Роковое зелье
Шрифт:
«Светозарной царицею», очевидно, названа здесь Анна Иоанновна, ради восшествия которой на престол был убит русский император Петр Второй. Ему было четырнадцать лет…
Но вернемся немного назад, в один из тех ясных и морозных январских дней 1730 года, когда Петр еще лежал при смерти. Об этом знала только Москва – велика, необъятна Россия! А в деревушке Лужки небось вообще не слышали о болезни императора.
С заснеженных холмов к речке бежали двое – брат и сестра. Девочка, путаясь в разношенных валенках, едва поспевала за братом, а он торил тропку, то и дело оборачиваясь, таинственно блестя глазами:
– Что покажу – ахнешь! Что покажу…
Наконец ему надоело оборачиваться на сестренку. Выбежал на заснеженный лед и, пригнувшись, словно пытаясь разглядеть что-то, двинулся к середине реки. Остановился, замахал нетерпеливо. Сестра подбежала, чуть дыша от усталости и любопытства:
– Ну? Ну что там?
Мальчик указал темное пятно чистого льда меж белых слоев снега. Плюхнулся прямо на лед, отчаянно уговаривая сестру, чтоб не боялась, а когда она распростерлась рядом, принялся тыкать в лед пальцем, шепча, словно боялся спугнуть кого-то:
– Гляди! Гляди вниз!
Девочка вгляделась – и вдруг увидела, что лед небывало прозрачен, словно стекло. Сквозь его толщу отчетливо было видно желтовато-серое песчаное дно, длинные, зеленые, чуть шевелящиеся от подводного течения стебли плакучей травы и узкое, серебристое, отчего-то необыкновенно красивое тело молодой щуки, которая замерла на самом дне и словно бы дремала.
– Ну? Ахнула? – торжествующе шепнул брат, и потрясенная девочка в самом деле тихо ахнула.
– А теперь сюда гляди, Дашутка, – таинственным шепотом велел брат и чуть подвинулся в сторонку. – Вот она…
Девочка приникла лицом ко льду – да так и обмерла, увидав девичье тело, лежащее на речном песке. Зеленая трава вплелась в короткие, чуть достигающие плеч русые волосы, обвила длинную белую рубаху. Ноги девушки были босы, глаза закрыты.
– Кто это? – воскликнула девочка.
– Тише! – сердито шепнул брат. – Разбудишь! Это русалка. И она спит.
– Спит?
– Ну да. Разве ты не знаешь? Зимою все русалки спят на дне речном.
– А когда она проснется?
– Ну, вот лед пройдет, на березах лист брызнет – тогда и проснется. Весной.
– Весной… – эхом отозвалась девочка, зачарованно глядя на брата. – Как в песне?
– В какой песне?
Она глубоко вздохнула, а потом тихо-тихонечко запела:
Березоньку мне жалко —К зиме вся облетит.На дне реки русалкаКрасивая лежит.Лежит она, не знает,Жива иль не жива,И тело оплетаетПлакучая трава…– Ну да, я же и говорю, – прошептал брат. – Настоящая русалка… Давай еще пой. Слышь, Дашутка? Пой еще!
И она опять запела тоненьким голоском:
Когда очнется снова,Не ведает о том.Чертоги водяного —Русалкин зимний дом.Когда зима-зимицаРучьями уплывет,Весну восславят птицы, —Русалка оживет.– Ну, чего замолчала? – сердито шепнул брат. – Забыла, что ли?
– Нет, не забыла. А боязно: вдруг услышит песню да ка-ак откроет глаза…
– Не откроет. Она крепко спит. Я когда первый раз ее увидал, так кричал-кричал, звал-звал, а она все спит да спит.
– А как ее зовут? – шепнула девочка.
– Да разве ж у русалок бывают имена? – изумился брат.
– Неужто ж нет? Матушка рассказывала, что русалки – это девицы, которые утопились от несчастной любви. А ежели они девицы, значит, у каждой было имя. Может, ее звали Грушенька. Или Машенька.
– Или Дашенька, – засмеялся брат, но сестра испуганно перекрестилась:
– Боже сохрани!
И снова замерла, вглядываясь в чуть улыбающиеся губы русалки и ее длинные ресницы. У людей такой красоты не бывает… Какого же цвета у нее глаза? Голубые? Зеленые? Или просто серые? Но они откроются только весной. Скорей бы весна! Тихий снег посыпался с небес, легкой дымкою прикрывая лед и спящую под ним русалку.
Пусть спит. До весны еще далеко!