это один из разбойников! Сейчас схватит княжну – и начнется самое страшное… А Дашка небось убежит, только ее и видели. Дура, дура, какая же Екатерина дура, что пустила ее спасаться первой!
Она ошеломленно смотрела на разбойника, а тот таращился на нее. Почему-то рожа эта показалась княжне странно знакомой. С перепугу, что ли?
Злодей сделал какое-то странное движение головой, словно намеревался поклониться княжне, да раздумал и пробормотал ошарашенно:
– А другая-то где?
Итак, Дашино бегство обнаружено. Надо сказать, где она, надо направить злобу разбойников против нее, может быть, они забудут о Екатерине и ей удастся
– А, вот она. Ну, стало быть, дело сделано! Прощенья просим, госпожа барыня, ежели напугали вас, но наше дело холопье!
С этими словами он опять сделал странное движение головой, напоминающее поклон, и отпрянул, прихлопнув за собой дверцу.
– По коням, мужики! – послышался в следующее мгновение его голос. – Все слажено! Верта-аемся! Кому говорено? По коням!
Послышался лихой посвист, хохот, крики, потом удаляющийся конский топ – и Екатерина тяжело осела на пол кареты, как-то вдруг, внезапно осознав: страшное приключение окончилось. Она осталась жива, она цела и невредима, ее никто не осквернил. Оказывается, разбойники охотились именно за Маврухой! Именно ее хотели убить? Один вопрос – откуда они знали, что убогая пряталась в карете? А может быть, Мавруха была их атаманшей, она сама придумала и подстроила это нападение, но шальная пуля… Нет, разбойник явно обрадовался, увидав Мавруху убитой. Или она была настолько жестокой атаманшей, что собственная шайка возмутилась против нее?..
Екатерина схватилась за голову, чувствуя, что сходит с ума. Полезет же такое в голову! Но как иначе объяснить… кому могла настолько досадить Мавруха, что ради ее убийства…
– Катюша, милая! – Она и не заметила, как Даша оказалась рядом. – Что же ты сидишь? Они умчались, никого больше нет! Давай вылезать отсюда!
Екатерина с ее помощью кое-как выбралась из кареты, едва не лишившись чувств, когда лица ее коснулся свежий воздух и жаркие солнечные лучи. Боже, как дивно пахнет трава, какой живой дух исходит из нагретого леса!
Сердце забилось счастливо, но тотчас сжалось, когда Екатерина увидела два трупа. Кучер и лакей, все в крови…
Она отвернулась, чтобы не видеть мертвые лица. Этот Филя, молодой лакей, всегда взирал на нее с таким благоговением, словно молящийся на икону. И он был очень красив, своими ореховыми глазами он чем-то напоминал Екатерине Альфреда, поэтому и она всегда обращалась с Филей милостиво и даже ласково, от чего он просто-таки таял, как масло. А вообще же она держала себя с дворней надменно, сурово, иначе не уберечься было от нахальных глаз всех этих молодых мужиков, егерей, выжлятников, стремянных, конюших, которые стерегли взорами каждое движение своей молодой, красивой госпожи, у них аж бороды шевелились от вожделения…
Екатерина вдруг вскрикнула, прижала руку ко рту, пошатнулась.
– Мутит? – раздался рядом шепот Даши. – Мне тоже от кровушки тягостно. Ой, не могу…
Дело было не в кровушке. Екатерину не мутило. Просто она внезапно вспомнила, где и когда видела этого молодого разбойника, который несколько минут назад заглядывал в карету. Да в Горенках и видела! Он не из дворни, а из крестьян. У Екатерины была отменная память на лица, она и через несколько лет могла вспомнить увиденного когда-то давно человека. Точно, видела этого мужика в деревне… на свадьбе! Екатерина тогда проезжала через деревню с сестрами, остановились, приветили молодых… женили, помнится, младшего брата этого мужика, вот тогда Екатерина его и заметила. А зовут его Ксаверий. Да, вот так, будто какого-то римского императора. Ксаверий – не больше и не меньше.
Ну, предположим, это он и есть. Что ж такого? Разве не бывало, что крепостные подавались в бега, уходили в разбойничьи ватаги? Ушел и этот. Только опять вот какой встает вопрос: чем его так прогневила Мавруха? Загадочный разбойник: они обычно мстят своим бывшим хозяевам, а этот, наоборот, очень беспокоился о Екатерине. Именно он – княжна вспомнила теперь голос – кричал при самом начале нападения: «Не стреляй в карету! Заденешь кого не надо – я тебя тогда!..»
Нет, ничего не понять, только голову от этих мыслей сломаешь!
Вдруг снова послышался топот. Девушки испуганно схватились за руки: неужто разбойники надумали вернуться?! Однако и три всадника, появившиеся на поляне, никак не напоминали своим обличьем лесных ватажников, двое были одеты как императорские гайдуки, а третий – и вовсе благородный господин.
– Ради бога, княжна! Что тут произошло?! Какой кошмар! Не зря так беспокоился ваш батюшка, места себе не находил!
Екатерина глядела на спешившегося всадника – не верила своим глазам. Это был Степан Васильевич Лопухин, камердинер императора, только сегодня утром уехавший вместе со всеми в Москву. Лопухин, невысокий, плотный сорокалетний человек с изморщиненным не по возрасту лицом (следы тягостной ссылки в Колу), встревоженно таращился на Екатерину. Когда глаза его встретились с перепуганными глазами княжны, он сорвал парик (очевидно, совершенно забывшись, приняв его за оброненную где-то шляпу), обнажив коротко и неровно остриженную голову, и с облегчением вытер париком вспотевший лоб.
– Батюшка ваш вдруг встревожился, что отправил вас и Дарью Васильевну безо всякой охраны, и чуть не на коленях умолял всех воротиться, – пояснил Лопухин. – Я вызвался и брат ваш, но у него лошадь засеклась, он отстал. Я же гнал что было мочи. Еще издали слышу крики, выстрелы. И вот – ваша карета! У меня аж дух занялся. Сердце отеческое – вещун! Не зря Алексей Григорьевич с ума сходил.
Екатерина на миг зажмурилась. Это внезапное беспокойство отца, возвращение Лопухина, тот крестьянин… Какая-то мысль мелькнула, но исчезла.
Екатерина судорожно стиснула руки:
– Степан Васильевич, господин Лопухин, кабы вы только знали, что тут было!.. Не иначе Господь нас спас, он же и прислал сюда вас. Ну сами посудите: кони выпряжены, люди наши побиты…
– Это не беда, – Лопухин сделал знак гайдукам, и те, спешившись, принялись вновь закладывать карету. – Ежели мне не удалось разогнать злодеев и освободить красавиц, удовольствуюсь малым: починкою кареты.
Екатерина расхохоталась. Сейчас, когда опасность была позади, она ощущала необыкновенную легкость что в мыслях, что во всем теле, каждое слово Лопухина казалось необычайно смешным, каждое выражение его некрасивого лица – милым и забавным. Раньше он был не очень-то ей приятен, ибо пользовался не только расположением императора, дальним родственником которого был, но и Остермана. Хитрую же лису Остермана Екатерина откровенно недолюбливала и даже боялась. Лоб Лопухина казался ей слишком низким, глаза он то и дело отводил, улыбался натянуто… Сейчас перед ней сидел словно бы совсем другой человек. Весь его облик так и лучился счастьем.