Роман с небес
Шрифт:
Ей показалось, что где-то впереди появилась полоска света. Широко открыв глаза, она прошептала: «Господи, помоги!». Свет стал ярче, и Евгения Соломоновна различила неплотно запертую дверь. Оказавшись у двери, Евгения Соломоновна отчего-то по православному перекрестилась, в испуге подумав: «А той ли рукой?». Она легонько толкнула дверь, которая распахнулась с такой силой, как будто в нее стукнули тяжелой кувалдой.
Это был выход во двор.
«Скорей отсюда! – подумала Евгения Соломоновна и остановилась. – Я же босая! Нет,
– Дамочка! – окликнул ее чей-то хриплый голос. У стены сидел нищий. Перед ним лежала шляпа, а рядом стоял видавший виды аккордеон с потертыми ремнями. Лицо нищего показалось Евгении Соломоновне знакомым: всклоченные волосы, тяжелый подбородок, суровый взгляд…
– Дамочка, подайте что-нибудь глухому музыканту! Нищий взял аккордеон и надел ремни на одно плечо.
Евгения Соломоновна остановилась и судорожно пыталась вспомнить, откуда она знает этого человека, может, он ей поможет понять, что с ней происходит.
– Простите… – начала она.
– Я ничего не слышу! Подайте что-нибудь! – громко потребовал нищий.
Евгения Соломоновна положила в шляпу помятую горбушку батона, которую все еще держала в руке.
Нищий улыбнулся.
– Там вам это зачтется, – он поднял палец вверх, а потом с силой растянул мехи аккордеона и заиграл «Полюшко-поле».
Евгению Соломоновну, как молния, поразила догадка: «Это же Бетховен!»
Она непроизвольно подняла глаза вверх и почувствовала, что теряет сознание: над головой не было неба!
Евгения Соломоновна пришла в себя. Она поняла, что лежит в кровати.
– Женечка, ты меня слышишь? – это был голос Игоря. Сердце Евгении Соломоновны встрепенулось. Она попыталась открыть глаза, но веки были тяжелыми, как будто на них повесили стопудовые гири.
– Мотря, посмотри, она моргнула!
– Боже мой, она приходит в себя! Не могу поверить! Зови врача! – это был голос первого мужа Евгении Соломоновны – Матвея Федосовича.
Евгения Соломоновна опять попыталась открыть глаза, и опять у нее это не получилось.
– Женечка! Если ты меня слышишь, милая, моргни еще раз! – попросил голос Игоря Олеговича.
Евгения Соломоновна моргнула.
– Доктор, доктор! Она слышит! – возбужденно зашептал голос Матвея Федосовича.
– Очень хорошо! – спокойно произнес незнакомый голос.
Кто-то взял ее руку и подержал на весу.
– Пульс нормальный. Так, дорогие мои хорошие! Давайте на сегодня оставим больную в покое. Сейчас мы ей прокапаем стимулирующее с витаминчиками, поддержим сердечко, как говорится, закрепим успех. А вы приходите завтра.
– Но… – попытался возразить голос Игоря.
– До свидания, любезные! Все-все-все… до завтра! Стало тихо. Евгения Соломоновна почувствовала, что она смертельно устала и ей ужасно хочется спать.
14
Игорь Олегович шел домой. Только сейчас он заметил, что осень уже оборвала почти всю листву с деревьев и их голые серые ветки, напоминающие костлявые руки старух, тянутся к небу, словно умоляя подарить еще немного солнца. Сегодня в душе Игоря Олеговича появился луч надежды, что в его жизни все еще вернется на круги своя, что все будет по-прежнему: семья, работа, что он опять по утрам будет просыпаться от запаха свежезаваренного кофе и слышать голос своей любимой Женечки: «Милый! Завтрак на столе!» Игорь Олегович улыбнулся. Улыбнулся в первый раз за все эти долгие пять месяцев, которые превратили его жизнь в одно сплошное ожидание и непреодолимый страх за жизнь самого дорогого ему человека.
Каждое утро он вставал, шел на работу и пытался работать. Он был хорошим специалистом, и ему не грозила «врачебная ошибка», со стороны даже казалось, что он на работе забывает свое личное горе. Но это было не так. Его не интересовала судьба его больных. Ему было безразлично, поможет он им или нет. Его интересовало здоровье только одного человека – его собственной жены. Каждый час он звонил в клинику и слышал: «Состояние больной без изменений», а это означало, что его любимая Женечка по-прежнему в коме и врачи по-прежнему не могут сказать, будет ли она жить. Тысячу раз он корил себя за то, что в тот злополучный день не пошел ее встретить с работы, а ведь собирался же! Это была пятница, и он вполне мог уйти раньше из больницы, встретить Женечку и пойти погулять с ней по парку, и не случилось бы с ней этого инсульта, и не упала бы она на бетонное крыльцо, стукнувшись виском!
Но теперь уж, если все обойдется, он не отпустит ее от себя ни на шаг! Дай-то Бог, чтобы все обошлось. Игорь Олегович опять улыбнулся. Хоть бы она завтра открыла глаза, тогда она увидит, как он ее любит. Она увидит, что он стал абсолютно седой за эти пять месяцев. Лукавая мысль промелькнула в голове Игоря Олеговича: а седина-то ему идет, и, как хороший психолог и психиатр, он понял, что к нему снова возвращается интерес к жизни.
Он зашагал быстрее, всей грудью вдыхая терпкий осенний воздух.
Матвей Федосович Лисицкий тоже шел домой. С тех пор как от него ушла жена, он сильно изменился, постарел. И хотя его отношения с бывшей супругой не прекратились после развода и ее нового брака, и время от времени Женечка даже возвращалась домой, навести порядок, постирать, приготовить и утешить сердце брошенному мужу, но что-то внутри уже треснуло, потеряло целостность и словно открытая рана то и дело ныла и болела. И эта боль уже не позволяла Лисицкому быть таким, как прежде, – полным жизненной энергии весельчаком, а превращала его в брюзгу, вечно недовольного жизнью. Он считал, что Женя, в каком-то смысле, предала его. Он ведь не ограничивал ее свободу ни в чем, и даже отношения с Черным ей прощал. В конце концов он смирился с этим и не упрекал
Конец ознакомительного фрагмента.