Роман 'Петровичъ'
Шрифт:
Дело потихоньку клонилось к закату. Солнце начало отбрасывать на песок длинные тени. Акашка, почувствовав себя в своей тарелке, оживленно пытался оглушить себя нунчаками. Толкунцы, собравшись в кучу, озабоченно решали, что им сделать с обмершим от испуга Крупским, сидящим в текущий момент посреди пруда по шею в нефти. "ТОЛКНУТ ИТЬ ОНИ ЕГО!" — злорадно подумал Петрович. — "Как пить дать — ТОЛКНУТ!"
Жизнь продолжалась…
—10—
Отыскав под универсальной коляской-вездеходом-везделётом-вездеплывом (хотя Йосиф Крупский чаще всего использовал режим вездестоя) своё сознание, Петрович, несмотря на то, что вид у оного предмета был весьма потерянный, упорно, но пока безуспешно пытался в него войти. За эти два часа комары, не взирая на
Петрович проснулся от дикого храпа. Он открыл глаза и закрыл рот. Храп прекратился. Помещик встал на ноги. Это оказались ноги кухарки — она, плотно зажмурив глаза, выдавала себя за гофрированный шланг. В кармане бунтовщицы Петровичем была тут же найдена начатая бутылка самогону. Обрадованный находкой, Петрович встал на уши и очень долго ходил на бровях. Гордая бабушка за всё это время и бровью не повела, всё кряхтела, но из обморока не выходила. Наконец, барин сошёл с Ульяниных бровей. "Это мне наруку", — подумала старушка и не ошиблась. С лёгкой руки поверженного борца за демократию Петрович принял на грудь ещё пару глотков мутного зелья. Кухарка поморщилась грудь была её больным местом. "От ить карахтер у человека — хуч бы сапожищи свои снял, фекалия капитализма!", — пронеслось в голове у симулянтки. Петрович, будто бы прочитав её мысли, любовно осмотрел свои кованные сталью бабкодавы. Каждодневно натираемые керосином, валенки блестели на солнце. "На том стоим!", — с гордостью подумал узурпатор. "Ещё минут пять на том постоишь, и я тебе все цырлы переломаю, гад!", — теряя былое спокойствие подумала Ульяна. Но противный барин и не думал покидать поле битвы, наслаждаясь лаврами, он присел на корточки и закурил. Покурив он стал на глаз определять высоту близрастущего японского кактуса. Нехило поднаторевшая в актёрском мастерстве за последние пятнадцать мучительных минут, Ульяна и глазом не моргнула… "Бить-то его щас вроде бы и не с руки", — подумала бабушка-Божий одуванчик и зарядила Петровичу в чердак с правой ноги. А ноги у неё, надо отметить, были потяжелей, чем руки. Молниеносно отреагировав на подлый удар, помещик упал, схватившись за голову. Воспользовавшись случаем, старушка передала привет родственникам и резво слиняла на нейтральную территорию свинарника.
Начинался вечер и одиннадцатая глава…
—11—
Несмотря на одержанную победу, на душе у Петровича было как-то муторно. "Старею…", — печально подумал помещик, и, чтобы доказать себе, что это не так, с молодецким присвистом запустил томагавком в какого-то деда, который на старости лет настолько выжил из ума, что пытался ловить в пруду им. Герасима рыбу. Любой сопливый малец в селе и в усадьбе знал, что в этом пруду ловились только холера, малярия и дохлые собаки — последние очень серьезно восприняли переименование пруда (раньше он назывался Жабий Пляж) и начали сводить счеты с жизнью исключительно водным путем. Томагавк, прожужжав в воздухе, изящно перевернулся несколько раз, и, сбив с деда шапку, ушел за горизонт. "Дерьмо индейское…", — раздраженно пробурчал сатрап и метнул в деда сюрикен, который зарылся в песок, отскочив от дедовой рубахи — мыла у старичка не водилось, видимо, лет двадцать. Петрович злодейски ухмыльнулся и потянул из-за пояса мачете…
Прошло полчаса. Песок вокруг мирно дремавшего деда был завален самыми разнообразными метательными предметами. В удочке торчало несколько сюрикенов и малайский крис, дерево, под которым дремал дед, ощетинилось кинжалами, самурайскими мечами и другим подобным барахлом. Измученный Петрович, чеканя шаг, подошел, по щиколотку в воде, к неуязвимому патриарху и дал ему в пятак. На душе сразу полегчало…
Загнав распоясавшихся ос в сарай, засунув туда же Акафеста, которому в настоящий момент было все безразлично — он проглотил полтора десятка сюрикенов и сосредоточенно колотил себя правой рукой в живот — Петрович закрыл свое хозяйство на висячий замок и двинулся по направлению к свинарнику. Он твердо решил ввести в своем государстве авторитарный режим с демократическим уклоном, но, не будучи левым в политике, Петрович знал, что голой силой марксистов не возьмешь, и прихватил с собой семизарядную совковую лопату с оптическим прицелом и два ведра патронов. Патроны жутко воняли — видимо, у ос было несварение желудка.
На свинарник надвигалась гроза…
Пламенного борца за счастье народов Петрович обнаружил довольно быстро: примостившись на куче свиного дерьма и нацепив на нос четыре пары очков, бабушка что-то очень старательно читала. Зная коварство пролетарки, Петрович заранее зарядил инструмент и со злодейским ревом собаки, попавшей под телегу (а именно так, согласно любимой книжке, любили изъясняться японские самураи), выскочил из-за угла и, взяв на изготовку свое нервно-паралитическое оружие, прорычал:
— О, Господи! Спасибо тебе за то, что ты есть на свете! Земной бью тебе поклон с размаху за этот сладостный миг долгожданной мести, который Ты, по безграничной милости своей, подарил мне, покорному и недостойному рабу твоему, о чем молил я тебя денно и нощно, не дельно и месячно…
Петрович изумленно замолчал, поскольку на всю эту ахинею Ульяна не повела и ухом. Озадаченно посмотрев на нее, Петрович, осторожно подобравшись к идейному врагу, легонько толкнул ее лопатой и озабоченно сказал:
— Лысая, хорош косить! Вставай, пошли на расстрел.
В ответ старая грымза подняла на него абсолютно обалделые глаза и зашевелила губами, не в силах произнести ни звука. Петрович, будучи в глубине души добрым человеком, решил помочь конкуренту — антагонисту и дал ей по горбу лопатой. Глаза Ульяны мгновенно приобрели строгое выражение, и она заговорила менторским тоном:
— У свете решений нашега падпольнога съезду дупетатов нашей Христианской Рабочей Единственно Народной КомПартии (ХРЕНКП) мы слушали и дослушали, а также заслушали, прослушали и выслушали…
"Не там вдарил!", — досадливо подумал Петрович и треснул объект прямо по темечку. В глазах у Ульяны появился дикий восторг, и она, по-прежнему не в силах произнести ни слова, но уже осознанно про тянула Петровичу книгу обложкой вверх. Петрович прочел: "История спортивного олимпийского движения (облегчено, разжевано и адаптировано для средней полосы России) с подробным описанием и правилами всех видов спорта, включая футбол. Сэр Артур Конан-"… Далее обложка была оторвана. Заинтригованный Петрович потеснил Ульку на дерьмовой куче и погрузился в чтение. Уже через четыре часа, одолев первую страницу, Петрович понял, что его жизнь навсегда изменилась. Над Злопукино уверенно всходила звезда новой жизни…
—12—
— Эх, мать честная, живут же люди! — думал седовласый барин, рассматривая цветную фотографию, на которой здоровый мужик с довольно запущенной формой небритости от души бил по морде красивую девушку своими здоровенными, обмотанными полотенцами кулаками. Комментарий гласил "Карл Маркс левым хуком выбивает у Рибентропы капитал".
На последней странице рекламного проспекта красовалось фото двух мускулистых спортсменов в обнимку возле пивной бочки. Надпись на бочке, кроме традиционного ругательства, содержала в себе ценную информацию о том, что эти два кренделя, авторы сего буклета, сэр Артур Конан-Варвар и мэр Арнольд Конан-Дойль, только благодаря пожизненному занятию всеми существующими видами спорта, пережили три случайных падения с Пизанской башни. На раскалённые стальные штыри.
Петрович с видимым отвращением почесал дряблый живот и осмотрел своё рыхлое тело. Вид изнурённого чесоткой и чахоткой организма не доставил особой радости супостату.
— Баста!! Так жить нельзя!!! — заорал Петрович и оказался поверженным наземь упавшим сверху оглушённым птенцом кукушки. Дождь неожиданно прекратился. Был четверг. Запахло новой жизнью.
Прошло две недели…
После утреннего кросса наперегонки с деревенскими лошадьми, оголённый до портков помещик с наслаждением отдыхал лёжа на воде. Отсюда, из проруби, ему было удобней всего наблюдать за тренировкой крестьян. Сегодня они наперегонки пахали барскую землю. А так как всех здоровых лошадок Петрович загнал, каждое утро таская их за собой на верёвке во время пробежек, радостные пахари бодро тянули тяжёлую лямку здоровых физических нагрузок. "Люблю работу, могу на неё часами смотреть!", — отметил про себя Зимний, — "Значит есть подвижки, прогрессирую помаленьку!"