Роман с Грецией
Шрифт:
– Вы умеете читать по-гречески? – поразилась я. Мне никогда не приходило в голову, что можно освоить язык, в основе которого лежит другой алфавит.
– Конечно, – ответил он, выпрямляясь и усиленно моргая, чтобы расслабить утомленные чтением глаза.
Увидев, как легко Эд разделался с греческим, я вспомнила Хелен Келлер [5] : греческий язык можно понять! Он может быть вовсе не таким сложным, как в знаменитом высказывании Каски из шекспировского «Юлия Цезаря»: «А что меня касается, то для меня это была греческая грамота» [6] . Эти буквы поддаются расшифровке, и передо мной было доказательство. Ребенком я обожала читать и писать, подбирать буквы к звукам, составлять слова, расшифровывать надписи на ресторанах и читать этикетки на банках с горошком – подбирать ключик к грамоте. После пресной диеты, состоявшей из произведений английских и американских авторов, которых я изучала в колледже и аспирантуре, я по-прежнему получала наслаждение от фонетического метода обучения чтению и азов синтаксиса. А теперь у меня был шанс и вовсе начать с самого начала,
5
Хелен Келлер (1880–1968) – американская политическая активистка, в детстве потерявшая слух и зрение, но тем не менее получившая высшее образование и написавшая более десяти книг.
6
Перевод И. Б. Мандельштама. Цит. по: Шекспир В. Избранные произведения. М. – Л.: ГИХЛ, 1950. В оригинале: It was Greek to me. Аналогом этой английской идиомы является русское выражение «китайская грамота», означающее нечто сложное для понимания.
Вскоре Эд стал моим наставником во всем, что касалось греческого. Во-первых, рассказал он мне, существуют две главные формы современного греческого языка: демотика (стандартный вариант, на котором говорят сегодня) и кафаревуса (пуристская версия, разработанная греческими интеллектуалами в начале XIX века, чтобы связать живой язык с его славным прошлым). До семидесятых годов кафаревуса являлась официальным языком Греции, ее использовали в правовых документах и СМИ, хотя сами греки редко на ней говорили. Мне предстояло найти себе современный греко-английский словарь и школу, где преподают демотический греческий.
Безусловно, я могла поехать в Грецию и не выучив язык, но постоянно вспоминала, как во время своей первой авантюрной поездки за границу, в Англию, где, по идее, не должно быть никакого языкового барьера, я вдруг почувствовала себя чужой. В Лондоне я не знала, как мне говорить: elevator или lift [7] , apartment или flat [8] . Я чувствовала себя предательницей, когда выбирала британские слова. А еще никто не отменял произношение: мне было как-то неловко произносить «ш» вместо «ск» в слове sсhedule [9] . Куда бы я ни пошла, во мне сразу угадывали американку. В Греции я бы чувствовала себя чужой вдвойне. Именно поэтому я записалась в Школу непрерывного обучения при Нью-Йоркском университете. И выбрала курс современного греческого языка, который мне оплатил «Нью-йоркер». (Журнал регулярно оплачивал обучение своих сотрудников, которые посещали курсы, имеющие отношение к работе.)
7
Лифт (англ.); первое слово – американский вариант, второе – британский.
8
Квартира (англ.); первое слово – американский вариант, второе – британский.
9
Слово schedule («расписание») произносится с начальным звуком «ш» в Британии, американцы начинают его со звуков «ск».
Первые слова, которые я выучила по-гречески, были ilios («солнце») и eucharisto («спасибо»). Чтобы запомнить иностранные слова, нужно их как-то ассоциировать со своим родным языком; я, например, пришла в абсолютный восторг, когда поняла, что греческое слово ilios в английском известно как Гелиос. То, что в английском обозначает солнечное божество, в греческом называет будничное явление. Такое ощущение, что греческий воспевает повседневность. То же самое и со словом eucharisto, от которого в нашем языке появилось слово «евхаристия» – таинство превращения хлеба и вина в тело и кровь Господа. Это слово (произносится как «эфхаристо») греки употребляют по нескольку раз в час. Английское «благодарю вас» не передает значения взаимного одаривания, которое так заметно в евхаристии: еu, как в имени Евгения («родовитая, знатная») или слове «эвфемизм» («добрая, вежливая речь»), плюс корень charis, от которого в нашем языке произошло понятие «харизма» (в обиходном значении – «обаяние», а в религиозном – «благодать, сошествие Святого Духа»). В греческом же , похоже, указывает на благодать и благословение во время даже самой незначительной сделки.
