Роковой шторм
Шрифт:
— Как вам угодно, — отозвался Торп и, заказав грог для матросов, повел остальных в кают-компанию праздновать победу. Если бы он оглянулся, как это сделала Джулия, то увидел бы, что де Груа провожает его тяжелым взглядом, крепко сжав губы; его черные глаза сверкали от ненависти.
Через четыре дня они прибыли в порт Гавана на острове Куба. Капитан Торп немедленно сошел на берег договориться о доставке свежей воды и продовольствия. Отец Джулии пошел вместе с ним. Он упоминал о местных бонапартистах, но Джулия думала, что он просто хочет развеяться и посидеть в каком-нибудь кабачке с подходящей компанией.
Опустились сумерки, а отца все еще не было. Джулия не
Вид Гаваны с палубы корабля Джулии не понравился — скопление старых некрашеных зданий, привалившихся друг к другу в грязи, словно пьяные. Островки света фонарей вспыхивали то здесь, то там, раздавалась громкая музыка и хохот. Свет, казалось, притягивал уличных женщин: они, словно бабочки, слетались на огоньки. Их груди, открытые низкими вырезами, казались бледными, бедра покачивались под длинными юбками с разрезами до щиколоток. Джулия увидела, как моряк потащил одну из женщин в глубь улочки и, прислонив ее к стене, в полутьме воспользовался длинным разрезом на юбке. Джереми немедленно увел ее в другую часть корабля и заговорил о достопримечательностях Гаваны, и лишь спустя какое-то время они вернулись на старое место.
Они пробыли наверху около часа, когда Джулия увидела человека, идущего по плохо освещенной улице. Хрупкая фигура, самодовольный, почти надменный вид выдавали Шарля Дюпре. И хотя на таком расстоянии было трудно разглядеть лицо, но по тому, как он шел, помахивая тростью, Джулия сразу догадалась, что отец хорошо провел время и очень доволен собой. Капитан Торп был прав, не стоило так волноваться, подумала она, глядя, как отец шагает вдоль грязных улиц.
Джулия уже хотела сказать об этом Джереми, как вдруг увидела за спиной пожилого человека два темных силуэта. Они нависли над ним прежде, чем тот успел повернуться или вскрикнуть. Нож сверкнул и опустился раз, другой. У Шарля подкосились колени, он упал. Разбойники склонились над ним, обшаривая одежду. Через секунду они вскочили, держа в руках кошелек и часы. Джулия закричала, но разбойники уже бросились наутек, и их тени растаяли в темном квартале.
Джереми не позволил Джулии идти туда. Дюпре принесли на борт на носилках еще живого. Корабельный хирург по-прежнему пребывал в городе. Капитан Торп сам остановил кровотечение, перевязал раны и устроил пожилого джентльмена по возможности удобнее в его каюте. Джулия помогала, и никакие доводы капитана не могли остановить ее; когда же она заявила, что не боится крови, так как много раз видела, как перевязывают раны слугам и наблюдала за появлением на свет детей, он перестал уговаривать ее.
К счастью, все это время отец не приходил в сознание. Его лицо посерело, грудь вздымалась неровно, словно дыхание причиняло ему боль. Раненого приподняли на подушках, и ему немного полегчало, хотя временами Джулии казалось, что он не дышит. Она поменялась каютой с мсье Робо, чтобы быть рядом с отцом, подолгу лежала, прислушиваясь к его дыханию, и страдала от собственного бессилия. К утру он пришел в сознание, но был слаб и бледен, хотя полностью отдавал себе отчет в происходящем. Послав за капитаном, Дюпре сообщил ему, что не хочет никаких изменений планов из-за своего ранения, что не останется в Гаване и не собирается возвращаться в Новый Орлеан, не желая допустить, чтобы случившееся несчастье помешало ему участвовать в исторических событиях. Экспедиция не должна откладываться. Рядом дочь, которая сможет ухаживать за ним, и, если случится худшее, пусть это произойдет во время выполнения достойного дела.
Капитан Торп посмотрел на Джулию. Она стояла рядом, положив руку на плечо отца.
— Вы согласны? — отрывисто спросил он.
Как могла она не согласиться? Борьба за исполнение своей воли изнуряла отца, и Джулия пальцами чувствовала дрожь его тела.
— Пусть будет так, как хочет мой отец, — глаза девушки потемнели от боли.
— Даже если это не в ваших интересах?
— Не имеет значения.
— Подумайте, — мрачно промолвил он. — Позднее, когда не будет пути назад, вы наверняка пожалеете о своем решении.
Что он имеет в виду? Что отец не выдержит, если плавание будет продолжаться? Что потом будет невозможно повернуть назад, даже если они захотят, и придется придерживаться плана императора?
Подняв голову, она сказала:
— Ни я, ни мой отец не желаем погубить экспедицию.
— Не сомневаюсь, но я не о том.
Его напряженный взгляд пытался выразить что-то важное, но он не решался высказаться вслух, боясь побеспокоить раненого.
Внезапно Джулия поняла значение его слов. В случае смерти отца она остается на корабле одна, без опекуна и защитника. Мысль пугала, но она прогнала ее. Отец будет жить! Облизнув пересохшие губы, девушка сказала:
— Мы ценим вашу заботу, капитан, и тем не менее просим продолжить плавание, как будто бы нас не было на корабле. Ничто не должно помешать спасению Наполеона.
— Очень хорошо, — согласился он и с коротким поклоном вышел. Когда звук его шагов стих в кают-компании, отец повернул голову на подушке.
— Дочь моя, — начал он, но остановился.
— Да, папа? — Джулия повернулась, чтобы он видел ее лицо.
Он долго смотрел на нее, нахмурившись, видимо, не только от боли, и наконец, покачал головой.
— Ничего, — произнес он. — Нет, ничего.
Они отплыли на рассвете. Через пять дней судно оказалось в полосе штормов. Качка на корабле открыла ножевые раны ее отца. В бреду, в лихорадке, он стал кашлять кровью. Спустя девять дней после того, как они вышли из Гаваны, он скончался и был похоронен в море.
Глава 3
Есть что-то особенно безысходное в смерти на корабле. Только что отец был здесь, а теперь ушел, погребенный волнами, не оставив и следа. Когда Джулия вернется в Новый Орлеан, она обязательно закажет заупокойную мессу и поставит памятник, но сейчас она ощутила безграничную пустоту.
Собираясь в поездку, девушка, конечно же, не предполагала, что ей понадобится траур. С этим придется подождать до Лондона. А пока она ограничилась черной бархатной ленточкой вокруг шеи и темной одеждой. Лавандово-синий шелк и коричневый батист создавали нужное впечатление, особенно в сочетании с темным бархатом пелерины.
Мысли об одежде отвлекли Джулию от воспоминаний о самых тяжелых часах жизни отца — когда он снова и снова пытался что-то сказать ей. Какую мысль старались донести до ее сознания широко открытые глаза, когда кровь клокотала у него в горле?