Роковые кости
Шрифт:
— Эй, приятель, поди-ка сюда! — окликнул Яна толстощекий, туповатого вида крестьянин, снимая с ноги сандалию и водружая ее на землю перед переносным рабочим столом сапожника. — Можешь починить ремешок?
Ян поморщился от вони, которая исходила от видавшей виды сандалии.
— Полпенни, — ответил он, и Хиллари перевела.
— Отлично! А то эта хреновина уже неделю ерзает и натирает мне ногу! Моя любимая летняя обувка! Закрепи его хорошенько, идет?
Ян выбрал толстую иглу и суровую нитку и приступил к работе, стараясь не обращать внимания на запах. Крестьянин наклонился над ним, с каждым выдохом извергая пивные пары.
— …а еще я слыхал, что сегодня будут сражаться лучшие рыцари и будет на что посмотреть. Но надо сказать вам, молодые люди, что много лет назад довелось мне видеть такое зрелище, какое больше не увидать никому, и я готов пересказывать эту историю снова и снова, хоть до самой смерти. — Крестьянин почесал бакенбарды со звуком, похожим на скрежет наждачной бумаги по дереву. — Да, так вот. Я вспахивал поле. Уже смеркалось, и я как раз собрался возвращаться домой, к женушке, как вдруг услышал шум и поднял голову. Еще минуту назад небо было чистым, и вдруг — гляди-кась: туча! Грозовая, точь-в-точь летучая коровья лепешка. Совсем рядом — камнем можно было добросить! Да, так-то вот. Я сказал себе: слышь-ка, Джейкоб Пахотник, в этом что-то не так. Что-то здесь того… да. И тут эта туча вспыхнула таким огнем, что едва не ослепила бедного землепашца! А потом раздался гром, словно разом ударили все колокола ада, туча прорвалась, и на землю посыпалась вся эта куча вещей, и среди них было что-то вроде ребенка, и…
Ян, слушавший фермера вполуха, затянул последний стежок и ловко завязал узел. Он вручил сандалию владельцу, прервавшему свой рассказ, и тут их глаза встретились. Взгляд фермера застыл на секунду, а затем в нем вспыхнула искра узнавания. Яну стало не по себе, но тут его дернули за куртку:
— Ян! Ян, барон выходит. Давай укладывать инструменты.
— Полпенни, сэр! — ухитрился отчетливо выговорить Ян, протянув открытую ладонь. Фермер покопался в кармане и заплатил. Он остался стоять на месте, провожая взглядом юную парочку, тащившую тачку к трибуне, на которой уже располагалась свита барона Ричарда.
— Черт меня подери… — пробормотал фермер. — Где-то я эти глаза уже видывал…
Барон Ричард Лисострел был высоким, убеленным сединами мужчиной с постоянно бегающими глазами. Казалось, чего-то он все время боится: то ли подозревает заговор при своем дворе, то ли ожидает, что вот-вот к нему со спины подкрадется убийца и. всадит кинжал между лопатками. Барон славился своей рассеянностью, но, несмотря на это, был хорошим и справедливым правителем, хотя и излишне приверженным традициям. При каждом удобном случае выказывая недовольство кровавыми сторонами всенародных празднеств, на деле он питал непреодолимую склонность к турнирам. Поднявшись на вершину трибуны, барон окинул взглядом рыцарей, готовящихся к поединку, и толпу, предвкушающую спектакль. И тут на глаза ему попались двое ремесленников, которые катили тачку по направлению к трибуне, отчаянно размахивали руками и вообще всячески старались привлечь внимание барона.
Телохранители тотчас же обнажили мечи, но барон жестом остановил их: он узнал парня с тачкой, и в душе его шевельнулось легкое сочувствие.
Предоставлялся случай компенсировать хотя бы часть невзгод, выпавших на долю этому юноше, и барон был рад воспользоваться этим шансом на глазах у своих многочисленных вассалов.
— По-моему, это Фартинг! — безупречно чистым тенором воскликнул барон.
