Роман с куклой
Шрифт:
Митя вышел в сад – в плетеном кресле сидел Алмазов, небритый и лохматый, в своей неизменной черной крылатке, делавшей его похожим на летучую мышь, и заливался:
– Разлука, ты, разлука, чужая сторона. Никто нас не разлучит, лишь мать-сыра земля. Все пташки-канарейки так жалобно поют И нам с тобой, мой милый, забыться не дают. Зачем нам– А, Дмитрий Петрович приехали! – осклабился он. – Доброго здоровьица...
Митя сел неподалеку прямо на траву, прислонился спиной к березе. Ему ничего не хотелось – ни идти с визитом к Бобровым, ни в лес на охоту… Он хотел только одного – чтобы солнце как можно скорее закатилось за горизонт и чтобы этот день закончился. Тогда бы до приезда Сони осталось всего два дня.
– В прошлом году, зимой, был на похоронах Вяльцевой, – как всегда, без перехода начал Алмазов, перебирая гитарные струны.
– В Петербурге? – рассеянно спросила Нина, садясь в плетеное кресло рядом.
– Да. Толпа – по всему Невскому! Движения, разумеется, никакого не было… Масса венков, цветов, люди всех сословий, слезы, речи! Вы знаете, Ниночка, что муж, полковник Бискупский, ради нее бросил гвардейский полк, сломал свою военную карьеру. Ведь гвардейскому офицеру жениться на певице нельзя?..
– Об этом все знают, – вздохнув, кивнула Нина.
– А как Вяльцева исполняла цыганские романсы! – Алмазов закатил синие глаза. – Какая искренность, какая глубина чувства… Я вас уверяю, Вяльцева была популярнее Шаляпина.
– Скажете тоже, Аполлон Симеонович!
– Несомненно, Ниночка! – возразил Алмазов. – Причем, заметьте, она большую часть своего огромного состояния завещала Петербургу, на сооружение детской больницы.
– Отчего она умерла? – тихо спросил Митя.
– Говорят, от белокровия. Ее муж, Бискупский, даже согласился на рискованнейшую операцию – по переливанию крови… – понизив голос, многозначительно добавил Алмазов. – Решил отдать свою кровь, но… не помогло.
– Бедный он, бедная она… – пробормотала Нина. – Редко кто в наше время способен на такой поступок.
– Ниночка, я готов отдать вам всю свою кровь! – оживился Алмазов. – Честное слово! До самой последней капельки…
– Ну вас, Аполлон Симеонович! – засмеялась Нина и хлопнула его по плечу. – Я вам не верю.
– А я клянусь!
Митя закрыл глаза. «А он ведь все равно своего добьется… – неожиданно подумалось ему. – Алмазов женится на Нине. Мужем моей родной сестры будет человек, которого я ни разу не видел трезвым!»
– Митенька, о чем ты думаешь? Ты спишь? – ласково спросила Нина. – Аполлон Симеонович, он ведь только с поезда сошел…
– Нет, я скажу, Нина, о чем я думаю, – не открывая глаз, ответил Митя. – Я вдруг представил, что Алмазов стал твоим мужем, и какая жизнь у тебя после этого началась.
– Дмитрий Петрович, ну что вы такое говорите… – сконфузился сосед и даже перестал бренчать на гитаре.
– То и говорю… Вы вот всю кровь Нине обещаете отдать, а вместо этого взяли бы и бросили пить. Вот это был бы поступок!
Алмазов насупился и ушел.
– Вот ты его озадачил! – засмеялась Нина. – Он теперь сюда неделю не будет заходить… Ладно, идем, я самовар поставлю. Ты хочешь чаю?
– Хочу.
Они сидели на веранде в сумерках, возле самовара, молчали – каждый о своем. Потом разошлись по комнатам. Митя долго не мог уснуть, и только к утру сон все-таки сморил его.
Встал он непривычно поздно для себя – в начале двенадцатого дня. Выглянул в окно и первым делом увидел Алмазова – тот был абсолютно трезв. В синих глазах Алмазова плескалась бесконечная холодная тоска.
– Вы меня удивляете, Аполлон Симеонович… – весело закричал Митя. – Неужели мои вчерашние слова возымели действие?
– Бросьте, Дмитрий, – угрюмо сказал сосед. – Я пришел к Нине Петровне, попрощаться. Разве вы не знаете?
– А что я должен знать?
В синих глазах соседа что-то дрогнуло. Он ответил не сразу:
– Война.
– Что-о?!
– С германцем война. Только что на станции был. Война… Я не могу находиться в стороне, когда Родина в опасности. Собираюсь записаться на фронт, добровольцем.
Митя быстро умылся, оделся. Побежал к Бобровым.
– Ах, Митенька, это вы… – слезами встретила его Анна Леонидовна. – Слышали уже? Господи боже мой… война!
– Анна Леонидовна, Соня приедет?
– Соня? – Толстуха промокнула глаза кружевным платочком. – Нет, наверное… Да кто ж сейчас по дачам ездит?! Нет, не думаю, что Соня теперь приедет. Мы, Митенька, собираемся в Москву, я велела вещи складывать. Ах, какое лето неудачное нынче!
– Анна Леонидовна, если она все-таки приедет, передайте ей, что я вынужден срочно вернуться в свою часть.
– Хорошо, голубчик, непременно… – дрожащим голосом обещала та. – Я всю жизнь хотела сына, а родилось три дочери… И вот теперь, Митенька, я в первый раз не жалею об этом! Их-то уж точно на фронт не отправят…
Всхлипывая, она еще бормотала что-то бессвязное, но Митя не стал ее слушать. Вернулся к сестре, наспех простился с ней (Нина в Москву пока возвращаться не собиралась) и помчался на станцию.
На перроне толпилось непривычно много народу – большинство дачников решили вернуться в город, были и те, кто пришел сюда за новостями. Все шумно обсуждали происходящее.
– А я вам говорю, что эта война дольше трех месяцев не продлится! Сейчас такое развитие военной техники, что затяжных боев не будет…