Роман с Джульеттой
Шрифт:
– Нет, я по другому вопросу, – доброжелательно улыбнулась Алина и перевела взгляд на вахтершу. – Вы мне позволите пройти, Карина Борисовна?
Та развела руками:
– Что с вами поделаешь? Не каждый день столичные знаменитости наносят нам визиты. Проходите! – и приказала хорошо поставленным голосом трагической актрисы: – Артем, проводите Алину… – Она вопросительно посмотрела на нее.
– Вадимовну, – уточнила она.
– Алину Вадимовну, – расплылась в улыбке бывшая актриса. – Поручаю вас Артему. Он у нас самый безвредный.
– Карина Борисовна! – укоризненно посмотрел
– То и имею! – отрезала та. – За себя постоять не умеешь!
Она, похоже, озвучила обычный в ее устах упрек. Полуянов только поморщился, но перечить не стал. И, вежливо склонив голову, протянул руку в сторону еще более темного коридорчика.
– Прошу, пани Алина, в наши пенаты!
Глава 8
Они миновали длинный, плохо освещенный коридор, в который выходило несколько обшарпанных дверей. На одних сохранились таблички «Костюмерная», «Бутафорский цех», «Заведующий хозяйством», «Гримуборная». На других таблички отсутствовали, но здесь редко бывали посторонние, а свои и без указателей знали, что и где находится. Пару раз навстречу им попались какие-то мрачные личности. Первая группа из трех человек протащила в глубь здания огромную раму с натянутым на ней и прорванным в нескольких местах полотном, явно фрагмент декораций, потому что сквозь слой пыли проглядывало изображение какого-то строения. Вернее, часть здания с колоннами и бельведером…
Еще два давно небритых субъекта пронесли мимо них на сцену сварочный аппарат, и Полуянов покачал головой.
– Опять чего-нибудь подожгут, но без сварки не обойтись, все конструкции на сцене на ладан дышат.
Алина только вздохнула в ответ. Она не представляла, насколько все тут окажется убогим, дряхлым и унылым. «Запах безысходной бедности!– подумала она. – И здесь мне предстоит играть».
Но выбирать было не из чего! Она посмотрела на Полуянова.
– Артем, сколько у вас премьер в год?
Тот покачал головой и развел руками.
– От силы две. Не тянем! Зритель не идет в театр. Бывает и такое: купят билет, а на спектакль не приходят. Самые дорогие у нас по сто рублей, самые дешевые – тридцатник. И все равно на иных спектаклях едва с полсотни или чуть больше зрителей наберется, а мы выкладываемся по полной. Но зарплата, сами понимаете! – Он скривился. – Вот и халтурим, кто как может. Я в частной фирме перетяжкой мебели занимаюсь. Кто-то таксует, когда получится. Карина, вон, на вахте… Да еще по деревням ездим с концертами и небольшими спектаклями. Там, как ни странно, нас хорошо принимают.
– Карина Борисовна еще играет?
– Играет! И совсем неплохо. Лет пять назад даже из области приезжали посмотреть на нее в «Кавказском меловом круге». Я этот спектакль уже не застал, – виновато улыбнулся Полуянов. – А вы в нашем театре начинали?
– Нет, я еще в школе в «Софите» играла, в молодежном театре. Говорят, он распался?
– Нет, дышит пока! Им отдали старую кочегарку под театр. Они привели ее в порядок, а какие-то сволочи подожгли ночью. Выгорело подчистую. Теперь перебиваются, где придется, но кураж
Алина хотела спросить, кто сейчас режиссер в «Софите», но не успела. Они поднялись на второй этаж, и Полуянов быстро сказал:
– Ну, теперь сами дойдете! Вторая дверь направо и есть кабинет Карнаухова. Между прочим, он у нас еще и художественный руководитель.
– Я в курсе, – улыбнулась Алина и пожала руку Полуянову. – Спасибо, что проводили. Я бы и вправду заблудилась.
– Чего там! – покраснел Полуянов. – Без проблем! – И снова виновато улыбнулся: – Ну, я побежал?
– Счастливо! Дай бог, чтобы вам повезло с автобусом.
– Ой, не сглазьте. – Полуянов трижды постучал по косяку ближней к ним двери. – Думаете, это первый раз? Изо дня в день такая свистопляска.
Он махнул ей рукой на прощание. Алина проводила его взглядом и направилась к указанной двери. Но вдруг та распахнулась, и навстречу ей вышли два человека: один – высокий, светловолосый, в дорогом костюме; второй – с заметным животиком и большими залысинами. Одет он был в джинсы и пуловер, из-под которого выглядывала темная рубашка с расстегнутым воротничком. Первый, – глаза его ровно ничего не выражали – не шел, а по-страусиному важно вышагивал, второй семенил рядом и подобострастно заглядывал ему в лицо.
Алина оказалась у них на пути и слегка посторонилась, но оба господина не обратили на нее внимания и прошли мимо. Тот, что в джинсах и пуловере, даже задел ее локтем, но не подумал извиниться…
– Михаил Романович, – бормотал лысоватый, – надеюсь, вы завтра к нам заглянете? Сами убедитесь, что подобными средствами шедевры не создаются…
– А кто тебя просит на шедевры замахиваться? – лениво процедил высокий. – По коню корм…
– Так мы уже не кони, – покраснел лысоватый, – а клячи водовозные… Стыдно, гоним мусор, люди забыли, что такое театр…
– Мусор… – усмехнулся высокий. – Вы, дорогой мой, привыкли сидеть на шее у государства, а сейчас другие времена! Надо самим учиться зарабатывать. Попрошайничество унижает…
Лысоватый побагровел:
– Михаил Романович, испокон веку богатые люди в России не жалели денег на театр. Я думал, что меценатство…
– Так то ж богатые, – усмехнулся высокий, – а у меня сейчас проблемы. Налоги, акцизы… Возможно, месяца через три, после Нового года, что-нибудь отыщем. А сейчас, вот те крест, не могу. – И высокий провел ребром ладони по горлу. – Без ножа режут!
Он протянул руку и похлопал лысоватого по плечу.
– До встречи, Геннадий Петрович! Право слово, рад был пообщаться! – И подмигнул: – А актриски твои подкачали. Не первой свежести дамочки! Надо, надо обновлять коллектив, а то взгляд кинуть некуда.
Геннадий Петрович Карнаухов развел руками.
– Какова зарплата, Михаил Романович, такова и труппа. Сам понимаю, что нужно привлекать молодых актеров, свежие идеи внедрять, но – увы! – вся закавыка в…
– Да, понял я, понял, – неожиданно рассердился высокий, – но сундук у меня не бездонный. То образование на горло наступает, то медики… Не могу я всех голодных накормить, соображаешь ты или нет? Ну, помогу я вам с одним спектаклем, а дальше что? Решит твою проблему один спектакль?