Роман с автоматом

Петровский Дмитрий Васильевич

В дверь позвонили. Писатель, тихо выругавшись, ударил мышкой в крестик в правом верхнем углу экрана, текст исчез, и он пошел открывать. В дверном глазке он увидел длинную фигуру в бесформенной коричневой куртке, с небритым подбородком и большим ястребиным носом. Остальная голова расплывалась, закатываясь глазку куда-то за его маленький зрачок, но писатель уже знал, что пришел Сережа Зеленский. Пускать или не пускать? – мелькнуло в голове.

– Открывай, не вытрепывайся, – нетерпеливо бухнуло из-за двери, и писатель со вздохом открыл.

– Проходил мимо, вот зашел, – забухтел Зеленский, – все равно делать нечего. Может, дашь пройти?

Писатель нехотя отступил в сторону, пуская Зеленского. Тот рывком скинул

с себя куртку, кое-как набросил на вешалку и, не снимая ботинок, направился в комнату.

Зеленский приходил как минимум раз в неделю, просиживал долго, смертельно надоедая писателю и нисколько этим не смущаясь. Они знали друг друга еще с Петербурга, были, как любил говорить Сережа, соратниками по андеграунду. Зеленский тусовался все время возле рок-клуба, читал и распространял мистическую литературу и сам пописывал совершенно безумные, лишенные всяких логических связей стихи. Творческих людей, с которыми его знакомили, в основном музыкантов, он отводил в сторону, называл себя «единственным русским психоделическим поэтом» и спрашивал, не знает ли собеседник, где можно достать препаратов, расширяющих сознание.

Очутившись в Берлине, он окончательно сорвался с катушек: ударился в религию, напившись, до крика спорил и иногда даже дрался в русских клубах, завел себе маргинальных друзей, одним из которых был, например, молодой кройцбергский ав-тономист [31] , живший в строительном вагоне рядом с парком. Они часто сидели у Зеленского дома, слушали вместе музыку на притараненном автономистом хриплом магнитофоне, орали о новом искусстве и американской кислотной волне. А раз в неделю он появлялся в гараже в Нойкельне, где грязно одетые «экспериментаторы» с козлиными бородками, склонившись над компьютером и какими-то хитрыми ящиками, извлекали из них чудовищные звуки, а Зеленский под их аккомпанемент читал в микрофон, задыхаясь и тараща глаза, свои стихи, по-русски и по-немецки.

31

Автономисты – радикальное молодежное движение. Одно время требовали у правительства признать за берлинским районом Кройц-берг статус автономии. 

В комнате Зеленский расселся на диване, вытянув длинные худые ноги в грязных серых брюках. На подошвах ботинок отчетливо были видны комья глины с вмятыми в нее травинками и кусками листьев. Зеленский злобно посмотрел на компьютер, затем – на коробку с принтером и пакет, из которого выглядывал нож-гильотина.

– Это что у тебя тут за барахло? – спросил он недоверчиво.

– Да вот, принтер купил, – отмахнулся писатель.

– На хера тебе принтер? Тебя что, не печатают, что ли? А это что? – Он ткнул пальцем в пакет с бумагой и ножом. – Типографию подпольную решил начать?

Писатель немного дернулся и молча, задумчиво-испуганно посмотрел на Зеленского. Впрочем, через секунду он снова размяк в кресле и с прежней пренебрежительной иронией ответил:

– Да вот, решил для своего сборника рекламу напечатать. Может, тоже стану «писателем года».

– Очень смешно! – огрызнулся Зеленский.

«Писателем года» Сережу Зеленского, к огромному удивлению всех, прошлой осенью объявил какой-то малоизвестный левый литературный журнальчик. Помимо этого громкого титула, Сережа стал также обладателем премии в пару тысяч евро. «Психоделический поэт» неделю бегал по Берлину, размахивая журналом со своей небритой физиономией на первой странице, а затем совершенно неожиданно снял квартиру на острове Рюген и переехал туда «работать над новым произведением, требующим совершенно иной атмосферы». Через три дня «работы» Зеленского доставили в больницу в состоянии наркотического отравления, с огромным количеством ссадин и резаных ран на лице и переломами обеих

рук. «Скорую помощь» вызвала группа пенсионеров, совершавшая прогулку в горах рюгенского заповедника. Седоволосая фрау в золотых очках и мужской спортивной куртке долго и взволнованно рассказывала потом, как из леса с бешеной скоростью выбежал вопящий человек, и, перемахнув через ограду, прыгнул со скалы.

