Роль, заметная на экране
Шрифт:
— Валя и Вася, вы готовы? — со сдержанным раздражением спросил он у операторов.
Те вместе с киноаппаратом находились на площадке подъемного крана, метра на три выше поляны. Крановщик Гоша стоял на земле и, не сводя с них взгляда, держал рукоятки крана. Он должен во время съемки медленно опускать площадку с операторами, но уже сейчас весь раскраснелся от напряжения.
— Сейчас, — буркнул Валя, черноволосый толстенький оператор, важно окинув взглядом поляну со своей высоты.
— Мы должны были начать час назад, — сказал Евгений Данилович,
Он вообще похож на овчарку со своим длинным, узким лицом и умными глазами под серо-седой прядью, упавшей на лоб.
— Господи! Да когда же съемка? — возмутилась Анна Николаевна. — Сколько можно париться на площадке!..
— Давайте начинать, — оторвавшись наконец от аппарата, объявил худенький блондин Вася и вдруг, подняв руки, начал кричать: — Гуси, Зяма, гуси же!
— Гуси, гуси! — крикнули все хором.
Помреж Зяма с виноватым лицом, не снимая одежды, кинулся в озеро.
— Пошли вон! К-ш-ш! — завопил он, размахивая хворостиной.
Всю неделю маленький добросовестный Зяма воевал с гусями. Они не сдавались и не уступали киногруппе своего любимого места, вдали от съемочной площадки, но на том участке озера, который служит фоном.
— Выключить свет! — сердито крикнул Евгений Данилович в рупор.
Скучающие молодые люди, выключив лампы и на ходу сняв рубахи, мгновенно уселись на солнцепеке, чтобы не упустить возможности загореть до цвета жителей Берега Слоновой Кости.
Худенькая женщина с усталым бледным лицом — администратор Мая — подбежала к самой кромке воды и тоже замахала руками и закричала:
— К-ш! Негодяи, к-ш-ш!
Наконец белоснежные «негодяи» всей эскадрой в кильватерном строю неторопливо отплыли по направлению к далекой деревне, и Зяма вылез на берег. Вода текла ручьями с его мокрых штанин.
— Извините! — сказал он Евгению Даниловичу, моргая близорукими глазами. — Я вчера утопил очки, когда гонялся за ними, вот сегодня и недоглядел… Без очков-то…
— Все по местам, — сказал теперь уже в микрофон Евгений Данилович. — Начнем работать. Зажечь дымы!
Пиротехник Слава схватил уже приготовленную дымовую шашку, крановщик Гоша помог зажечь ее, и Слава кинулся вдоль берега, оставляя за собой голубую полупрозрачную завесу…
— Включить свет! — раздалось на весь лес.
Осветители лениво двинулись к лампам.
— Мальчики, да скорее же! — сердито крикнула администратор Мая, и ее утомленное лицо покрылось красными пятнами.
Когда вспыхнули лампы, раздалась новая команда:
— Давайте фонограмму!
Из репродукторов послышались первые несколько скрипучие звуки музыки. Это в специальном автобусе включили магнитную пленку, на которой записана вся музыка балета в исполнении великолепного симфонического оркестра.
Вдоль длинного ряда камышей, отделяющих брезентовое озеро от настоящего, быстро выстроился длинный ряд балерин. В левой поднятой руке у всех зажаты по два коричневых бархатистых початка
— Приготовились! — скомандовал в микрофон Евгений Данилович.
Девушки поднялись на пальцы.
— Мотор! — послышалось из репродуктора.
Беленькая Лена выскочила прямо под объектив киноаппарата и вытянула перед собой маленькую черную доску, как бы младшую внучку обыкновенной классной доски.
— Сто двадцать один! — крикнула Лена и хлопнула верхней частью рамки о доску, на которой было написано мелом число 121. Это порядковый номер кадра, над которым начали работать сегодня.
Киноаппарат стал снимать, стрекоча, как швейная машина.
— И-и, раз! — шепотом начала счет Анна Николаевна, отбивая такт рукой.
Над поляной раздались отчетливые звуки танца, и вереница «камышей», незаметно перебирая носками туфель, плавно заскользила вперед. Бархатистые головки камыша, словно от легкого ветра, закачались в их руках. А прозрачные одежды балерин развевались, как листья камышей на ветру. Из-за дерева показался пастух с кураем.
Вдруг среди девушек произошла какая-то заминка, одни затоптались на месте, другие остановились.
— Стоп! — раздался недовольный голос Евгения Даниловича. — Что случилось? Выключить свет, выключить фонограмму!
— Девочки, какого же черта!.. — всплеснула руками Анна Николаевна. — Венера, в чем дело? Почему вы начали ковырять ногами?
Самая высокая, некрасивая балерина начала смущенно оправдываться:
— Так ведь вы же сейчас, перед съемкой, изменили движения после третьего такта… Я им говорю, а они напирают сзади…
— Балетмейстеру побольше своим делом надо заниматься! — скрипучим голосом заметил с трехметровой высоты белокурый оператор Вася. — Выходит, что балерины не готовы, а вы все упрекаете, что операторы копаются!.. А задержка в работе не…
Евгений Данилович метнул в сторону крана такой строгий взгляд, что Вася умолк на полуслове.
— Все остаются на местах! — сухо сказал Евгений Данилович, видимо заметив, что осветители уже устремились к раскладушкам на солнцепеке, где пристроился пиротехник Слава. Потом Евгений Данилович так же сухо добавил: — Анна Николаевна, отрепетируйте еще раз…
Балерины снова выстроились в одну шеренгу перед Анной Николаевной.
— Неужели без долбежки не можете сделать и шага? — сердито спросила она. — Разве так работают талантливые люди?..
Балерины молчали, хмуро косясь на нее. Их недовольство было очень заметно. Невольно приходил на ум рассказ Анны Николаевны, что причиной этого являюсь я. Мне стало обидно за нее.
Мой «жених-пастух» тоже сердито смотрел на Анну Николаевну. Отойдя в сторонку, он раздраженно стащил с головы меховую шапку и, резко отбросив ее под дерево, мгновенно, словно продолжая этот взмах руки, закрутился в пируэтах. Высокий рост придавал особую четкость его движениям, но смуглое лицо сохраняло недовольное выражение, а узкие длинные глаза превратились в черные щелки.