Роман с Хаосом
Шрифт:
— Придется ехать, — я быстро взглянул на Дастина. — Иначе нас выставят из Дома силой. А конце концов, нехорошо не выполнять приказ короля. Только кто мы? Гамлет с Горацио?
— Минуточку, — Дастин снова вытащил на свет божий депешу и глянул на оборот. Крупными буквами там было выведено: «To masters Rosencrantz and Guildenstern».
— Вот даже как… — пробормотал я. — И кто из нас кто?
— Какая разница!
Реальность Афродиты сгинула первой же ночью. В очередной раз.
До заката к Эльсинору мы, конечно же, не добрались, несмотря на услужливость Хозяина, расставившего
Что такое «лига», мы не представляли, но после второго столба стало ясно, что это чуть больше четырех километров. Теоретически можно было бы успеть за ночь, но мы так намаялись со скотным двором, что Дастин, когда стало темно, потребовал привала. Мы выпустили лошадей пастись, сами наломали кустарника, разожгли костер и поужинали гамбургерами, которые я соорудил еще дома, чтобы взять в дорогу. Именно тогда и начались наши мытарства с монетой, никак не желавшей падать решкой вверх — я просто решил поразвлечься игрой и вдруг обнаружил, что нам попалась денежка с необычным дефектом…
День первый принес сразу несколько сюрпризов. На рассвете мы проснулись от холода. Теплая, я бы даже сказал — жаркая весна Афродиты сменилась промозглой поздней осенью датского побережья планеты Земля. Когда произошло новое терраформирование, мы не заметили. Видимо, Хозяин трудился, пока мы спали. Дастин, поеживаясь и счищая иней с рукавов, недовольно проворчал: «Прогнило что-то в Датском королевстве…», забрался в седло и примерно к середине дня мы въехали в небольшой, по-видимому рыбацкий поселок, стоявший у подножия скалы, увенчанной громадным и исключительно мрачным замком. Если Каэр Тулейн выглядел зловещим, как и положено заколдованному замку из сказки, то обитаемый обычными людьми Эльсинор являлся тяжелым, угрюмым и очень негостеприимным с виду.
— Не удивляюсь, что Гамлету здесь не нравилось, — сказал я, осматривая темно-серое, опоясанное зубчатыми стенами сооружение. — Этот замок словно предназначен для злодейства и трагедии. Тебе не кажется?
— Мне кажется, что там повсюду сквозняки и крыша протекает, — сквозь нос проворчал теплолюбивый Дастин, успевший подхватить ночью насморк. — Зачем Хозяин пригнал нас сюда? Опять эксперимент? Тут ведь все заранее известно. Призраки, «…не пей вина, Гертруда», крысы за коврами, утопленная Офелия… Кстати, в том фильме с ниггерами Офелия утопилась под Бруклинским мостом, помнишь?
— А в постановке Джармена, — подхватил я, понукая лошадь, чтобы быстрее забиралась по крутой дороге, ведущей к замку, — я так и не понял, Офелия была мальчиком или девочкой? Ты не помнишь, Гильденстерн?
— Я Розенкранц, — фыркнул Дастин. — Впрочем, это неважно. Мы сейчас начинаем игру с Хозяином, где выигрыша не видать. Нулевая сумма, если вспоминать твои выкладки. Гамлет перебьет всех плохих, сам сложится в поединке с Лаэртом, а нас повесят. И Розенкранц, и Гильденстерн — оба мертвы.
— Может быть, задача в том и состоит, чтобы в финале заявить на весь мир: «Розенкранц и Гильденстерн живы»? — предположил я. — Нам недаром тридцать часов демонстрировали фильмы по Шекспиру. Мне кажется, Хозяин пытался намекнуть: что-то упущено. Мы проглядели какую-то деталь, слишком глубоко закопанную в пьесе. Помнишь, что говорил Эмиель? Прежде всего обращайте внимание на мелочи и не портите сказки.
— Такую сказку, как «Гамлет», не жаль испортить, — отрезал Дастин. — А насчет мелочей… Посмотрим. В общем, веди себя прилично, на ноги Офелии и королеве Гертруде не наступай, с королем будь вежлив.
— А с Гамлетом?
— По обстоятельствам. И вообще, Розенкранц, убери эту поганую монету! Твоя орлянка становится навязчивой.
— Только что я был Гильденстерном, — обиженно сказал я, но все-таки упрятал проклятущую денежку в кошелек. Дастин уже молотил кулаком в огромные деревянные ворота, напрочь проигнорировав висящий специально для этой цели колокольчик.
И завертелось.
Нас прекрасно приняли, показали вполне удобную и ничуть не сырую комнату, принесли дров для открытого очага. Слуга объяснил, что в соответствии с дворцовым церемониалом Эльсинора кушать можно будет лишь тогда, когда кушают король и королева, но, если уважаемое молодые господа проголодались, можно запросто спуститься в поселок и пообедать в трактире «Гостеприимный Йоген». Идти в трактир я отказался, потому что не захотел расставаться с чудесной монетой, пока занимавшей все мое воображение.
Перед обедом мы, гуляя по замку и осматривая новую сцену, выбранную Хозяином для своего идиотского спектакля, наткнулись в одном из залов на шествующих к столовой короля Клавдия и королеву Гертруду. Свита церемонно шествовала за монархами. Нам ничего не оставалось делать, как неуклюже поклониться.
— Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн! — король оказался совсем не таким, как в кино. Высокий, красивый сорокалетний мужчина с темно-русыми, начинающими седеть волосами. Теперь я понял, что такое настоящий королевский взгляд — на тебя как будто василиск смотрит. Взгляд человека, настолько уверенного в своей силе, что показывать ее каким-либо другим способом нет никакого смысла. — Рад видеть, что вы откликнулись на мою просьбу приехать. Но, кроме жажды видеть старых друзей принца, заставила вас вызвать и нужда.
— Да-да, знаем, — чересчур поспешил с ответом Дастин. — У Гамлета умер отец и все такое… Принц, как говорят, нездоров?
— Кхм, — нахмурился король. Надо полагать, здесь было не принято перебивать речь монарших особ. Вступилась королева — величественная дама в чудовищном парчовом кринолине. Гертруде тоже не больше сорока, и я бы не сказал, что она божественно красива. Обычная женщина. И даже с едва заметными и густо напудренными оспяными шрамами на лице.
— Гамлет часто вспоминал о вас, господа, — сказала Гертруда. — Я больше не знаю никого в мире, кому бы он был так предан. — Я и супруг мой просили бы вас рассеять скуку принца, узнать, какая тайна мучает его… И нельзя ли найти от нее лекарство?
— Только прикажите — и мы все сделаем, — молвил Дастин и чуточку меня подтолкнул. Я напрягся, не без натуги вспомнил соответствующую реплику и выродил:
— Горя повиновеньем, повергаем свою готовность к царственным стопам и ждем распоряжений!
На меня посмотрели странно. Видимо, в прогнившем датском королевстве выражались попроще. Однако король мне улыбнулся и сказал:
— Спасибо, Розенкранц… — он повернулся к Дастину, — …и милый Гильденстерн.
Королева подхватила, одарив меня кивком: