Роли леди Рейвен
Шрифт:
— Ты в курсе, что это называется использованием служебного положения в личных целях?
— Отчего же? — Кьер не торопился зажигать большие лампы, а вместо этого швырнул сгусток пламени в камин, где тут же бодро заплясали оранжевые язычки, озаряя комнату неярким, но очень теплым светом. — Я действительно хочу выслушать твой отчет. Присаживайся.
Он с такой вежливо-любезной улыбкой отодвинул для меня одно из стоящих перед столом кресел, что я тут же начала подозревать его в чем-то определенно недобром.
— Я тебе уже все рассказала. — Тем не менее
Герцог ухмыльнулся, кажется, распознав в моих интонациях нотки почти детской обиды. Он обошел свой стол и принялся пролистывать лежащие на нем бумаги одной рукой, в то время как другая скользила по пуговицам сюртука, неторопливо их расстегивая.
— Так я пойду? — Я взялась за подлокотники, намереваясь подняться.
— Куда? — крайне искренне озадачился Кьер, стянул сюртук и небрежно бросил его на спинку кресла. — О, Трейт наконец отчитался по результатам повторного, более детального вскрытия первой жертвы. Кажется, что-то новенькое. Не хочешь взглянуть?
Я ожидала, что он протянет мне бумаги, но нет. Герцог продолжал стоять, где стоял, улыбаясь, как асбисский сфинкс. И я отчетливо ощутила себя мышью, которую заманивают в мышеловку ароматным кусочком сыра. Принципы, гордость и еще не до конца испарившееся желание ответно щелкнуть его по носу твердили, что поддаваться не стоит. Но мне так отчаянно захотелось сыра…
Я поднялась, неторопливо приблизилась и, слегка потеснив начальство, склонилась над разложенными бумагами.
— Любопытно…
— Что? — Две тяжелые руки опустились по обе стороны от меня, спины коснулась грудь, а плечо тронуло горячее дыхание.
— Здесь сказано, что… — Это самое дыхание двинулось правее, обожгло не защищенную тканью кожу, приблизилось к уху. Я сглотнула и продолжила, не обращая внимания на участившееся сердцебиение: — Что есть новые детали о личности…
— И? — Грудь прижалась теснее, губы дотронулись до мочки, не поцеловав, а просто прихватили на мгновение, тут же выпустили и едва ощутимо прочертили линию вдоль шеи.
— Мужчину в дружеских кругах звали Добрый Старый Виски, и он был завсегдатаем и…
Линия прочертилась обратно вверх, на этот раз кончиком носа. Кьер зарылся им в чуть влажные от дождя волосы, а правая рука оторвалась от столешницы и легла мне на талию. Говорить ровно становилось все сложнее.
— …И известным все в тех же дружеских кругах пропойцей, рекорды которого по количеству выпитого побить мало кому удавалось.
— И почему это любопытно? — Пальцы с талии медленно поползли в сторону пуговиц блузки.
— Убийца ведь вырезал ему печень. Можешь считать это черным криминалистическим юмором, но…
Тут герцогу играться надоело. Он стремительно меня развернул, прижал к столу, и фразу про «любопытное совпадение» я выдохнула уже ему прямо в губы. Не выпущенные из рук бумаги смялись со скорбным
Кьер прервал поцелуй лишь на несколько секунд, чтобы стянуть с себя рубашку, и только тогда мои пальцы разжались, и отчет полетел на пол. Потому что занимать руки несколькими листами, когда в непосредственной близости находится горячая гладкая кожа, соблазнительно подсвеченная язычками каминного пламени, — это просто кощунство.
— Я… вообще-то… на дежурстве! — все-таки выдохнула я из вредности, не особенно, впрочем, пытаясь вырваться — а все равно бесполезно! — и уж тем более не пытаясь перестать щекотать, гладить, впиваться пальцами в перекатывающиеся под кожей жесткие мышцы.
— Леди Рейвен, вы свободны под мою ответственность. Все, я тебя сменил.
Кьер закончил воевать с застежками юбки, и та покорно сползла к моим ногам, после чего он подхватил меня под бедра и усадил на стол.
— Но теперь ты на дежурстве. И чем занимаешься?! Герцог, как не стыдно! Какой пример вы подаете подчиненным? — Меня распирал смех и пьянящий искристый восторг от того, что я вызываю в этом мужчине столь нетерпеливое желание.
— Недостаточно хороший, если ты, в отличие от меня, еще до сих пор одета! — щекотно фыркнул Кьер.
Я расплылась в улыбке и, подцепив край, стянула полураспахнутую блузку через голову. Крючки корсета Кьер расстегнул сам, чуть не выдрав, сорочка тоже полетела на пол. Он обхватил меня за талию одной рукой, плотно прижимая живот к животу, другая сжала грудь, губы впились в шею, балансируя на грани жесткости, но все же за нее не переступая.
Я откинула голову назад, выгнулась дугой, и поцелуй скользнул ниже, сомкнувшись вокруг соска. Кьер ухватил его, потянул, и я не смогла удержать стон, впилась ногтями в его плечи, обхватила ногами, прижимаясь вплотную к туго натянутой ткани брюк.
Рывок вверх — герцог заставил меня выпрямиться, прижаться всем телом. И снова я в полной мере ощутила себя беспомощной, ведомой. И снова этому ощущению совершенно не хотелось сопротивляться. Мне было абсолютно все равно, что он со мной делает, пока это приносит такое удовольствие.
Кьер с нажимом провел ладонью по моей спине, вдавливая, впечатывая в себя, обхватил основание шеи, прижался лбом ко лбу, опаляя губы тяжелым жарким дыханием. И поцелуй на этот раз был неторопливым, вдумчивым даже, ме-едленным…
Море, подумалось мне. Набежало на пляж бурлящим пенистым потоком и отступило, оставляя после себя влажный след на песке. Только для того, чтобы через несколько мгновений новая волна, набирая высоту, устремилась к берегу, сбивая с ног, накрывая с головой.
И она не замедлила последовать. Я даже не заметила, когда Кьер успел избавить меня от остатков одежды, как вдруг остро ощутила его вторжение. Он вошел резко, сразу, сорвав с моих губ очередной всхлип-стон. И двигался так же — то врываясь почти до упора, то отступая. И я послушно качалась на этих волнах, чувствуя, как они уносят меня все дальше и дальше, где на водной глади сияют ослепительные блики отраженного солнца…