Роман на Рождество
Шрифт:
– Что с тобой, Поппи? – удивился Флетч. – Ты будто аршин проглотила.
– Я хочу еще раз попытаться тебя переубедить – не езди со мной, Флетч! У тебя наверняка много работы.
– Да, хватает.
– В таком случае давай я довезу тебя до дома, а потом поеду в Оксфорд одна.
– А я останусь с твоей матерью? Ни за что. Свою работу я взял с собой. – И Флетч показал ей кипу документов.
Поппи уселась напротив мужа, который тут же снова углубился изучение бумаг, и окинула его внимательным взглядом. Ах, он по-прежнему был невероятно привлекателен. Чтобы отвлечься от мыслей о Флетче, она стала думать о докторе
– Чему ты улыбаешься? – не поднимая головы, спросил Флетч.
– Так, ничему.
– О чем ты думаешь?
– О докторе Лаудене.
Флетч не ответил, только хмыкнул, но его явная досада дала Поппи маленький повод торжествовать – пусть его светлость герцог Флетчер Великолепный знает, что на свете есть мужчины, для которых мускусные крысы важнее самых дорогих и модных камзолов!
– А что ты так внимательно изучаешь? – спросила герцогиня. – Я, например, совершенно не могу читать в дороге – укачивает.
– Это исключительная по глупости статья о законопроекте относительно торговли с Францией. Единственная мысль, перепеваемая на разные лады на двенадцати страницах, – что французский коньяк слишком дорог.
– И что же автор намерен делать?
– Плакать и жаловаться на судьбу, – ответил Флетч. – я поражаюсь, сколько бумаги изводят зря эти люди в палате, бесконечно обсасывая какие-то мелочи. Если бы я выступал по поводу этого законопроекта, то прежде всего привлек бы внимание пэров к положению английских фермеров. Знаешь, я собираюсь выплачивать субсидии людям, которые работают на землях вокруг моего имения, потому что при нынешних ценах на зерно им просто не выжить. В билле о торговле надо забыть о проблемах с коньяком, главное – не пускать в страну французскую пшеницу.
Когда ужин в гостинице «Лиса и колибри» подошел к концу, Поппи объявила, что отправляется в свою комнату спать.
– Хочешь знать правду? – вдруг выпалил Флетч. – Устроила ли наш брак твоя мать, или мы сами придумали себе эту любовь, но я люблю тебя и, безнадежный упрямец, никак не могу заставить себя разлюбить!
От изумления Поппи, которая уже начала подниматься со своего места, села опять. «Представляю, как я сейчас, должно быть, комично выгляжу», – подумала она.
– Я понимаю, это звучит глупо, принимая во внимание твое душевное состояние, – продолжал Флетч сердито, как обычно говорят мужчины, когда разговор заходит о чувствах. – Но я не могу позволить тебе думать, что я тебя не люблю, потому что это не так. Я люблю тебя и очень хочу, чтобы ты знала: я тебя понимаю. Наверное, тебе всегда будет чужда физическая близость, по крайней мере со мной, но я готов это принять.
– О Боже, – прошептала Поппи.
Сердце у нее ухнуло куда-то вниз, будто провалилось в черный колодец. Сколько себя помнила, она старалась жить так, чтобы оправдать надежды, которые на нее возлагались, но все-таки подвела Флетча. Какая мука снова переживать свою вину… Она сжала кулачки – ей захотелось выпрыгнуть в окно и бежать, бежать, куда глаза глядят.
Он взял ее руки в свои и разжал пальцы:
– Это не твоя вина, дорогая. И не моя. Просто так распорядилась судьба. Неужели ты этого не понимаешь, Поппи?
– Мне ясно одно – нужно было прилагать больше усилий, – проговорила она тонким безжизненным голоском, как бывало всегда, когда она боролась с подступавшими слезами.
– Но ты ведь старалась, разве нет? – В глазах Флетча было столько тепла, что Поппи уже с трудом удерживала слезы.
– Да, старалась…
Он пожал плечами:
– Что ж, теперь мы прекратим эти попытки.
– Но ты не можешь!
– Почему бы и нет?
– Мужчине необходима близость с женщиной.
– Ты думаешь, что мужчина не может без этого, а женщина может? – проговорил он с улыбкой, легонько барабаня пальцами по ее руке, чтобы она успокоилась и улыбнулась.
– Ты очень добр ко мне, Флетч, но я думаю, тебе лучше некоторое время пожить отдельно. А когда мы решим завести наследника, то мы опять съедемся и выполним задуманное.
– Ты меня не слышишь, – вздохнул он.
– Нет, слышу.
– Я люблю тебя, Поппи, понимаешь?
Поппи судорожно сглотнула.
– Я не хочу проводить время в обществе куртизанки, – продолжал Флетч, – которая будет прикидываться любящей и страстной. Мне не нужен и адюльтер с женщиной вроде твоей подруги Луизы.
– Нет, нужен.
– Действительно, было время, когда я об этом задумался. Но когда представил себе, как ложусь в постель с другой женщиной – Луизой или еще какой-нибудь, не важно, – то не смог переступить черту. Черт возьми, да мне было бы гораздо легче, если бы я смог тебе изменить! Я бы тотчас отправился в Фонтхилл на рождественские праздники и вдоволь порезвился бы с половиной продажных женщин королевства.
– Да, так было бы легче для тебя, – отважно согласилась Поппи, – и для меня тоже. За чем же дело стало?
Взгляд Флетча померк, и на мгновение герцогине показа лось, что он оскорбился, но в следующий миг Флетч сжал ее руку и сказал:
– Мы с тобой уже не принадлежим себе, дорогая. К несчастью, делая тебе предложение руки и сердца, я не знал, что оно не будет иметь срока давности.
У Поппи голова пошла кругом, сознание раздвоилось – с одной стороны, ее переполняла радость, хотелось кричать от счастья, пуститься в пляс; с другой стороны, ее охватил страх; все вернулось на круги своя, опять придется ложиться с Флетчем в постель, где его ждет только разочарование, потому что с ней, Поппи, что-то не так…
Герцог как будто прочел ее мысли, потому что покачал головой и сказал:
– Я вовсе не прошу тебя снова лечь со мной в постель, Поппи. Мы будем делать только то, что ты захочешь. Без супружеской близости, дорогая. Если ты не хочешь заниматься любовью, я как-нибудь обойдусь.
– Ты не будешь требовать у меня выполнить супружеский долг? – Поппи не верила своим ушам – его слова в корне противоречили тому, в чем ее уверяла мать.
– Я все больше прихожу к убеждению, что супружеская близость нужна мне не так сильно, как я предполагал. Суди сама: ты уехала от меня несколько месяцев назад, а я до сих пор ни разу не нарушил свои брачные обеты.