Помимо eucharisto («спасибо») я выучила parakalo, что означает «пожалуйста» и в качестве просьбы, и как ответ на просьбу, аналогично итальянскому prego («прошу») [10] . Я связала слово parakalo с библейским понятием «параклет» [11] – так называют Святой Дух, который в день Пятидесятницы в виде языков пламени снизошел на апостолов и даровал им знание языков для проповедей. Я не представляла, что у этой ассоциации есть этимологическая основа: parakalo буквально означает «звать, призывать», а «параклет» – тот, кого призывают. Мне подойдет любая мнемоническая техника. ! Давайте!
10
Такие же значения у русского «пожалуйста».
11
С древнегреческого – «утешитель, заступник».
Под чутким руководством Эда я также начала читать переводы классиков, Гомера и Геродота, а еще книги о путешествиях по современной Греции. Он раскладывал передо мной книги разных авторов, словно пытаясь обратить меня в свою веру в самообразование: Лоренса Даррелла [12] , долгое время жившего на Корфу, Родосе и Кипре; Генри Миллера [13] , посетившего Грецию до начала Второй мировой войны и снискавшего дружеское расположение лучших поэтов этой страны; британца Патрика Ли Фермора, героя войны и автора книг о путешествиях, две из которых – «Румели: путешествия по северной Греции» и «Мани» о южной оконечности полуострова Пелопоннес – стали культовыми. И в довершение всего Эд подарил мне два бесценных тома стихотворений Константиноса Кавафиса, греческого поэта из Александрии. Страницы были даже не разрезаны. Протягивая мне книги, он сказал: «Вы продвинетесь дальше моего».
12
Лоренс Даррелл (1912–1990) – английский писатель и поэт, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррелла.
13
Генри Миллер (1891–1980) – американский писатель и художник.
Перед тем как впервые поехать в Грецию, я год училась: сначала в Нью-Йоркском университете, потом в Барнард-колледже. Эд поехал провожать меня в аэропорт, где под его началом я прошла обряд предполетной инициации. Он состоял в том, чтобы приехать рано, зарегистрироваться на рейс и начать пить. Эд боялся летать и предложил совершить жертвенные возлияния Зевсу, богу неба, чтобы потом не переживать, достаточно ли в самолете пропеллеров.
Во время моего первого вояжа в Грецию я за пять недель наверстала упущенное в детстве, когда никуда не уезжала за пределы Огайо. Потягивая узо [14] на корабле в Эгейском море, я, совершенно загипнотизированная стихией, решила, что, вернувшись домой, примусь за изучение классического греческого языка: мне хотелось прочитать все когда-либо написанное греками, которые бороздили эти просторы до меня.
14
Греческий крепкий алкогольный напиток, настоянный на анисе и других травах.
В Нью-Йорке я записалась на курс греческого языка для начинающих в Колумбийском университете и беспечно подсунула счет новому ответственному редактору Тони Гиббсу. Каково же было мое удивление, когда он отказал мне, заметив, что древнегреческий не имеет отношения к моей работе. Это был удар под дых, ведь к тому моменту я уже вела своеобразный каталог слов греческого происхождения, которые то и дело появлялись в «Нью-йоркере», начиная от буквы и математического символа (пи), который знают все, у кого была геометрия в старших классах, до слова «офтальмолог» («глаз» на древнегреческом – ophthalmos). Было в этом каталоге и слово «автохтонный» (autos, «сам» + chthon, «земля»), означающее что-то вроде «самопроизведенный из земли» и содержащее сложную комбинацию звуков, которые передаются буквами хи и тета . Как же мне все это нравилось!
Чтобы повысить свои шансы, я попросила Элеанор Гулд, которая была своего рода оракулом для редакторов, составить письмо, подтверждающее ценность и важность древнегреческого языка для моей работы в отделе. И Элеанор написала, что она уже давно не брала в руки учебник греческого, так что ее собственных знаний может оказаться недостаточно, чтобы уберечь журналистов от «ошибок по неведению». Это было очень великодушно с ее стороны, ведь на самом деле она прекрасно знала практически все на свете, начиная с приемов развешивания штор и заканчивая правилами чтения по-русски. Я показала письмо своему другу, редактору Джону Беннету, и он сказал: «Ты стреляешь из пушки по воробьям». Может, так оно и было, но это сработало: Тони Гиббса удалось убедить, что древнегреческий имеет значение для моей работы. Так в восьмидесятые я под эгидой «Нью-йоркера» начала изучать классический греческий язык в Колумбийском университете.
В последующие годы я то и дело переключалась между двумя разновидностями языка: перед поездкой я отчаянно зубрила современный греческий, а вернувшись домой, налегала на древнегреческий. Я переехала в Асторию, греко-американский район Квинса, где общалась с живыми греками и читала запоем Фукидида. Целое лето я училась в Салониках по международной программе для студентов, изучающих современный греческий, и как-то прогуляла занятия, чтобы отправиться в Потидею, где во время Пелопоннесской войны [15] находился Сократ.
15
Военный конфликт между Афинами и Спартой в 431–404 гг. до н. э.