Роман о Hое
Шрифт:
Самое занятное, что он вдруг наткнулся на закон, не открытый даже прозорливым Карнеги. Нет глупых фраз, есть глупые интонации. Чушь, произнесенная уверенным баритоном, есть джокер, способный превращаться во что угодно. Оттого, надо думать, и жировали диктаторы всех времен и народов. Питаемые страхом людишки изыскивали мудрость в самом куцем лаконизме. Изыскивали по той простой причине, что произносил означенный лаконизм не буфетчик дядя Вася, а непременно какой-нибудь генерал или секретарь генеральского уровня - и произносил так, как должно произносить генералам - с напором, загадочно, скупо. Генералом Ной становиться не собирался,
– Мне не надо быть кем-то, потому что я - уже я. Я - Ной! Самый настоящий Ной!
И детской припрыжкой вновь набегал беззвучный смех благородный, как треск срываемого с песцовой шубы целлофана, торжествующий, как гармонь в руках деревенского ухаря. Ной Александрович засыпал под собственное взбулькивающее веселье, видел сны про себя и о себе, заряжаясь энергией от вселенной, чтобы однажды вернуть все обратно единой слепящей вспышкой.
Глава 3
Результатом номер два (первым было изменившееся отношение сослуживцев) стало поселение у него на квартире аристократически бледной особы под именем Надя.
Так уж оно создано природой, что иные люди за версту чуют кумиров. Они спешат навстречу, молитвенно воздевая руки, с расстояния примеряясь, как поудобнее встать, с какой стороны и под каким углом. Заглядывая в рот, жаждут жизненного смысла, подставляя спину и шею, заранее умирают от сладкого бремени. Поклонники и фанаты, рабыни и слуги. Отнюдь не по вине обстоятельств, исключительно по зову и велению сердца. Аристотелевские половинки с цифрами "два", "три" и далее - те, что без единички - первой и неизбежной - не могут спокойно жить, дышать и радоваться. Не могут и не умеют. Положение тем печальнее, что подспудно они все-таки чувствуют: истинный смысл всегда приходит с восторгом - в паре с экстазивным выплеском нутряного! И лучше других они знают, что человек создан не для счастья, а для восторга. Счастье - для мирно жующих коров, трепетная восторженность - для гуманоидов! И потому всегда и везде требуется первое и непременное - ПРЕДМЕТ ОБОЖАНИЯ. Для Нади предметом обожания стал Ной.
– Надя и Ной. Два "Н", - произнесла она, заикаясь, в их первую встречу.
Не произнося ни звука, он взял ее за руку, развернул ладонью к глазам.
– Что-нибудь не так?
– девушка встревожилась, заранее ощутив стыд за все эти путанные, бессмысленно исчеркавшие ладонь линии.
– Пушкина знают все, - обвиняюще произнес он.
– А кто знает Мицкевича?
– Никто!
– покаянным эхом откликнулась Надя.
– А Сухарева с Самойловым?
– Никто...
– Стыдно?
– вопросил он.
Уши и щеки Нади малиново накалились, словно их подключили к электросети. Робко кивнув, Надя потупила маленькую головку и тем самым окончательно решила собственную судьбу, поселившись под кровом у бога - то есть, у Ноя. Не в качестве сожительницы и прислуги, - в качестве спутника. Любой даже самой огромной звезде, требуется спутник. Это своего рода критерий состоятельности. Чем больше планета, тем большее количество спутников должно ее окружать. Человек, живущий один, как перст, не может быть светилом. Отсутствие спутников означает отсутствие гравитации. И пусть он богат, как Крез, пусть он пыжится и светится, как самое большое солнце, это ровным счетом ничего не значит. Ибо в тылу у него - вакуум, никого и ничего.
С пророчествами, впрочем, Ной не спешил, хотя и начинал чувствовать, что люди чего-то от него ждут. Со скепсисом, с усмешкой, с едва скрытой тревогой, но ждут. Загадочное всегда завораживает. Ожидание чуда - пусть легкого, несерьезного пылью притуманило воздух.
С тем же Паликовым начальник института как-то озабоченно поделился:
– Заметили, каким наш Башенкин стал? Совсем переменился.
– Это Ной, что ли?
– Ну да. По коридорам, как по клетке, ходит. Так и зыркает на людей! То ли обиделся, то ли зарплату потерял, не пойму.
– Это да. А главное, выражаться стал.
– В смысле - ругаться?
– Да нет. Именно выражается. Иной раз такое скажет, что и мысленно повторишь, а все одно не поймешь.
– Мда...
Ной слышал шепотки за спиной, угадывал чужое недоумение, и оттого уверенность в собственных силах росла и крепла. В конце концов и Распутин заявился в Царское село из глубинки. А он был не просто из глубинки, он был из Нижнего Тагила. А что такое Нижний Тагил? Что может сказать об этом городе человек, никогда в нем не бывавший? Да ничего! Между тем Нижний Тагил еще одно чудо света. Восьмое и заключительное. Город-Дым. Город героев астматиков, глубокий вдох в котором чреват тем, что может стать последним. И напрасно твердят и сплетничают! Сектор Газа - вовсе не у них, не у израильтян, это у нас в Нижнем. Суровую миссию спартанцев взял на себя каменный исполин. Выживать стали исключительно чудо-богатыри. Ной стал одним из них.
Глава 4
О грядущем потопе он никому не говорил. Кажется, пока и не собирался. Все получилось само собой, когда хлынули первые осенние ливни - с жестяным небесным раскатом, с пупырчатыми от мыльных пузырей лужами. Тогда все и началось. Удобренная и засеянная почва только ожидала нужной команды. Эта команда последовала с потемневших, набрякших от влаги небес. Самые чуткие команду услышали.
Рыжая секретарша Милена как-то кольнула лучистым взглядом, поправив прическу, поинтересовалась:
– А что, Ной Александрович, уж не потоп ли у нас затевается? Со вчерашнего вечера льет и льет.
– Что ж... Все может быть, - он загадочно улыбнулся.
– Значит, строите?
– Строю, милочка, строю.
Они впервые сомкнулись глазами. Как пара сцепившихся вагончиков. И Ной тотчас понял, что еще одним спутником у него стало больше. Напрягшись зрачками, он окончательно добил жертву.
– Вы уж мне поверьте, строить я умею. На совесть.
– И что же?.. Всех тварей по паре?
– едва слышно пролепетала Милена.
– Зачем? Я беру с собой исключительно женщин. Рыжих, кудрявых - всяких. В них будущее и сила!
– А мужчины...
– Как это ни прискорбно, мужчины давно обратились в анахронизм и балласт. Я-то, собственно, не против, но ковчег не выдержит.
– Тогда... Тогда вы и меня впишите. Если, конечно, можно.
– Отчего же нельзя? Подумаем.
Они вроде бы еще шутили, однако лица их оставались серьезными.
– Что ж, до встречи!
– сухо кивнув, он чеканно вышел из кабинета. В дверях столкнулся с начальником и впервые не уступил дорогу. Несколько растерянно начальник поздоровался, чуть посторонился. Ной лишь скользнул по нему безучастным взглядом, прошел мимо, не проронив ни звука.