Роман-трилогия «Остров Русь»
Шрифт:
— Нет уж, я первый, — заупрямился Алеша.
Добрыня схватился за меч:
— Давай-ка, любезный, силушкой померимся, чья возьмет, тот и первый.
— Стойте, стойте, — принялся утихомиривать их Иван, — пусть ка Бог вас на правду выведет, — и, достав из кармана двугривенный, предложил: — Орел — будет Алеша, а решка — Добрыня.
— Почему это Алеша — орел, а я — какая-то там решка?! — возмутился Добрыня.
— А потому! — ехидно хихикнул Алеша.
— Ну, давайте наоборот, — торопливо предложил Иван.
— Но-но, — на этот раз схватился за меч Алеша.
Иван понял,
— Полно ссориться вам, добры молодцы. Лучше чарки свои богатырские вы наполните-ка зеленым вином, да испейте их друг за друженьку. Да за Русь нашу — милу матушку.
— Дело Баян говорит, — поддержал сказителя Илья Муромец, — давайте вмажем, чем меж собой собачиться.
Иван расслабился. Выпили.
— А все-таки интересно было бы мне рассказы богатырские послушать, — заметил дурак.
— А давайте-ка я расскажу о вас, — предложил Боян, — ведь давно уже все ваши подвиги превратились в преданья былинные.
— Да чего ты расскажешь? — презрительно сморщился Алеша, и стало заметно, что он уже не вяжет лыка, — вы ж, бояны, все переделали, все приукрасили.
— А, пусть рассказывает, — махнул рукой Добрыня и угодил ладонью в чашку маринованных кокосов, — а мы поправлять будем.
— Ладно, ври, — разрешил Алеша.
Боян проворно выставил перед собой гусли, ударив по струнам извлек из недр инструмента немелодичный аккорд и вдохновенно заголосил:
— Из славного Ростова, красна города, шел Алеша, что попа сын соборного! Не за славою он шел, не за золотом, а на службу он шел ко Владимиру!..
Алеша вдруг разрыдался и упал лицом в тарелку с печеными устрицами, причитая:
— Не за славой, точно, не за золотом. — И затих.
Воодушевленный успехом Баян заголосил дальше:
Вот сидит он за столом у Владимира, А за тем же столом — Тугарин Змеевич. Он по целой ковриге мечет за щеку, Да по целому ведру питья медвяного. Указал на Тугарина Алеша-млад Да и молвил он князю Владимиру: «Ой, нечестно твой Змеевич пьет да ест, Как болван, дурачина нетесаный. Как возьму я за шкирку Тугарина, Да под гору высокую выброшу! Почернел тут Тугарин, что ночь зимой, Да с Алешей пошел в чисто полюшко. Там ему богатырь во честном бою И оттяпал поганую голову.Тут Алеша перебил Бояна, подняв перемазанное устричным соусом лицо:
— Говорил я, врать будешь, так и есть, не удержался.
— Зато красиво, — заступился за Бояна Добрыня.
— А на хрена она мне, красота эта?! — продолжал кипятиться Алеша и передразнил: «Там ему богатырь во честном бою...» Да во честном-то бою меня бы Тугарин мизинцем левым придавил. Обманом я его взял, самым что ни на есть подлым. Аж поныне совестно. Вышли мы в чистое поле, я и говорю: «Что ж ты, Тугарин, брешешь: говорил, что один на один будем биться, а сам войско за собой привел?» Обернулся Тугарин округ себя, тут-то голову я и отсек ему.
Ивану за Алешу стало стыдно.
— Не, Попович, — гнул свою линию Добрыня, — у Бояна-то красивше будет. Давай, дед, ври дальше.
— Это он по скромности своей, — пояснил Боян реакцию Алеши и вновь ударил по струнам, — потому как Алеша Попович-млад своей доблестью честной прославился, ведь не зря ж он покинул свой дом родной и семью, и жену раскрасавицу...
Вновь встрепенувшись, Алеша заорал:
— Да кончай ты врать-то, уши вянут. В гробу я твою доблесть видел! Я как раз от жены-то в Киев и сбежал! Она же у меня — царевна-лягушка.
— А, эту историю я тоже знаю, — обрадовался Боян, — очень романтическая история...
Но продолжить Алеша не дал. В пароксизме хмельной искренности он заявил:
— И это тоже вранье. По правде-то так дело обстоит: днем она баба как баба, очень даже симпатичная, а вот ночью — лягушка! Надоело мне это до смерти, вот в Киев и подался. Лучше службу служить, чем с лягушкою жить.
Иван растерянно переводил взгляд с Алеши на Бояна, не зная кому из них верить, чему отдать предпочтение — красоте или правде.
— Ох ты горе горькое, — взвыл тут Алеша, — разбередил ты, гад, душу мне! Как вспомню жизнь свою, так тошно становится! Не сыпь мне соль на рану, дед, хватит! Расскажи-ка лучше о себе ты, Добрынюшка. Мы-то с Ильей и так все знаем, а вот Ване, добру молодцу, в новинку да в урок будет.
Добрыня, с трудом приподняв голову, согласился:
— Будь по-твоему, Алеша. Слушай Ванечка. Расскажу-ка тебе я о том сейчас, как со змеем поганым в честном бою я племянницу князеву вызволил — красну девку Забаву Путятишну.
Изрядно пьяный Боян, не остывший от распри с Алешей и преисполненный духа противоречия, перебил его:
— «В честном бою...» Да все ж знают, что вы с тем змеем уговор держали друг на друга не нападать. Он и не ожидал ничего, когда ты в чертоги его ворвался.
Добрыня покраснел как рак, свирепо глянул на сказителя и молвил:
— В честном ли бою, не в честном ли, а Забаву Путятишну вызволил.
— Еще б тебе ее не вызволить, когда втюрился в нее по уши. Только было сватов прислал, как змей ее из под носа и увел. Между прочим, с ее же согласия.
Вокруг раздались смешки. Иван огляделся. Все посетители кабака промеж собой вовсе не разговаривали, а внимательно прислушивались к беседе за их столом.
Добрыня, вновь многозначительно взявшись за рукоять меча, произнес с расстановкой:
— А уверен ли ты, Боян в словах своих?
— А чего же мне неуверенным быть? — вопросом на вопрос ответил тот, не заметив угрожающего жеста, — аль не я в твоих сватах ходил?
— Чего ж Забава не пошла за меня, как ты думаешь? — спросил Добрыня ледяным тоном, явно Бояна провоцируя. А тот, как это порой бывает свойственно людям творческим, не заметил подвоха и упивался своей осведомленностью: