Ролевик: Рыцарь. Книга 2. Выбор
Шрифт:
Мужчина ловко разделил снедь на две равные части и протянул одну мне. Некоторое время мы сосредоточенно жевали.
Овечий сыр имел обычный вкус, а вот хлеб сильно отдавал варенными отрубями и лебедой. Выводы делать было слишком рано, но они напрашивались сами, — вряд ли важного гостя стали бы встречать пищей хуже той, которую едят сами. А если, продолжить мысль, то мне даже думать не хотелось о повседневном рационе жителей здешних мест.
— Вообще-то у меня самого чего в котомке имеется, — намекнул я. — Товарищи не скупились, собирая в дорогу.
— Это хорошо, — одобрил Торус. — Не придется в пути задерживаться… Лично я не люблю с полным пузом топать, поэтому сам решай, когда в следующий раз проголодаешься. И не стесняйся привал объявлять. Я ж — землепроходец. Могу даже спать на ногах, если предыдущая ночка слишком беспокойная выдалась…
— Договорились, — кивнул я, возвращая себе хорошее расположение духа и даже некоторую уверенность в завтрашнем дне. — Не беспокойся, если я вдруг постесняюсь и захочу геройствовать, то мой живот, как ты уже мог убедиться — сраму не знает.
— Хе-хе, — коротко хохотнул Торус, показывая, что оценил шутку. — Тогда, в путь, Игорь. И да пребудет с нами свет и слово Создателя. Барух! Мертвякова ты сыть! Хорош с… жрать! Пошли домой!
Обруганный ни за что ослик поднял умную морду, посмотрел с упреком на хозяина, а потом развернулся хвостом на север и неспешно потрусил старым трактом вниз по склону, вглубь Запретных земель.
Глава одиннадцатая
Любое строение начинается с фундамента. И чем крепче, чем надежнее фундамент, тем дольше простоит и постройка. Того же мнения Остромысл придерживался и по отношению к предсказанию будущего. Считая, что результат окажется тем вернее, чем больше провидец знал о прошлом. И никогда не жалел времени, потраченного на изучение документов из архива Оплота. Особенно тех, что были написаны еще до Армагеддона, навсегда изменившего лик планеты. Странное чувство какой-то щенячьей восторженности и ожидания чуда, возникало у Мастера каждый раз, в минуты сопричастности к чужой, прошлой жизни. Будто глыба минувшего времени, дышащая ему в лицо из усеянных словами страниц, отбирала часть прожитых лет и возвращала хранителя в счастливое отрочество. И тем сильнее было это ощущение, чем древнее записи предстояло изучить. Островид закрыл глаза, давая мыслям вынести себя из стен кабинета на свободу.
Как часто он забирался в своих мечтаниях в тот измененный край, в поисках чудес, которые могли улучшить жизнь людей, а то и планировал исследовательскую экспедицию.
Но — всегда находилось какое-то 'но'. Вспомнить хотя бы Моровицу, собравшую такую обильную жатву на человеческом поле. И всем уцелевшим пришлось неустанно готовить из каждого более-менее пригодного ученика странствующего знахаря. Чтобы отправить хоть в города и замки по одному целителю внутреннего круга и паре-тройке искателей истины, в сопровождении десятка хранителей низшего ранга. А где, на милость Небес, было взять такое количество целителей, если в целом Оплоте, считая вместе с учителями мудрецами и самым молодыми послушниками, вообще всех адептов Равновесия не набиралось и сотни?..
Но, беды прошли, а тайна осталась. И манила к себе все сильнее. Поэтому, как только все улеглось, Мастер сосредоточил усилия на поисках ключа к загадке, скрытой в старинных манускриптах. И неожиданно выяснил, что, по какой либо из неизвестных причин, практически все давние документы, которые содержали в себе достоверные географические данные о Полуденном континенте, бесследно исчезли из всех библиотек и архивов. Тем интереснее был для Остромысла каждый лучик, который хоть немножко проливал свет на Terra incognita. Мастер умостился удобнее и сосредоточенно углубился в чтение старательно перебеленной рукописи, в которой так неожиданно всплыло упоминание об Искупителе. Страшнейшей ереси, вред од распространения которой переоценить невозможно.
'…Когда мы оказались в покоях его высочества, во дворце еще никто не знал, что я чужеземец, и жизнь там протекала размерено и спокойно. Миловидный, стройный юноша сидел у отворенного окна и кормил голубей. Увидев нас, он поднялся навстречу и вежливо склонил голову на наши поклоны, а затем промолвил учтиво:
— Не ведаю, кто вы, уважаемые, и с чем прибыли сюда, но хочу сразу предупредить, что отец мой тяжело болеет вот уже почти год. И в скорби нашей мы не склонны выслушивать разные глупости. Поэтому лучше еще раз обдумайте все, что хотите произнести вслух…
— Ваше Высочество, выслушайте! — не дал сбить себя Улаф и торжественно произнес. — Перед вами — Искупитель! Ваше Величество!
Принц покачнулся, ухватился рукой за грудь, рванул воротник, будто задыхался, и побледнел. Потом перевел взгляд на меня:
— Ты — чужестранец?!
Не ведая, каких еще ужасов ожидать, я все же не стал отрицать очевидное.
Получив утвердительный ответ, принц хищно улыбнулся, выхватил из ножен острый стилет и выбежал из покоев…
Вернулся он через каких-то полчаса, весь бледный, будто сама смерть, или ее посланец. Что было более вероятно, учитывая кровь, что скапывала с его стилета. Улаф понял все произошедшее быстрее меня, потому что упал на колени и неистово закричал:
— Король умер! Слава королю!
Принц слабо улыбнулся и тихо ответил:
— Благодарю вас, барон. Я всегда буду помнить: кто привел во дворец Искупителя. А теперь прикажи проводить его в темницу. Видеть не могу эту отвратительную рожу.
Так я стал невольной причиной того, что сын убил отца…
Две недели меня держали в удобной солнечной камере и сторожа выполняли каждую мою прихоть… Но молча, категорически не произнося, ни одного слова. Только где-то на пятнадцатый день в мою тюрьму вошел человек в священных белых одеждах.
— Отче! — обратился я к нему. — Молю вас, сжальтесь над несчастным путешественником. Скажите: в чем меня обвиняют? Почему держат здесь? Я же только пришел к вам и еще совершенно ничего не мог сделать. Предосудительного…
Священник благословил меня десницей и ответил мягко:
— Что ты, сыне, разве можно тебя в чем-то винить? Мы все безгранично благодарны тебе и с радостью исполним каждое твое желание. А держат тебя здесь потому, что подсчет смертных грехов дело длинное и нелегкое. Ведь не сразу понятно, который из них необходимо искупать, а который — и так простить.
— Но я-то здесь причем?
— Как это? — не меньше моего удивился священник. — Столько грехов… Создатель Всемилостив… На моей памяти — такое впервые! Их же нужно все искупить! Грешные души нуждаются в очищении от скверны…