Роль морских сил в мировой истории
Шрифт:
Позиции двух парусных судов, или флотов, относительно направления ветра вызывают много важных вопросов тактического характера и, возможно, интересовали моряков той эпохи больше всего. На первый взгляд может показаться, что, поскольку эта тема в отношении паровых судов не обсуждается, искать здесь аналогии в настоящее время невозможно, а уроки истории в этом смысле ценности не представляют. Более внимательное рассмотрение особенностей подветренной и наветренной позиций судна [3] , направленное на вскрытие сути дела и исключение второстепенных подробностей, показывает, что такой взгляд ошибочен. Отличительная особенность позиции судна относительно ветра состоит в том, что она либо позволяет навязать бой, либо отказаться от него по собственному усмотрению, что, в свою очередь, дает обычно преимущество нападающей стороне в выборе способов атаки. Этому преимуществу сопутствуют определенные недостатки, такие как нарушение боевого порядка, подверженность навесному и продольному огню, а также частичная или полная утрата огневой мощи атакующим кораблем – все это происходит во время сближения с противником. Корабль или флот не могут атаковать с подветренной стороны. Если они не предусматривают возможности отхода, их действия ограничиваются обороной и принятием боя на условиях противника. Такое неудобство компенсируется относительной легкостью поддержания строгого боевого порядка и возможностью ведения непрерывного артиллерийского огня, на который противник некоторое время не способен ответить. Исторически эти выгоды и невыгоды имеют свои соответствия и аналоги в наступательных и оборонительных операциях всех веков. Наступающая сторона идет на определенный риск и неудобство с целью настичь и уничтожить противника. Обороняющаяся сторона, пока она находится в таком положении, избегает риска наступательных действий, придерживается осторожной контролируемой линии поведения и стремится воспользоваться рискованными действиями, к которым вынуждена прибегать нападающая сторона. Такие радикальные различия между наветренной и подветренной
3
Говорят, корабль занимает положение относительно ветра. Он либо пользуется «преимуществом ветра», либо идет «на ветре», когда ветер позволяет кораблю идти прямо на противника и не дает такой возможности последнему. Крайний случай, когда ветер дует прямо от одного к другому. Но каждая из сторон располагает большими возможностями, к которым прилагается понятие «положение относительно ветра». Если принять корабль, идущий на ветре, за центр круга, то почти на трех восьмых площади этого круга может поместиться другой корабль, способный пользоваться преимуществом ветра в большей или меньшей степени. Понятие «подветренный» противостоит понятию «наветренный».
Именно поэтому не является праздным занятием, вопреки мнениям многих, извлечение полезных уроков из истории как парусного, так и галерного флота. И тот и другой имеют черты сходства с современными кораблями. Есть между ними также и существенная разница, из-за которой невозможно ссылаться на их опыт или образ действий как на прецеденты тактики, сохраняющие вневременное значение. Ведь прецедент отличается от принципа и гораздо менее ценен. Прецедент может изначально быть ошибочным или утратить практическое значение (в новых условиях). Принцип же коренится в самой природе вещей, и, как ни меняется его применение по мере изменения условий, он остается нормой, с которой должны сообразовываться практические действия для достижения успеха. Война ведется исходя из таких принципов. Их наличие выявляется путем изучения прошлого, которое раскрывает их на примерах успехов и неудач, происходивших из века в век. Условия и вооружение меняются, но для того, чтобы преодолевать первые и хорошо владеть вторым, следует с уважением относиться к урокам истории в области боевой тактики или крупных сражений, которые объединяются под названием «стратегия».
Именно в таких крупных сражениях, которые объемлют весь театр войны (а в ходе морского противоборства могут распространяться на значительные пространства планеты), уроки истории становятся более очевидными и приобретают постоянную ценность, поскольку условия здесь более устойчивы. Театр войны, его сложность, противостоящие силы могут быть большими или меньшими, необходимые маневры – более или менее трудными, однако это просто разница в масштабе или степени, но не в качестве. По мере того как эпоха дикости уступает место цивилизации, как множатся средства коммуникации, как строятся дороги, перекрываются мостами реки, увеличиваются продовольственные ресурсы, проведение военных операций облегчается, убыстряется, интенсифицируется. Однако принципы, с которыми они сообразовываются, остаются неизменными. Когда пеший марш заменили транспортировкой войск в повозках, когда повозки были заменены, в свою очередь, железнодорожными вагонами, расширилась территория боевых действий или, если хотите, сократилось время их ведения, но правила, диктовавшие необходимость сосредоточения войск в определенном пункте, маршрут их движения, атаку определенного участка фронта противника, защиту коммуникаций, не изменились. То же и на море. Произошел переход от галеры, робко тащившейся от одного порта к другому, к парусному кораблю, отважно предпринимавшему морские экспедиции в самые отдаленные районы Мирового океана, а от него к паровому кораблю нашего времени. Этот переход увеличил масштаб и быстроту морских операций без обязательного изменения правил их осуществления. Речь Гермократа 23 века назад (от начала XXI века – более 24 веков. – Ред.) перед ее произнесением уже содержала четкий стратегический план, применимый в принципе и сегодня. Перед тем как враждебные армии или флоты приводятся в соприкосновение (слово, которое, возможно, лучше других указывает на разграничительную линию между тактикой и стратегией), возникает ряд проблем, требующих решения, которые объемлют весь план операций на данном театре войны. Среди них – должное использование флота в войне, подлинная цель его действий, пункт или пункты сосредоточения кораблей, создание хранилищ угля и складов снабжения, пути сообщения между этими складами и основной базой. Это также значение подрыва торговых перевозок морем в качестве главной или вспомогательной операции войны, система мероприятий, при которой подрыв торговых перевозок может быть успешным, либо путем рассредоточения боевых кораблей, либо посредством содержания какого-нибудь военного оплота, контролирующего проход коммерческих судов. Все это стратегические вопросы, и о них история может немало рассказать. Недавно в военно-морских кругах Англии состоялась полезная дискуссия о сравнительном вкладе двух великих британских адмиралов, лорда Хоу и лорда Сент-Винсента, в боевое использование британского флота во время войны с Францией. Проблема чисто стратегическая и вызывает отнюдь не только исторический интерес. Она имеет в настоящее время огромное значение, и принципы ее решения те же, что были в прошлом. Действия Сент-Винсента уберегли Англию от вторжения, а его последователи, Нельсон и Коллингвуд, добились триумфа при Трафальгаре.
Далее, уроки истории имеют немалое значение именно для сферы военно-морской стратегии. В свете относительного постоянства условий эти уроки полезны для нее не только как иллюстрация принципов, но также как демонстрация прецедентов. Это менее очевидно в тактике, когда эскадры вступают в сражение на этапе, к которому подвели их стратегические соображения. Неуемный прогресс человечества ведет к постоянному усовершенствованию вооружений. Этому сопутствует постоянное изменение в методах вооруженной борьбы – в управлении и боевом построении войск или кораблей. Поэтому в среде тех, кто связан с флотом, появляется тенденция считать, что изучение прошлого опыта не приносит пользы, что оно является напрасной тратой времени. Такой взгляд, хотя и вполне естественный, полностью упускает из виду те широкие стратегические соображения, которые побуждали страны отправлять в море флоты, которые определяли сферу их влияния и, таким образом, видоизменяли и видоизменяют мировую историю, а значит, такой взгляд страдает односторонностью и узостью даже в тактике. В прошлых сражениях стороны побеждали или терпели поражения в соответствии с тем, насколько искусно они применяли правила войны. Моряк, внимательно изучающий причины побед и поражений, не только обнаруживает и усваивает эти правила, но также приобретает возрастающую сноровку в применении их для оперативного использования кораблей и вооружений. Он заметит также, что перемены в тактике не только неизбежно следовали за переменами в вооружениях, но что промежутки между такими переменами были чрезмерно продолжительными. Это, несомненно, проистекает из того факта, что оружие обязано своим совершенствованием творческой энергии одного или двух человек, в то время как перемены в тактике происходят в условиях преодоления инерции консервативного класса, а это большая беда. От нее можно избавиться лишь путем трезвого признания каждой перемены, внимательного изучения боеспособности и ее пределов в новых кораблях и вооружениях, а также последовательным усвоением методов использования присущих им свойств. Это и образует новую тактику флота. История свидетельствует о тщетности надежд на то, что военные в целом возьмут на себя этот труд, но одно то, что военачальник, который сделает это, будет сражаться, располагая большими преимуществами, не вызывает сомнений.
