Роковой шаг
Шрифт:
— Он будет сегодня вечером. У него полно дел. С тех пор, как мы расстались, кое-что произошло.
— Я знаю.
Дикон все это время молчал. Я догадалась, что он не знает, как ему теперь поступить, после того как он благополучно доставил меня и сдал на попечение Ланса Клаверинга. Наверно, он прикидывал, разумно ли будет покинуть нас немедленно.
— Вы приехали одни? — спросил Ланс. — Только вдвоем?
— Ну… мы путешествовали с попутчиками, — уклончиво ответила я.
Ланс взглянул в сторону Дикона:
— Надеюсь, прогулка была неплохая.
— Да,
— Вы, вероятно, утомились. Вам дадут еды и постель на ночь. Думаю, вы хотите вернуться в Хессенфилд как можно раньше.
— Я должен вернуться, — ответил Дикон.
— С вами ничего не случится. Мы выгнали этих проклятых шотландцев. Какая наглость! Представляете, они дошли до Престона. Теперь они по ту сторону границы — те, которые успели.
Я увидела, как Дикон поморщился.
— Безнадежно! — продолжал Ланс. — Не могу понять, о чем они думали. Что же случилось, Кларисса? Вам так захотелось домой?
— Пора было возвращаться. Ланс громко рассмеялся.
— Это решительная молодая леди! — сказал он Дикону. — Думаю, в Хессенфилде это заметили!
Дикон кивнул.
Когда мы вошли в дом, Лаура Гарстон, жена мэра, тепло встретила нас, выразив свое удивление при виде меня.
— Молодые люди совсем выбились из сил, — сказал Ланс. — Кларисса потом все нам расскажет. А пока им надо помыться, поесть и отдохнуть. Это Джек Торли, молодой человек из Хессенфилда.
Ланс сразу отметил благородство манер Дикона. Сначала он принял его за грума, но уже спустя несколько секунд, будучи светским человеком, стал относиться к Дикону как к равному. Я была благодарна ему за это, и несмотря на то, что я беспокоилась о Диконе, для меня было огромным удовольствием опять находиться в веселом обществе Ланса.
В доме нам приготовили комнаты, и мы смыли с себя дорожную грязь.
Как только мы справились с этим нам подали обед, во время которого я и Дикон имели возможность обменяться несколькими словами.
— Я не могу здесь остаться, — сказал он. — Мне надо ехать.
— Мы еще увидимся?
— Обязательно. Мы не можем не увидеться. Я что-нибудь придумаю.
— Они отошлют меня домой. Нас будут разделять мили.
— Я сказал тебе, что найду способ. Если я останусь здесь… если они узнают, кто я…
— Да, да. Ты здесь в такой же опасности, в какой я была в Хессенфилде. Эти глупые, глупые люди! Я так сердита на них.
— Сейчас не время для гнева. Я немедленно должен уехать.
— Да, я понимаю. Когда дядя вернется, когда начнут задавать вопросы…
— Тогда они не будут столь дружелюбны ко мне. О, Кларисса, почему ты должна быть с ними? Ты же наша.
— Я принадлежу сама себе и держусь в стороне от этих дурацких свар. Мне все равно, за кого ты — за Георга или за Якова. Ты знаешь это.
— Я люблю тебя, — сказал Дикон.
— Я люблю тебя, — ответила я. Мы улыбнулись друг другу.
— Эти дни в мансарде… Я никогда не забуду их, — сказал он.
— Я тоже. Я бы хотела вернуться туда. Хотела бы быть еще в пути, очутиться на галерее «Ночлег на одну ночь».
— О, Кларисса, Кларисса… — повторял он мое имя, заставляя меня трепетать. — Я вернусь за тобой. Что бы ни случилось, клянусь, я приду.
— Да, знаю. А теперь ты должен ехать, Дикон. Ты очень рискуешь, и чем дольше ты здесь, тем опаснее это для тебя. Я буду думать о тебе, пока ты будешь в пути и вернешься домой… Ты поедешь в Шотландию? О, Дикон, не надо! Пусть они ведут свои глупые войны, если это им нужно, но ты… только не ты… Давай подумаем, как нам соединиться!
— Когда все кончится, и истинный король будет на троне я приеду за тобой и буду просить твоей руки. Я увезу тебя к себе… и мы заживем счастливо.
Мы посидели молча, держась за руки. Потом Дикон поднялся и сказал:
— Теперь я пойду к нашей хозяйке. Я скажу ей, что должен уехать рано утром. Так лучше. Когда я уеду, ты можешь сказать им правду о том, кто я… Так будет проще.
Я потерянно кивнула.
Эту печальную ночь мы провели каждый в своей комнате. Он делил комнату с одним из старших слуг, потому что других не было. У меня была своя маленькая комнатка. Я лежала, думая о нем и знала, наверняка, что и он думал обо мне.
На рассвете я спустилась в конюшню. Мы бросились друг к другу и несколько мгновений стояли, не в силах разжать объятия. Его последние слова были:
— Я вернусь. Помни об этом. Я вернусь за тобой, Кларисса!
Я стояла и смотрела, как он удалялся в свете раннего утра.
Надо было очень многое объяснить, и когда дядя Карл и Ланс услышали мою историю, они пришли в ужас.
— Как лорду Хессенфилду пришло в голову отправить тебя таким образом! — воскликнул дядя Карл.
— Разве он мог держать ее там? — спросил Ланс. — Он правильно сделал. Господи! Что было бы с ней, окажись она сейчас в руках Френшоу!
— Они считали, что я шпионка, — объяснила я.
— Хорошенькое дело! — сказал дядя Карл. — Теперь надо решить, что делать с тобой. Ты же знаешь, что происходит. Страна в состоянии напряжения. Тот факт, что эти горцы дошли до самого Престона, всех нас потряс. Кто бы мог поверить, что это возможно? Север — это рассадник измены.
— То же самое они говорят о юге!
— А! — воскликнул Ланс. — Они сделали из вас маленькую якобитку?
— Конечно, нет! Я вообще думаю, что все это глупости. Какая разница?..
Ланс взял мою руку и поцеловал ее.
— Ваша женская точка зрения, несомненно, мудра, — сказал он, — но мужчины никогда этого не поймут. Они будут продолжать вести войну, и с этим ничего не поделаешь, Кларисса. Кроме того, Яков не годится. Он не сможет объединить народ. Он ханжа.
Он принесет в страну католицизм, а из-за костров Кровавой Марии и поскольку наши моряки познакомились с испанской инквизицией, англичане этого не потерпят. Может быть, Георг не совсем то, что нам нужно, но он мирный человек и не слишком вмешивается в дела своего народа. При нем будет процветать торговля, вот увидите. Вот чего мы хотим — славного «Германского мужика», а не безудержно романтичного ханжу Шевалье.