Шрифт:
Общие соображения
Романтизм – эпоха непростая. Её в полной мере ещё можно назвать эпохой демонов. Всякого рода мистика, увлечение спиритизмом, уверенность в латентном присутствии в нашей жизни всевозможных духов и демонов – всё это считается основными характеристиками эпохи романтизма. Само имя направления укоренилось и дошло до наших дней как romantique – нечто живописно-странное, фантастически-красивое, нарушающее привычную форму и все обыденное. «Романтический бунт грандиозен. Романтик не довольствуется протестом против политического деспотизма или крепостного права, – пишет Ю. М. Лотман. – Предметом его ненависти является весь мировой порядок, а главным врагом – Бог. Не случайно положительным, авторским героем романтической поэзии часто выступает Демон – взбунтовавшийся против Бога и свергнутый им с небес ангел. Бог утверждает вечные законы вечного рабства – Демон проповедует бунт. Бог представляет как бы начало классицизма в космическом масштабе –
Романтизм сменяет эпоху Просвещения и совпадает с промышленным переворотом, обозначенным появлением паровой машины, паровоза, парохода, фотографии, увеличением продолжительности жизни, что приводит к возникновению массового общества. Этот период Ортега-и-Гассет очень точно охарактеризовал как «восстание масс». Если и говорить о появлении массовой культуры, то, по Вернадскому, именно в 1800 году население Европы впервые достигло числа в 100 000 000 человек. Открытие вакцинации против смертоносной оспы, открытия Пастера в области микробиологии, открытие анестезии и прочее смогли продлить человеку его земное существование. Людей стало слишком много на относительно небольшом европейском пространстве, и, таким образом, согласно философу-романтику Гегелю, произошел переход количества в качество. Карл Ясперс считал, что именно массы становятся решающим фактором в происходящих событиях. По сравнению со временем эпохи романтизма вся предыдущая история кажется относительно стабильной. Раньше основную массу населения составляло крестьянство, жизненные устои которого мало менялись даже при политических катастрофах. Оно было неисторической субстанцией населения. «Постоянно возникавшие в исторические периоды аграрные кризисы, – считает К. Ясперс, – приносили, правда, потрясения, но принципиально ничего не меняли. Изменение социальных условий шло медленно и затрагивало отдельные слои и группы, сохраняя общее состояние, воспринимаемое как незыблемое… Люди терпели, покорялись и жили во всеозаряющей религиозной вере». Но вот с эпохой романтизма именно масса людей хлынула на историческую арену, и ситуация претерпела коренное изменение.
Массу следует отличать от народа. Народ структурирован, он осознает себя в своих жизненных устоях, в своем мышлении и традициях. Масса, напротив, не структурирована, не обладает самосознанием, она лишена каких-либо отличительных свойств, традиций, почвы – она пуста. Масса является объектом пропаганды и внушения, не ведает ответственности и живет на самом низком уровне сознания. Такую всеобъемлющую характеристику массы приводит в своих трудах Карл Ясперс.
Естественно возникает вопрос: как романтический индивидуализм может быть связан с массовым сознанием? Ведь романтик подчеркнуто, болезненно индивидуален. Он считает свой внутренний мир центром Вселенной, герой-романтик отличается своим эгоцентризмом. Но оказывается, что именно этот эгоцентризм будет нуждаться в слепом поклонении толпы, а значит, в пропаганде. В. Г. Белинский дал следующее определение романтику: это человек, который «высоко говорит, но дурно поступает». Прекрасная формула, определяющая суть самой пропаганды: «высоко говорить, но дурно поступать». Ярким примером тому может служить деятельность романтика Гитлера, увлеченного творчеством другого романтика, Р. Вагнера и романтической мифологией древних германцев. Романтизм – явление сложное. Существует порядка 200 определений этого явления. Такая расплывчатость дефиниций объясняется тем, что само явление еще не устоялось, еще не обрело окончательные формы. Например, романтизм-масса-пропаганда. Как еще объяснить эту триаду? В истории бывают странные сближения. Нацистский мифологизм, во многом опирающийся на творчество романтика Вагнера, это, с одной стороны, романтизм, о котором писал еще Томас Манн, а с другой – агрессивная пропаганда в эпоху расцвета массового общества. Скорее всего, этим и объясняется феномен перерождения немецкой нации просветителей в нацию убийц и извергов под влиянием всесильной пропаганды, основанной на романтических представлениях об избранной расе ариев.
В основе романтической эстетики лежит учение Э. Берка «о возвышенном» и его теория аффектов. Дело в том, что Берк противопоставлял «возвышенное» «идеальному» и писал, что все дело в аффектах, к которым он относил страх, ужас, восторг, изумление. Так, понятие романтического изначально было связано с изображением ужаса, страха и сильного потрясения. Именно экстатическое, неконтролируемое состояние психики и можно назвать по-настоящему аффектом. Приведем несколько побочных явлений, возникающих в результате аффекта. Прежде всего, это взрывной характер эмоциональной реакции, что отличает аффект от обычных эмоций и переживаний. Если эмоции и переживания несут в себе облагораживающее воздействие и напрямую связаны с мыслительной деятельностью человека, например эстетические эмоции во время концерта классической музыки, слушания стихов, посещения театрального представления или художественной галереи, то аффект – это почти всегда нарушение нормы, это болезненное состояние психики. Аффект сопровождается частичным сужением сознания – фрагментарность и неполнота восприятия: неполное восприятие ситуации в отдельный момент времени, неполное восприятие окружающей действительности и своих действий во времени, а также нарушения произвольной регуляции деятельности – расстройство опосредованности действий, расстройство контроля действий, снижение способности к прогнозу результатов действий, отсутствие прогноза отдаленных последствий действий. Аффекты сопровождаются физическим и психическим истощением. Иными словами, вводя человека в состояние аффекта, создаются все необходимые условия для манипуляции его сознанием, без чего невозможна никакая пропаганда. Получается, что романтическая эстетика оказывается очень связанной со всякого рода манипуляцией сознания и, как следствие, возможной пропагандой. Именно в эту эпоху возникают довольно странные модные увлечения, например, мода на подражательные самоубийства, как это было в случае со смертью Наполеона и с романом Гёте «Страдания юного Вертера». Популярность романа Гёте стала причиной возникновения целой волны подражательных самоубийств среди молодых людей Западной Европы. И такая же по силе волна накрыла целое поколение после внезапной смерти Наполеона Бонапарта на острове Св. Елены.
