Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки
Шрифт:
Правда, непостоянные «бандерлоги» подобострастно «кучковались» теперь уже вокруг нового и прекрасного Атлетического Бога.
Когда я выхожу на большую запись…
Я, скорее всего, вновь неприлично повторяюсь, будто старенький дед-маразматик, но однажды, «в молочной нашей юности» мой тогдашний «по-хорошему» чокнутый гитарист Лёшка Каулин «выдал мне во временное пользование» (годика на эдак два) отцовский советский катушечник. И что ещё важнее, плюс к вожделенному магнитофону все драгоценные ленты с музыкой такой затейливой и в таком противоестественном количестве, что это уже было не просто чем-то банально «необыкновенным»,
И ещё здоровенная «меломанская тетрадь» в придачу! Да и не тетрадью она была даже, а огромным альбомом-фолиантом, вроде зловещего школьного журнала, только не разлинованного, а, наоборот, сияющего радугой. Полнейшая иллюстрация того, что запечатлено на волнительных бобинах моего детства – названия песенок, вызубренные навеки составы, расфуфыренные логотипы, решительно всё!
Отца Лёхи я видел редко. По-моему, он был какой-то классический комсомольский бонза, во всяком случае, стереотипно внешне он мне таким казался: моложавый, с номенклатурными «филатовскими» усиками и вечным новым «винилом» под мышкой, ну как же не «комса»?
А вот красивая мама Лёхи неизменно встречала нас томным потягиванием, напоминая мне очень соблазнительную и порочную Лору Лайнс из нашего «Холмса» в исполнении прекрасной Аллы Демидовой. Видя первую волосатую личность, заползающую в дом, она лениво тянула: «О-о-о, «малчик»!». Когда появлялся второй нечёсаный персонаж, не меняя интонирования, произносилось: «Ещё «малчик»!».
Если её не было дома, то можно было тайком порыться в пузатых шкафах и найти там, скажем, завораживающий дух альбом репродукций любителя преисподней гражданина Босха, размером метр на метр или же глянцевую подборку полупорнушного Бидструпа. Ни у меня, ни у моих тогдашних невежд-корешей невозможно было даже измыслить себе эдаких сугубо запрещённых, а потому манящих сокровищ.
В общем, ответственно считаю, что развивался я, без сомнения, правильно, хоть и в разрушительном «рокенрольном» направлении. Прибавьте сюда вожделенные кассеты, что опрометчиво проносились домой моим беспечным отцом. Интересного мне там было крайне мало, но перепадал ведь по случаю и тощий Джон Леннон и пухленький Пресли, так что томительное ожидание добычи всегда присутствовало.
Отлично помню «дивный образ» ещё одного дядечки «под шестьдесят» типично «фарцовской» внешности и одеяний, знакомого моего легкомысленного папки. Многое, что являлось непременными атрибутами соцбыта – «скучнючие» Джеймс Ласт, Фаусто Папетти, «Арабески» с «Баккарой», почему-то какие-то дикие певцы-эмигранты, инфантильная японская эстрада и обязательный Высоцкий, всё запросто доставалось через этого «незаменимого деятеля». Для отца – бесплатно, для иных – не совсем. Промышленным оптом он беспрестанно добывал где-то все эти жутковатые в основном новинки и реализовывал ограниченным и непросвещённым гражданам СССР под видом музыкальных иллюстраций «сладкой жизни» там, за манящим бугром.
Если бы вы только могли слышать, как он значительно говаривал: «Когда я выхожу на большую запись…». Серьёзность этой акции не должна была вызывать ни капли сомнения у «простых смертных» от убогого, кастрированного «соц-меломанства». «Различнейшие» ширпотребные «Бони Эмы» и Поли Мориа со временем сменили более модные «общероссийские» «Скотчи», «Видео-кидсы», «Модерн Токинги» и «Бэд Бойзы», но вальяжный дядечка неизменно захаживал к нам и важно выдавал довольному отцу разноцветные кассетки со «второй записью с пласта» (первая была только у Самого).
Чуть позднее он почему-то резко исчез – наверное, конъюнктура капризного музыкального рынка стала совсем уж ему чуждой, и монаршее время его кануло в Лету вместе с рухнувшим, искусственным, но трогательным иногда строем.
Зачем я помню всю эту пакость
Не могу сказать, что вспоминаю так часто, и уж тем более с ноющей ностальгией «школьные годы златые», но в странной памяти неудобно застряло неприятное «что-то», и не вытрясти этот сомнительный сор уже никогда…
В нашем «замечательном» классе, а, думаю, что и в каждом другом, водилось два-три здоровенных и высоченных дебила, завистливых, жестоких и трусливых одновременно. Рыскали они непременно дурно пахнущей кучкой – так можно было надёжно и гарантированно «опустить» любого, кого подлые эти шакалы выбирали на сегодня жертвой. Имён произносить не хочется, кого-то уже и нет на этом свете, а кто-то спрятал свое потаённое зло за семейный, нивелирующий многое, круг.
Теперь они добропорядочные мужья, любимые чадами папаши, а я-то вот знаю, кто они на самом деле и ничто не изменит это адское племя. Просто страшное «это» появляется в них одновременно с рождением и не умирает никогда.
Некоторые из наших «однокашников-отморозков» были не настолько и сильны-то физически, и я с презрением наблюдал их такие жалкие попытки скрыть этот разоблачающий факт. И заливистый внезапный смех разбирал меня, вечного ребёнка даже тогда, когда было мне, прямо скажем, не до «заливистого» смеху.
Один из них, Г. (Г. – это, кстати, весьма в тему, это хорошо и необыкновенно подходит) по время мучительных сеансов принудительного подтягивания на турнике небрежно запрыгивал на перекладину и после второго-третьего неловкого раза судорожно соскакивал на пол и с деланной гримасой боли хватался за плечо. Явно переигрывая даже для школьной самодеятельности, он мужественно кряхтел и разминал «страшные» повреждения руки и досадовал, что, мол, «кажинный раз» одно и то же: «Так-то «пятнашку» делаю запросто, даже ночью, а тут такая беда…». Мне, кстати, кажется, что весьма многие соображали, что тут за дешёвое шапито, но рассмеяться не давал спасительный инстинкт самосохранения – качество и изощрённость мести были бы высочайшего сорта.
Много позже окончания ненавистной школы забавница-судьба сводила меня с этими жуткими типами неприятнейшим образом пару раз, хотя я наивно думал, что после поступления в Универ я никогда уж не встречу наших бывших мучителей.
Первый раз парочка одноклассничков, а ныне новоявленных бизнесменов развела меня на бесплатный расчёт кредита. Крохотная «оплатка» вначале предполагалась по устному договору, но получив на руки мои каракули, я был тут же благодарно, видимо, в счёт старой школьной памяти, забыт.
Ну а другой, «не менее приятный» эпизод был «радостной встречей выпускников» в случайном автобусе, когда я, «не зная, как и благодарить судьбу», покорно выслушивал матерные воспоминания о том, что у одной из надёжно забытых мной одноклассниц были, так скажем, полноватые бёдра: «Такой был «ср…льник»! Вот это «ср…льник»!» (покорнейше простите за совсем уж моветон). «Сильнейшие» эмоции перехлёстывали, и не хватало слов, чтобы передать волнующие размеры, поэтому экспрессивно распахивалось окно маршрутки и на простор высовывались здоровенные лапы, чтобы объять этот её воображаемый «рубенсовский атрибут».