Роковой роман
Шрифт:
Фредди сохранял выражение лица нейтральным.
– Я отказалась даже слышать об этом. Тешила себя иллюзией, что мы с Джоном найдем способ быть вместе и растить нашего ребенка. Я и понятия не имела, что могут люди, облеченные властью, и как далеко способны зайти, чтобы добиться того, чего хотят. Через неделю отца перевели в почтовое отделение Иллинойса.
– Что на это сказал Джон?
– Что он мог сказать? Он только собирался пойти в последний класс средней школы. И был у родителей под каблуком.
–
Она кивнула.
– Он с родителями приезжал в тот день, когда родился Томас. Сенатор возмущался как сто чертей, что я назвала его Томас Джон О’Коннор, но О’Конноры увезли от меня Джона, разлучили нас, хотя они не могли отказать моему сыну в имени его отца. Моя уступчивость тоже имела предел. Мы часто говорили по телефону, как улучали минуту. Строили вместе планы на будущее. – Лежавшие на коленях руки дрожали. – Когда он окончил школу, отец устроил ему интернатуру в Конгрессе на лето, а потом родители препроводили его в Гарвуд. И мы встретились снова только через год.
– К тому времени Джон повзрослел. Почему же не перестал подчиняться родителям?
– Они контролировали деньги, детектив, те самые деньги, которые сенатор использовал, чтобы платить сыну, когда тот учился в колледже. Джон делал то, что говорил ему отец.
– А после колледжа?
– Отец грозился отречься от него, если он женится на мне, дескать, потому что тогда люди узнают об «этом ребенке», как Грэхем называл внука, и разразится скандал. – Ее голос стал тусклым, тон безжизненным. – Как бы Джон ни любил меня и Томаса, он бы не смог жить, порвав с отцом. – Патриция наклонилась вперед. – Не поймите меня неправильно, детектив. Я ненавидела Грэхема О’Коннора за то, что он не признавал меня, не признавал Томаса, а больше всего за то, чего он лишал Джона. Но тот любил отца и, более того, уважал, несмотря на все, что Грэхем сделал нам. Джон был хорошим человеком, лучшим из тех, кого я знала, но именно поэтому он не мог отвернуться от отца. Просто не мог. Я приняла это много лет назад и научилась довольствоваться тем, что имела.
– И что именно?
– Один уикенд в месяц мы были семьей, семьей на всю катушку. Джон стал великолепным отцом Томасу. Когда он отсутствовал, то всегда был доступен сыну, и они говорили почти каждый день. Сына повергла в горе смерть отца.
– Никто не интересовался сходством с сенатором в свете того, что Томас носит его имя?
– Нет, - ответила она. – Удивительно, но нам удалось этого избежать. О’Конноры умудрились похоронить нас здесь, на Среднем Западе. Во время выборной компании и первые месяцы Джон пропадал в офисе, мы отнеслись к этому спокойно и часто не виделись друг с другом. Когда внимание ослабло, то снова возобновили встречи. Пресса так никогда и не разнюхала ничего про нас.
– Мне непонятно, почему он посылал вам ежемесячно деньги, а не давал итоговую сумму. У его родителей имелись деньги, он сам стал богатым человеком, когда продал компанию.
– Он заботился о нас, но ему нравилось посылать ежемесячные выплаты. Говорил, что так чувствует связь с Томасом и мной.
– Заранее прошу прощения, что сейчас кое о чем вас спрошу… Но мне нужно знать, где спал сенатор,
Ее глаза гневно вспыхнули.
– А где, по-вашему, он спал?
– У него бывали другие женщины?
Фредди было неприятно, что его вопрос явно оскорблял ее.
– Да, - скрипнув зубами, ответила Патриция. – Но мой сын этого не знает, и я бы предпочла, чтобы так и осталось.
– Вас это не беспокоило? Что у него были другие женщины?
– Конечно, беспокоило, но я не ждала, что он будет придерживаться целибата остальные двадцать семь дней в месяце.
– Вы обсуждали других женщин в его жизни?
– Нет, никогда.
– Даже когда он три года был с Натали?
– У него была своя жизнь, у меня своя, - резко ответила она. – Один уикенд в месяц мы принадлежали друг другу.
– Вы были когда-нибудь замужем?
Она засмеялась.
– Как вы себе это представляете? Куда бы я засунула мужа в каждый третий уикенд, когда меня навещал давний любовник?
– Так, значит, нет?
– Я никогда не была замужем.
– Когда сенатор бывал здесь, - сказал Фредди, стараясь не запнуться, - у вас были сексуальные отношения?
– Я не вижу, какое это имеет отношение к делу.
– Имеет, и я прошу ответить на вопрос.
– Да, я спала с ним! Так часто, как могла! Вы довольны?
– Было ли что-нибудь, э, необычное у вас в сексе?
Она встала.
– Все, достаточно. Я не позволю вам явиться в мой дом и унижать самые важные отношения в моей жизни.
Фредди остался сидеть, давая ей осознанное преимущество, когда бросил последнюю бомбу.
– Он когда-нибудь принуждал вас к грубому или анальному сексу?
Она изумленно уставилась на него.
– Я хочу, чтобы вы ушли. Прямо сейчас.
– Простите, мэм, но вы можете ответить на вопрос прямо здесь или мне придется увезти вас в Вашингтон и там подвергнуть допросу. Выбирайте.
Подбоченившись, она метала глазами молнии.
– Джон О’Коннор всегда обращался со мной как джентльмен. Любой женщине стоит иметь такого нежного и ласкового возлюбленного. А теперь, если это все, я хочу, чтобы вы покинули мой дом.
– Вы приедете на похороны в Вашингтон?
– Поскольку ни один О’Коннор теперь не занимает кабинет, я не вижу причины больше прятаться. Мы собираемся поехать. Сегодня звонил адвокат Джона и сообщил, что нам нужно присутствовать на чтении завещания, которое состоится через день после похорон. Наверняка это привело в жуткое волнение Грэхема и Лейн.