Надежды его пока оправдывались: сотни подданных как по команде повернули головы в сторону юноши. И впрямь великолепная возможность! — Сын сапожника, который честно делит со своим отцом бремя нелегкой трудовой жизни. — Барон повернулся к стражникам:
— Не трогайте парнишку. Я пожалую ему краткую аудиенцию. Это куда интереснее, чем смотреть, как мои доблестные рыцари плющат друг другу головы!
— Благодарю вас, ваша светлость, — сказала Хиллари, дрожа от внезапно охватившего ее волнения. — Прошу прощения за то, что привлекаю ваше драгоценное внимание к своей скромной персоне, но я вынуждена говорить от имени Яна, поскольку почти никто, кроме меня, не понимает его речь.
— Ах да, верно! Этот уродец не умеет говорить как следует!
— Уродец?! — возмущенно повторила Хиллари. — Да никакой он не уродец! Это вы — напыщенный, самодовольный…
— Хиллари! — вмешался Ян. — Мне наплевать, как он меня называет. Все, что мне нужно, — возможность высказаться. Извинись перед ним!
Хиллари снова повернулась к барону:
— Простите меня, сэр. Я забылась. Прошу вас, уделите нам немного внимания, а когда выслушаете, то вынесете свое решение.
— Справедливо, — согласился барон Ричард, доставая серебряную табакерку и закладывая понюшку в ноздрю. — Пардон за анахронизм, добрые люди, — обратился он к толпе зрителей, — но мне только что доставили великолепную партию этого зелья из Темного Круга, и я к нему изрядно пристрастился. Говорят, что его можно еще и курить, но, по мне, это уж чересчур! Итак, на чем мы остановились, барышня? По-моему, на чем-то важном.
— О да, сэр, это очень важно. Настолько важно, что вчера Яну пришлось обратиться за помощью к вашим рыцарям. Но с ним обошлись очень плохо.
Ян пристально вгляделся в группу рыцарей на турнирном поле, но так и не увидел среди них Годфри. Ему чуточку полегчало.
Барон чихнул, подозвал к себе придворного и утер нос его шарфом.
Хиллари изложила ему вчерашние события, случившиеся на окраине Темного Круга. Она так увлеклась собственным рассказом, что даже принялась изображать отдельные эпизоды в лицах. Бурная жестикуляция и энтузиазм буквально приковали к ней внимание слушателей.
— Так что вы должны понять, ваша светлость, что Ян всего лишь хочет исправить ошибку, которую он совершил, и спасти эту прекрасную деву. Он надеется, что несколько рыцарей воспользуются шансом отправиться в поход за освобождение этой царственной особы.
— Милая сказочка, — подытожил барон Ричард. — Но поверить в нее непросто.
С какой стати благородная дама из Темного Круга станет искать убежища в нашем городе, где нет никакой магии? Боюсь, юная барышня, что вы оказались жертвой чересчур буйной фантазии Яна Фартинга. Это, конечно, вполне уместно, чтобы развлечь нас в день праздника, но, боюсь, помочь вам я не смогу. — Барон поднял руки и громко хлопнул в ладоши. — А теперь, если мы покончили с этим делом, с вашего позволения я займусь бумагами. У меня в замке накопилась целая груда срочных документов, с которыми надо разобраться до вечерней пирушки. Вы, простолюдины, быть может, и не поймете этого, но, поверьте, быть средневековым деспотом — тяжкий и неблагодарный труд!
Ян в отчаянии сделал шаг вперед на негнущихся ногах. В его глазах блестели слезы.
— О, барон Ричард, вы должны поверить мне! Должны! Я всю жизнь был лишь жалким червяком и путался у всех под ногами, но теперь я должен хоть чем-то искупить свою вину! Неужели вы не понимаете, как мне тяжело было набраться смелости, чтобы обратиться к вам?
Но изо рта его вырвалось лишь нечленораздельное бормотание.
Барон Ричард щелкнул пальцами. Арбалетчики подняли луки.
— Еще один шаг, звереныш, и ты уже больше никому не доставишь беспокойства! — Барон достал из кармана золотую монету и швырнул ее калеке. — Это — плата за развлечение.