Поэтому можно согласиться теперь с французским тактиком Морогом, который столетие с четвертью назад писал: «Военно-морская тактика строится на условиях, основание которых, а именно вооружение, может изменяться. За этим, в свою очередь, неизбежно следуют изменения в конструкции кораблей, в управлении ими и в конечном счете в боевом построении и управлении флотами». Его дальнейшее утверждение «Нет науки, основанной на абсолютно незыблемых правилах» более открыто для критики. Более правильным было бы сказать, что применение этих правил изменяется с изменением вооружений. Применение этих правил, несомненно, меняется, время от времени, и в стратегии, но здесь изменений гораздо меньше. Поэтому распознание лежащего в ее основе принципа облегчается. Вышеупомянутое утверждение достаточно важно
Абукирское сражение 1798 года не только завершилось полной победой англичан над французским флотом, но также способствовало решающим образом нарушению коммуникаций между Францией и армией Наполеона в Египте. В этом сражении британский адмирал Нельсон продемонстрировал наиболее яркий пример великой тактики, если ее действительно можно определить как «искусство эффективного комбинирования перед сражениями и в их ходе». Тактическая комбинация особенно зависит от условия, о котором уже шла речь и которое состоит в неспособности кораблей флота, стоящего на якоре в подветренной позиции, прийти на помощь кораблям, находящимся в наветренной позиции, до их уничтожения. Но принципы, которые лежат в основе комбинации, то есть выбор того сектора боевого порядка противника, которому труднее всего оказать помощь, и атака его превосходящими силами, еще не упоминались. (Многое из того, что сделал Нельсон при Абукире, применялось русским флотоводцем Ф. Ушаковым в 1787–1791 годах, в частности у мыса Калиакрия 31 июля (11 августа) 1791 года Ушаков отрезал турецкую эскадру от берега – именно это и сделал Нельсон в 1798 году при Абукире, выдавая за новацию. – Ред.) Операция адмирала Джарвиса у мыса Сан-Висенти, когда он с 15 кораблями одержал победу над эскадрой численностью более 27 кораблей, осуществлялась в соответствии с теми же принципами, хотя в данном случае эскадра противника не стояла на якоре, но находилась в движении. Однако мозг людей так устроен, что на них, видимо, оказывает большее впечатление скоротечность действий, чем неувядающий принцип, лежащий в их основе. В стратегическом влиянии победы Нельсона на ход войны, наоборот, действовавший принцип не только легко различим, но со всей очевидностью применим и в наше время. Успех кампании французов в Египте зависел от использования путей сообщения с Францией. Победа при Абукире привела к уничтожению их эскадры, при помощи которой только и возможно было гарантировать свободу этого сообщения, и тем самым определила конечную неудачу кампании. Предельно ясно не только то, что эта операция была проведена в соответствии с принципом нанесения удара по линиям коммуникаций, но также то, что тот же принцип действителен и сейчас – то есть он применим в одинаковой степени как в эпоху галер, так и в эпохи парусного и парового флота.
