Роли, которые принесли несчастья своим создателям. Совпадения, предсказания, мистика?!
Шрифт:
Актёры: Бен Стиллер, Робин Уильямс, Дэн Стивенс, Оуэн Уилсон, Бен Кингсли, Ребел Уилсон, Дик Ван Дайк, Рики Джервайс, Рами Малек, Стив Куган, Микки Руни, Рэйчел Харрис, Скайлер Гисондо, Мицуо Пек, Билл Коббс, Бреннан Эллиотт, Анджали Джэй, Мэттью Харрисон, Патрик Галлахер
Перед финальными титрами
Послесловие
Многие актёры суеверны. Порой это их качество может показаться даже комичным. Например, нельзя, мол, смотреть поверх плеча коллеги, в гримёрную следует входить только с левой ноги. А если падает сценарий или текст пьесы, то надо обязательно сесть на него, чего бы это ни стоило. По преданию, великая Фаина Раневская однажды
Мы уже говорили в предисловии, что считается опасным играть смерть. В последней экранизации «Идиота» Владимира Бортко мёртвую Настасью Филипповну вместо Лидии Вележевой сыграла дублёрша. От греха подальше решила держаться Вележева. Ну а дублёрша рискнула, к счастью, без последствий.
С древних времён актёрскую профессию считали греховной, лицедеев в Средние века хоронили за церковной оградой, рядом с самоубийцами. Это ушло в прошлое, хотя и сегодня церковь предостерегает артистов об опасностях их профессии. Вот, например, что пишет в своей книге «Кино: перезагрузка богословием» писатель, богослов, философ, протодиакон Русской православной церкви Андрей Кураев: «Наверное, Церковь обязана предупредить актёра, что занятие, им выбранное, – духовно опасная вещь. <…> Актёр должен уметь «перевоплощаться» в своего персонажа, в его не только мысли, но и страсти. И тут актёра может поджидать та же опасность, что и буддистского монаха, старающегося в медитациях стереть свою личность: он может раствориться в ином, потеряв самого себя».
Примечательна публикация в журнале «Наш современник» известного актёра Александра Михайлова, в которой он рассказывает о своей работе над ролью (театральной) Ивана Грозного: «.В названии первой части трилогии А.К. Толстого есть слово «смерть». Репетируя, я не мог переломить в себе жуткое предощущение печального конца. Ну уходит из тебя жизненная энергия, и всё тут. С каждой репетицией уходит. Нечто подобное переживали многие актёры и режиссёры, кто так или иначе соприкасался с загадочной фигурой Грозного. Эйзенштейн снял о нём фильм и скоропостижно умер. Последней ролью Евстигнеева была роль Ивана Грозного. И я был очень близок к этому. Словно рок висит над образом Грозного!
Со временем пришло такое понимание: работа со словом – это очень непростая и небезопасная временами работа! Слово, сказанное миллион раз, обретает предметность, становится осязаемой реальностью. Тем более такое слово, как «смерть». Оно несёт чудовищную, опасную для жизни энергетику. Я пришёл к выводу, что необходимо убрать слово «смерть» из названия. Советовался со священником. Батюшка, мой духовник, примерно про то же самое мне говорил: лучше изменить название «Смерть Иоанна Грозного» на «Царь Иоанн Грозный».
С просьбой убрать слово «смерть» я обратился к руководству театра. Меня не сразу поняли. Посчитали даже, что я заболел «звёздной» болезнью, хотя я никогда этим не страдал. Да, я – гордый человек. Но у меня нет гордыни. Просил, умолял: назовите первую часть трилогии «Царь Иоанн Грозный» или «Иоанн Грозный». Нет, в театре этого не приняли. Не практикуется такое – менять названия классических произведений.
И вот, вскоре после премьеры, произошёл чудовищный сбой. Неожиданный. Странный. Шестой спектакль окончился для меня реанимацией. Почти два литра крови из горла. Две полостные операции. Полгода Склифа. Уход в другой мир – и около двадцати килограммов веса долой.