Сам Зеленский после этого случая долго не мог прийти в себя, никого не желал видеть и только потом, за бутылкой водки и со множеством околичностей, поведал друзьям, что накануне отъезда из Берлина купил у автономиста четыре «марки» ЛСД, а на Рюгене съел их, и, в поисках вдохновения, пошел бродить в горы. Что случилось с ним в горах, Зеленский толком поведать не смог. Получалось, что он довольно далеко углубился в лес, но наконец на маленькой полянке остановился и начал оглядываться. А потом, неизвестно как, голые березовые стволы сложились в его глазах в какой-то жуткий, многообразный и в то же время математически и геометрически правильный узор. Это было невыносимо страшно, Зеленский завопил, неведомая сила подхватила его, проволокла по коридору между березами и плюнула им вниз с обрыва, с трехсотметровой высоты. Обрыв, впрочем, уходил к берегу моря не отвесно, а довольно крутым склоном, и, вместо того чтобы красиво и вдохновенно разбиться о камни, Зеленский долго и мучительно катился, сдирая кожу и оставляя на сучьях клочья одежды.

– Прибарахлился, – неприязненно отметил Зеленский, оглядывая комнату: большой телевизор, кресло, писателя в костюме, сидящего в этом кресле.

– Прибарахлился, – безразлично ответил тот. – Слушай, Сережа, ты знаешь, как это подключать? – Он кивнул на принтер.

Сережа нехотя поднялся. Зеленский тоже плохо разбирался в компьютерах, но, в отличие от своего собеседника, не испытывал по отношению к ним священного трепета. Наверное, знакомство с унылыми музыкантами-«гаражниками» сыграло свою роль.

– Это глобализация, – говорил он резким, каркающим голосом, доставая из коробки кабели: черный сетевой и серый последовательного порта, – и это Майкрософт, фирма для Глобальных Идиотов. Чтоб, не дай бог, жирные янки ничего не напутали. – Он заполз под стол, рыская по задней стенке компьютера. – Есть всегда один провод и одна дырка, и эта дырка вырезана точно под провод. Как у… – Зеленский хотел сделать смачное сравнение, но удержался: все-таки галстук собеседника был очень хорошо повязан, и пиджак сидел как влитой, создавая даже некоторую видимость квад-ратности плечей.

– Поэт не должен копить вещей. У величайшего русского поэта Велимира Хлебникова не было ничего. – Зеленский воткнул в розетку принтер, потом неловко, сильно выгибая черную пластмассу, засунул дискету в дисковод. – Это я не в упрек тебе. Но вот ты смотри: купил принтер, который тебе нахрен не нужен.

Тут у тебя и галстучки, и ботиночки, и живешь ты один в трех комнатах. Барин, черт бы тебя драл!

– Каждому свое, – примирительно сказал писатель, жалея, что попросил Зеленского.

Тот наконец бросил терзать дисковод и начал что-то нажимать на клавиатуре.

– Я хожу-хожу, – продолжал Зеленский, – пишу в записную книжицу. У меня было восемь квартир в Берлине, и когда надо было переезжать, все мои шмотки умещались в один чемодан. И записная книжица, в которую пишу. Потому что, сказал кто-то, не помню кто, – он сильно долбанул по клавише, чтобы прогнать с экрана компьютера сообщение об ошибке, – если у меня ничего нет, значит, мне принадлежит все.

– Дихтер унд Денкер [32] , – полупрезрительно бросил писатель.

32

Поэт и мыслитель (нем.) – Германию часто называют «страной поэтов и мыслителей».