Романтизм был также известен своей модой на определенные болезни, например туберкулез. Александр Дюма-отец вспоминал об этом со свойственным ему юмором: «Мода была на чахотку; чахотка была у всех, прежде всего у поэтов; считалось хорошим тоном харкать кровью при всяком подходящем случае, связанном с эмоциями, и умирать до тридцати лет.
Само собой разумеется, что мы с Адольфом, оба молодые, тощие и длинные, претендовали на чахотку, и, в общем, это право окружающие за нами признавали» («Мои мемуары»).
В ту необычную эпоху было модно являть миру болезненную бледность, испытывать головокружения, хвататься за сердце и покашливать. Дамы, даже абсолютно здоровые, имели при себе флакон с нюхательной солью. Мужчины зябко подергивали плечами и прижимали к губам носовые платки. Болезненность казалась знаком причастности к возвышенному. В эпоху зарождения массового общества такие стереотипы поведения принимались вне здравого смысла. Здравый смысл – это завоевание Просвещения, которое романтики ненавидели всей душой, поднимая глобальный бунт против любой разумности и порядка. Экстатика, аффект, культ сумасшедшего гения – вот что будет привлекать романтиков.
Была у романтиков и мода на призраков. Дело в том, что романтики были буквально одержимы историей. Можно сказать, что прошлое их интересовало даже больше, чем настоящее. Душа романтика пыталась проникнуть как можно глубже в толщу времен. Именно писатель-романтик Вальтер Скотт изобретет жанр современного исторического романа. Но и до «шотландского чародея» любовь к истории, буквально одержимость прошлым, владела душами писателей и поэтов той поры. Одержимость прошлым, развалинами, древними книгами в большей степени была характерна для англичан. По мнению Питера Акройда, сами привидения можно было рассматривать как мост света между прошлым и настоящим или между живыми и мертвыми.
Исследователь считает, что «Англию XIX века можно назвать золотым веком призраков». Томление, как неотъемлемая черта английской романтической поэзии, нашло высшее выражение в меланхолической фигуре привидения. Возник широкий интерес к спиритическим сеансам, в ходе которых раздавалось разного рода постукивание и прочие звуки. Мода на месмеризм, возникшая в середине века, породила веру в некую плазму или магнетическую жидкость, из которой состоит призрак. Технологический прогресс также как будто подтверждал существование призрачных тел. Начали появляться фотографии, на которых можно было увидеть призрачных обитателей комнат, сидящих в кресле или занятых чем-либо.
Еще одним модным явлением романтизма была так называемая тафофобия. В XIX веке страх быть погребенным заживо стал достаточно распространенной фобией, получив даже имя тафофобия – от древнегреческого – гроб, могила и – страх. Начиная со второй половины XIX века и вплоть до 1934 года в странах Европы и Северной Америки патентовались и производились специальные «безопасные гробы», оборудованные средствами спасения для погребенных заживо. Эти средства позволили бы похороненному по ошибке подать сигнал другим людям или же самостоятельно выбраться из могилы. Кроме того, подобными приспособлениями оборудовались некоторые склепы. Свидетельства о том, что данные средства спасения действительно кому-либо помогли, отсутствуют.
Страх быть погребенными заживо испытывал ряд известных личностей. К примеру, Гоголь, Шопен и Нобель боялись быть похороненными живьем и специально это подчеркнули. Гоголь, например, в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Известной жертвой страха погребения заживо был Альфред Нобель, у которого этот страх являлся «наследственным»: его отец, изобретатель Эммануил Нобель, также боялся быть похороненным заживо и даже изобрел один из первых «безопасных гробов». Британский писатель Уилки Коллинз тоже страдал данной фобией, причем в настолько сильной форме, что каждую ночь оставлял «предсмертную записку», в которой просил читающего тщательно удостовериться в его смерти, если он не проснется. По этой же причине философ Артур Шопенгауэр завещал ждать со своими похоронами пять дней после смерти, в результате чего похоронам философа мешал запах разложения тела. Тафофобия описана в одном из коротких рассказов Э. А. По «Преждевременные похороны». Основная часть рассказа предваряется несколькими небольшими историями о случаях, когда людей хоронили заживо, сочтя их умершими, хотя они пребывали в глубоком беспамятстве, коме или оцепенении. Одна из них повествует о женщине, которая, заболев не разгаданной врачами болезнью, вскоре умерла. По крайней мере, так все решили, так как за три дня ее тело окоченело и даже стало разлагаться. Женщину похоронили в фамильном склепе, а через три года ее муж обнаружил ее скелет. Вот только он был не в гробу, а стоял прямо возле входа.