Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки
Шрифт:
Queen – хорошо, Lady Gaga – плохо
Что-то вновь я «ощутил потребность творить» в совсем уж малой форме, ну так, «слегка» и «понемногу», как пушкинский Онегин.
А посему, любезные, встречаем! Ещё одна миниатюра вашему, надеюсь, чрезвычайно благосклонному вниманию! И предупреждаю заранее, что потом, быть может, появится из космической пустоты ещё одна крохотная игривая главка, если неизвестный мой читатель не слишком уж активно против!
Итак, снова в родимый мой «виниловый» (куда ж ещё-то) забрели позитивный такой папашка лет сорока пяти с семилетним, навскидку, шустрым сынишкой.
Бойкий и очень обаятельный мальчишка обнаруживает знакомые названия и обложки и радостно выкрикивает: «Папа, смотри – T. Rex, папа, а это твоя любимая группа – Queen!!!». Обоим невероятно приятно: отцу, что сынок знает музыку его рокерской юности, а сыну, что он угодил отцу, да и вообще, похоже, что милое дитя небезразлично к немодному теперь «хайратому рокешнику». Я, соответственно, тоже крайне умиляюсь от увиденного. Здесь, почти как у Чехова – «все трое были приятно ошеломлены».
Но тут продвинутый в мохнатых дебрях «семидесятых» пацан неожиданно орёт от накатившего счастья: «Папа, папа, гляди – Lady Gaga!». Улыбка медленно сползает с лица растроганного папки, и он смущённым и извиняющимся голосом бормочет, стараясь не смотреть мне в глаза: «Что ты, что ты! Даже имени такого тут не произноси! Даже слов таких вслух не говори!».
Но мираж священной связи поколений не исчезает, а наоборот, усиливается – как всё-таки повезло им говорить на одном языке, чёрт возьми! Т-с-с… А вот о чёрте не будем…
Или всё-таки поговорим?..
Один мой хороший знакомый, узнав, что мною «ваяется» ни много ни мало, а «цельный романчик», вначале уважительно-снисходительно похвалил меня, а затем дал странный совет: «Напиши-ка лучше роман о дьяволе, а то кому нужны твои лохматые мемуары!». Я призадумался – тема, прямо скажем, была опасная…
Многие самонадеянные и, кстати, весьма прославленные писатели, да и ветреные поэты с легкомысленными музыкантами сильно поплатились за заигрывание с этой тёмной сферой творчества. Но с другой стороны, дерзко написать об этом «запретно-чернокнижном» было бы интересно до жути, а уж о перспективной спекуляции на читательском интересе к такой провокационной стороне бытия и вовсе нечего говорить. Да-а-а, я мог бы продаться миллионным тиражом…
Тем более, что все эти искушения с наваждениями, сами знаете кого, изрядно испытаны мною на собственной потрёпанной шкурке, и устоять пред ними я весьма часто был не в силах… Только обойдёмся без красочных примеров, ладно?
Ну так что, сомнительные мемуарчики или такая перспективная «рогато-копытная» конъюнктура? В общем, признаюсь, я зассал. Ну не каждому же, в конце концов, в Джимы-то Моррисоны, кто-то же должен и Полом Маккартни век отслужить, ё-моё!
«Шизгара» на русском
Ещё одну «маленькую» и шабаш! И буду снова заниматься крупными полотнами, что-то вдруг вновь потянуло…
Который день кручу для привлечения доверчивых покупателей в опостылевшую мою музыкальную лавку незаменимую «Шизгару». Чем я занимаюсь тут, родные мои? Наверное, это один из бесконечных путей дзэна к просветлению, как знать…
На вечнозёленые звуки в магазинчик, разбивая вдребезги моё хрупкое «сатори», неожиданно влетает азиатского облика тётка в оранжевом дорожно-строительном комбинезоне. Маленькая, толстенькая, зубы через один золотые, лопочет с восточным акцентом, и вообще, еле подбирает, безбожно перевирая, русские слова: «Этот пэсня прадаётся, а? На танцах мы в молодость бегаль танцвать! А? Скока? Васьмсот? А по-русски есть, как в молодость быль? Тока английский? Ашто первели уже на английский?».
Я терпеливо втолковываю среднеазиатской меломанке, что, мол, только и была одна единственная на английском, «и не биль никакой на русский». «Ну не знай, может не обращаль вниманий в молодость» – такой ошеломляющий ответ заставит засомневаться в правоте любого.
Вот и думай-гадай, а может, и вправду была в советские «семидесятые» такая раритетная версия на русском, и никакой другой редакции отдельные далёкие граждане нашей многонациональной семьи и не знавали?
Братцы, если кто слышал эту таинственную экзотику, просветите, клянусь, что в долгу не останусь, проставлюсь и даже щедро поведаю тоже что-нибудь из тайных личных своих закромов!
Психи, пожалейте!
Беспардонно разрушив мою тонкую связь с Высшими мирами, ко мне в осточертевший уже читателю виниловый ларёк рядом с вечно праздничным ГУМом заявился один странный мужичок 56-ти годов, в чём он сам зачем-то немедленно и признался.
На первый черновой взгляд был он вроде бы вполне себе безобидным, но каким-то уж слишком утомительно бодрым и чересчур жизнерадостным. Изнурительно блаженный тип, из тех, кто до мутной старости что-то вечно ищут в себе, начинают учиться играть на музыкальных инструментах, декламировать стихи, танцевать джигу, и это я ещё милосердно перечислил самые безвредные из их закидонов. И при всяком удобном, а чаще неудобном случае подобные энтузиасты духа с наслаждением и взахлёб демонстрируют свои нелепые, не по возрасту и способностям увлечения, смущая и раздражая коллег по нехитрой работе – электромонтёров, сторожей, охранников и водопроводчиков.
Первый раз это было даже забавным, но во второй визит он бурно разговаривал без перерыва в течение часа, причём на «очень различные темы» и вытащил из меня абсолютно все жизненные силы. При всей моей «гениальной способности» найти общий язык с любой субстанцией во Вселенной, я впервые за очень долгое время твердил про себя: «Мужик, пи…дуй отсюда немедленно, я сейчас просто сдохну от твоего бреда!!!».
«Темы» безумно и неожиданно меняли друг друга. Я периодически отключался от потока сознания этого шизофреника и внезапно очнулся на главе про какого-то, мать его, Серёжу Шаталина.
Но первая его история про воровство шашлыка у офицеров противоракетных войск, признаюсь, была более чем вполне! Ну, про армейское голодное братство рассказано немало, я тут, может, и не главный эксперт, но истовое желание потребить продукт, коим развлекалось гедонистическое наше офицерство, было у моего утомительного рассказчика степени просто запредельной.
Как же страстно он вещал, даже и теперь судорожно сглатывая слюну, про то, как они, бедолажки-солдатики, навеки закалённые перловкой, чёрным хлебом и прочими «французскими» излишествами, увидели этот издевательский офицерский пикничок…