После всех этих жутких вещей меня в театре услышали. И только когда убрали слово «смерть» из названия, тогда я почувствовал: всё стало более-менее нормально…»
Главный редактор журнала о кино «Синеполис» (выход издания сейчас остановлен) Константин Исааков отмечает ещё один аспект проблемы: «Кинороль часто – провокация, обладающая опасной судьбоносностью. Всем известно, что браки между актёрами чаще всего недолговечны. Актёры, в силу своей способности «жить чужую жизнь», более других восприимчивы и к своим фантазиям (часто оторванным от реальности), и к обстоятельствам,
Но есть и другие примеры, другие факты и другой взгляд на природу самовоплощающихся ролей. Не все браки между актёрами распадаются, а главное – не всегда, далеко не всегда погружение в роль кончается для погрузившегося трагично. Сколько артистов погибали в кадре, сколько сыграли и саму смерть (с косой и без, женщину и мужчину) – и никаких последствий! Навскидку: Брэд Питт, Александр Филиппенко, Рената Литвинова, шведский актер и режиссер Бенгт Экерот… Джессика Лэнг стала ангелом смерти в мюзикле Боба Фосса «Весь этот джаз», румынская актриса Кармен Галин сыграла чуму (в Средневековье – синоним смерти) в фильме Александра Митты «Сказка странствий», и все живы-здоровы. И это далеко не все примеры.
«Заговорённым» от негативного влияния ролей по праву считают, например, актёра Андрея Соколова. В фильмах «Палач», «Охота на сутенёра», «Пьющие кровь», «Предсказание», «Письма в прошлую жизнь» герои Соколова или погибают, или тесно общаются с нечистой силой. На вопрос, как актёру удаётся не «заражаться» проклятием опасных ролей, он однажды ответил полушутливо: «Я играю смерть на экране и этим отодвигаю её в действительности, я как бы обманываю судьбу и смерть: «Вот, я уже умер, отстань от меня»…» Возможно, такой внутренней установкой Андрей Соколов окружил себя надёжной защитой. Как, наверное, удалось это и исполнителям ролей Воланда в обеих российских экранизациях – Валентину Гафту и Олегу Басилашвили. Вот уж, казалось бы, всем ролям роль, сплошная мистика, а обошлась без серьёзных последствий. впрочем, оба всё-таки болели после съёмок. Валентин Гафт после выхода фильма Кары на экран шутил и ёрничал в своей манере: «Мой Воланд – благороднейшее, светлейшее существо, просто вершина гуманности! Его и сатаной-то назвать язык не поворачивается. Скорее всего, он – резидент Небесных сил, собирающий информацию о жизни на земле. По-своему он, конечно, мстителен. Не прощает неуважительного отношения к себе – это факт. После съёмок фильма я себя чувствовал отвратительно. Да что там говорить, некоторые участники съёмочной группы и вовсе умерли. Но мы сами виноваты, кто же так с сатаной обращается – не соизволили даже глаза разные сделать.»
Великий режиссёр и теоретик театра Бертольд Брехт когда-то писал о том, что не нужно излишне лицедействовать, не надо создавать иллюзии подлинности, нет, играть нужно отстранённо (разумеется, это упрощённый пересказ идей мастера). А не менее великий Константин Станиславский учил иначе: надо не играть роль, а проживать её.
Может быть, в этом всё дело? Иногда просто опасно глубоко отождествлять себя со своим героем на сцене или на съёмочной площадке, иначе включаются механизмы, навязывающие жизнь по сценарию персонажа, а не исполнителя. И актёр сгорает, иногда в буквальном смысле слова (вспомним Елену Майорову)…
Но дело не только в проблемах погружения в роль и не в технике актёрского мастерства в трактовке Брехта или Станиславского. Необходимо говорить и о сопрягающейся проблеме – о непознанном механизме, формирующем «проклятие» в том случае, если художник начинает заглядывать «в бездну», туда, куда вход смертным заказан. О том, как это опасно, говорит сегодня и серьёзная наука. Ещё раз процитируем академика Наталью Бехтереву (1924–2008): «А что произойдёт, если хотеть чего-либо – в том числе проникновения в явления природы – очень страстно? Вплоть до изменения психического состояния, изменения состояния сознания? Чаще всего эмоции заслоняют разум, мозг не окажется оптимальным детектором истины, в том числе логически оправданной. А изредка человек может оказаться как бы в другом измерении – он видит, слышит, обоняет то, что окружающим обычно не дано. Если хватает сдерживающих сил – молчит о своих находках, боясь оценки психиатров. Но именно в конце этого столетия (Н. Бехтерева говорит о XX веке. – А. К.) всё чаще появляются надёжные свидетельства реальности таинственного «Зазеркалья».