Тем не менее смутное чувство пренебрежения к опыту прошлого, который, как полагают, вышел из употребления, соединяется с естественной ленью – чтобы не дать людям осмыслить даже те постоянные уроки стратегии, которые лежат на поверхности истории флота. Например, многие ли смотрят на Трафальгарскую битву, венчающую славу Нельсона и его гений, иначе, чем на некий изолированный, исключительный случай? Многие ли задают себе вопрос стратегического свойства: как корабли оказались именно в этом месте? Многие ли понимают, что это был последний акт большой стратегической драмы, длившейся год или больше, в которой Наполеон и Нельсон, два величайших полководца, когда-либо жившие на земле (даже Наполеона, видимо, можно считать не «величайшим», а «одним из величайших» – в одном ряду с Александром Македонским, Ганнибалом, Чингисханом и другими. Нельсон же, как и Веллингтон, только «крупный» или «большой» – таких на памяти десятки. – Ред.), противостояли друг другу? При Трафальгаре потерпел поражение не Вильнев, но Наполеон. Победил не Нельсон, но Англия, которая была спасена (почему спасена? Вильнев шел из Кадиса в Средиземное море, в противоположную от Англии сторону и был перехвачен Нельсоном. – Ред.). Почему? Потому что комбинации Наполеона провалились, а интуиция и активность Нельсона позволили английскому флоту отслеживать действия противника и в решающий момент атаковать его корабли, стоящие на якоре [4] . Тактика при Трафальгаре, открытая критике в деталях, была в основных чертах сообразной с принципами ведения войны. И смелость этой тактики была оправдана как настоятельностью битвы, так и ее результатами. Но важные уроки эффективной подготовки, активного и энергичного ведения битвы, а также мышления и интуиции британского флотоводца в предшествовавшие месяцы являются уроками стратегии и, как таковые, остаются полезными.
4
См. примечание в конце введения.
В данных двух примерах события пришли к естественному и убедительному итогу. Можно привести третий пример, итог в котором, оказавшись не столь убедительным, дает основания обсудить, что могло быть сделано. В Войне за независимость против Англии Северо-Американские Соединенные Штаты выступали в 1779 году в союзе с Францией и Испанией. Флоты союзников трижды входили в Ла-Манш, однажды в количестве 66 линейных парусных кораблей, заставив английский флот спасаться в своих портах, поскольку он сильно уступал союзникам в численности. Теперь Испания ставила себе большую задачу – вернуть Гибралтар и Ямайку. Для возвращения почти неприступного Гибралтара союзники предприняли огромные усилия как на суше, так и на море. Они оказались безрезультатными. Возникает вопрос – и он относится к сфере стратегии, – что было бы более эффективным для взятия Гибралтара? Контроль союзниками Ла-Манша, их атаки английского флота в его собственных портах, сохранение угрозы подрыва морской торговли Англии, а также вторжение на Британские острова, с одной стороны, или более энергичные усилия, направленные против отдаленной и сильно укрепленной крепости империи, – с другой? Англичане, долгое время жившие в безопасности, были особенно чувствительны к опасениям вторжения, и основательные попытки поколебать их веру в непобедимость британского флота привели бы к падению воли к сопротивлению на островах. Каков бы ни был ответ, вопрос, в его стратегической постановке, является справедливым. В другой форме его выразил французский офицер того периода, предложивший сконцентрировать усилия на захвате Ямайки, которую можно было бы обменять на Гибралтар. Маловероятно, однако, чтобы Англия поступилась бы ключевым оплотом на Средиземноморье в обмен на обладание подобной зарубежной территорией, хотя и могла пойти на это ради спасения родных очагов и столицы. Наполеон однажды сказал, что завоюет Пондишери (в Юго– Восточной Индии, ныне союзная территория Пондишери. – Ред.) на берегах Вислы. Если бы он был способен контролировать Ла-Манш, как это делал некоторое время в 1779 году флот союзников, можно ли усомниться, что он завоевал бы Гибралтар на берегах Англии?
Чтобы сильнее подчеркнуть ту истину, что история, давая нам материал для изучения стратегии, одновременно иллюстрирует правила ведения войны через факты, приведем еще два примера, которые относятся к более отдаленной эпохе, чем та, которая рассматривается в этой работе. Как случилось, что в двух великих сражениях в Средиземноморье между державами Востока и Запада, в ходе одного из которых решалась судьба всего мира, противоборствовавшие флоты сталкивались в таких близко расположенных друг от друга точках, как мыс Акций (Актий) и Лепанто? Было ли это просто совпадением или стечением обстоятельств, которое повторилось и может повториться вновь? [5] Если последнее возможно, то стоит докопаться до причины этого. Потому что, если бы снова появилась великая морская восточная держава, подобная державе Антония или Османской империи, возникли бы те же стратегические вопросы. В настоящее время действительно кажется, что центр морской мощи, представленный главным образом Англией и Францией, находится преобладающей частью на Западе, но если каким-то образом к господству в Черноморском бассейне, которым сейчас обладает Россия, прибавится ее контроль над входом в Средиземное море, существующие стратегические условия, влияющие на морскую силу, обязательно изменятся. Теперь, если бы Запад настроился на конфронтацию с Востоком, Англия и Франция сразу же беспрепятственно дошли бы до Леванта, как они сделали это в 1854 году и как Англия в одиночку сделала в 1878 году. В случае же вышеупомянутого изменения условий Восток, как дважды это случалось прежде, перехватил бы Запад на полпути.
5
Наваринское сражение (1827) между Турцией и западными державами состоялось также по соседству.
В весьма заметный и важный период мировой истории морская сила оказывала стратегическое влияние и имела вес, которые оценены не в должной мере. Сейчас уже невозможно располагать всем объемом знаний, которые необходимы для подробного отслеживания ее влияния на исход Второй Пунической войны (218–201 до н. э.). Но и косвенных свидетельств достаточно для обоснованного вывода о морской силе как решающем факторе. Точная оценка этого вопроса не может быть сформулирована на основе лишь тех характерных фактов этой войны, которые мы знаем, поскольку они, как правило, не отражают морские операции. Требуется также знакомство с подробностями общей истории флота, чтобы сделать из малейших косвенных свидетельств правильные выводы, опирающиеся на знание того, что было возможным в хорошо известные исторические периоды. Господство на море, каким бы оно ни было прочным, отнюдь не подразумевает, что одиночные корабли противника или небольшие эскадры не могли тайком выбираться из своих портов, пересекать более или менее освоенные пространства океана, совершать внезапные опасные нападения на незащищенные участки протяженной береговой линии, прорываться в блокированные гавани. Наоборот, история показывает, что такие вылазки всегда возможны, в определенной мере, для слабой из сторон, независимо от степени неравенства сил. Поэтому вовсе неудивительно, что в условиях полного господства на море (или в его преобладающей части) римского флота карфагенский флотоводец Бомикар на четвертый год войны, после сокрушительного поражения римлян в битве при Каннах, доставил на юг Италии 4 тысячи воинов и некоторое количество боевых слонов. Неудивительно и то, что на седьмой год войны он, избегнув столкновения с римским флотом у Сиракуз, вновь появился в Таренте, которым тогда владел Ганнибал. Неудивительно, что Ганнибал отправлял в Карфаген посыльные судна, и даже то, что он в конце концов благополучно добрался до Африки со своей поредевшей армией. Ни один из этих фактов не свидетельствует о том, что власти Карфагена могли по своему желанию оказывать Ганнибалу морем постоянную поддержку, которую он, собственно, и не получал. Но эти факты вполне могут создать впечатление, что такая помощь могла оказываться. Следовательно, утверждение, что преобладание римлян на море оказывало решающее влияние на ход войны, нуждается в проверке установленными фактами.