Роман на крыше
Шрифт:
Опять-таки внешность – это еще далеко не все. И если бы это жалкое создание, самовольно занявшее место Джорджа Финча, способно было произнести хотя бы одну десятую часть тех монологов, которые создавал в своем воображении подлинный Джордж Финч во время своих сладостных мечтаний, то можно было бы все же надеяться на спасение. Но этот несчастный человек, помимо всего, потерял дар речи. Единственно, казалось, что он в состоянии был еще сделать, это-откашливаться через каждые десять секунд. Ну, скажите на милость, слыханное ли это дело, чтобы кто-нибудь вздумал покорить сердце девушки хриплым кашлем? Мало того,
– Меня вовсе не зовут Пинч.
– Вот как?.. – обрадовалась Молли. – Как это интересно!
– И не Винч!
– А как же?
– Финч, Джордж Финч!
– Вот чудесно!
– Казалось, ей действительно приятно было, что его зовут именно Финч. Она подарила ему такую ласковую улыбку, точно Джордж явился из далеких стран и принес добрые вести.
– Ваш отец, очевидно, думал, что меня зовут Пинч – продолжал Джордж, не зная, что сказать другое, и не будучи в то же время в состоянии оторваться от столь удачной темы. – Или Винч. Но, в действительности, это ни то, ни другое. Меня зовут Финч!
Глаза Джорджа, испуганно бегавшие по комнате, встретились на одно мгновение с глазами Молли. Джордж был изумлен, когда убедился, что взгляд девушки отнюдь не выражает того презрения, которое должно было вызвать его поведение в душе любой женщины. Как это ни казалось удивительным, но Молли глядела на него даже ласково, как смотрит на своего младенца нежная мать. И впервые, светлый луч пронизал беспросветный мрак, царивший в душе Джорджа. Было бы смело сказать, что он увидел в этом поощрение, но все же на дальнем темном горизонте как будто показалась одинокая слабо мерцавшая звездочка.
– Как вы познакомились с моим отцом?
На это Джордж мог ответить. До тех пор, пока ему предстояло лишь отвечать на вопросы, он оставался самим собою. Вот только необходимость самому придумывать тему для разговора совершенно убивала его.
– Я встретился с ним возле вашего дома. Узнав, что я родом с Запада, ваш отец пригласил меня к обеду.
– Вы хотите сказать, что он накинулся на вас и силой затащил вас в дом, когда вы проходили мимо?
– О нет, я не проходил мимо. Я… а-а-а… Я стоял возле подъезда. По крайней мере…
– Вы стояли возле подъезда, но почему?
Джордж Финч залился румянцем до самых ушей.
– Видите ли, я… э-э-э… Я собирался нанести визит…
– Нанести визит?
– Да.
– Маме?
– Нет, вам.
Девушка широко открыла глаза.
– Мне?
– Да, чтобы навести справки.
– О чем?
– О вашей собачке.
– Я вас не понимаю?!
– Я подумал, что… э-э-э… на вашем терьере, возможно, вредно отозвалось перенесенное волнение…
–
– Да
– Это очень опасно во время большого движения. Его могли переехать… Сильное возбуждение… нервное потрясение…
– Вы думали, что с моим терьером случится нервное расстройство от того, что он убежал? Изумительная вещь женская интуиция. Случись быть на месте Молли Вадингтон любому психиатру и приведись ему выслушать весь тот вздор, который нес Джордж в течение нескольких минут, он, несомненно, бросился бы на него и, держа его одной рукой, другой написал бы распоряжение об отправке опасного пациента в дом умалишенных.
Но Молли гораздо глубже сумела вникнуть в суть дела. Она была глубоко тронута. Когда она поняла, что этот молодой человек горячо интересовался ею и готов был, вопреки своей болезненной застенчивости, проложить себе путь в дом ее родителей под подобным предлогом, сердце ее учащенно забилось и устремилось навстречу Джорджу Финчу. Она лишний раз получила возможность убедиться, что Джордж действительно беспомощный барашек, и ей захотелось погладить его по головке, поправить ему галстук и обласкать его, нежно воркуя с ним.
– Как это мило с вашей стороны! – сказала она.
– Я очень люблю собак, – пролепетал Джордж.
– Да, видно, что вы любите собак!
– Да, я очень люблю собак!
– Я тоже чрезвычайно люблю собак!
– Вот как?
– Да, чрезвычайно люблю собак. Есть такие люди, которые не любят собак, а я вот люблю!
И вдруг на Джорджа Финча нахлынуло изумительное красноречие. Глаза его заблестели, и, точно читая зазубренный урок, он заговорил быстро-быстро:
– Я люблю и гончих, и легавых, и охотничьих, и бульдогов, и фокстерьеров, и той-терьеров и померанских терьеров, и болонок, и такс, и борзых, и пойнтеров, и сеттеров, и ньюфаундлендов, и сенбернаров, и датских догов, и шотландских колли, и японских карликов, и пуделей, и боксеров, и немецких овчарок, и эскимосок, и левреток, и лаек, и пинчеров…
– А, я понимаю – прервала его Молли – вы любите собак.
– Да, я очень люблю собак.
– Я тоже, в собаке что-то такое есть.
– Да, – согласился Джордж, – хотя в кошках тоже что-то такое есть.
– Да, не правда ли?
– Но, с другой стороны, кошки – это не собаки!
– Действительно, я это тоже заметила.
Наступила пауза. Сердце Джорджа Финча быстро начало опускаться по направлению к пяткам, так как он исчерпал единственную тему, на которую он мог сейчас говорить, и к тому же девушка тоже, очевидно, считала вопрос о собаках исчерпанным. В течение нескольких секунд Джордж стоял, глубоко задумавшись и облизывая время от времени запекшиеся губы.
– Вы родом с Запада? – спросила Молли.
– Да.
– Там, наверно, очень хорошо, на Западе?
– Да.
– Прерии и все такое прочее?
– Да.
– Вы не ковбой ли?
– Нет. Я художник, – гордо заявил Джордж.
– Художник! То-есть, как, вы рисуете картины?
– Да.
– И у вас есть своя студия?
– Да.
– Где?
– Да… То-есть, я хотел сказать, близ Вашингтон – Сквера. На крыше дома, известного под названием «Шеридан».
– «Шеридан», неужели? В таком случае вы, может быть, знаете мистера Бимиша?