Роман в формате хэппи-энд
Шрифт:
У одиночества в праздник есть свои плюсы — написал рассказ. Точнее, рассказик. Скоро, весной, как обычно, начнется сезон в нашем бизнесе и, боюсь, мне будет не до рассказов.
Я стал записным щелкопером. Видел в метро парочку молодых влюбленных идиотов. Он — лохматый, в очках, этакий не от мира сего книгочей и умница, будущий гений, она — народоволка наших дней, очень симпатичная, но строгая и волевая и, очевидно, презирающая свою красоту.
Пока ехали — любовался ими исподтишка. И нафантазировал целую историю. Которую вам и посылаю.
Кстати, выудил из Интернета шуточку для вашей рубрики.
«Господи, сделай так, чтобы столицей Англии был не Лондон, а Копенгаген, как я написал в контрольной работе».
С наилучшими пожеланиями,
Ростовцев Сергей Александрович
«Ростовцев и партнеры»
Тел.\факс: 78 302 9100
Женщины, женщины
— Ольга Ивановна, так покупать белорусский батист или нет?
— Покупайте.
Ольга быстрым шагом проходила по мастерской и на ходу решала скопившиеся в ее отсутствие вопросы. Приближалась пятница — день выдачи заказов клиенткам, и как всегда что–то нужно было срочно согласовать, а что–то переделать. На следующей неделе последнюю коллекцию увозили на дефиле в Прагу, а документы были еще не готовы. С утра дожидалась журналистка из модного журнала, которая пришла, чтобы взять интервью, а с нею и две новые девушки–модели, которых Ольга всегда отбирала сама. В общем, дел было выше головы.
А голова Ольги была занята совсем другим.
«Нужно сказать ей так, — думала Ольга. — Доченька, в твои двадцать два года жизнь только начинается. Впереди еще будет много, много хорошего. И когда–нибудь ты еще встретишь достойного человека и узнаешь, что такое настоящая любовь. И настоящее счастье».
«У меня уже была любовь, — сказала вчера дочка. — Большая любовь. И другой любви мне не надо. Но теперь можно считать, что мой любимый умер. Его больше нет. И от этой любви останется ребенок!»
Ольга понимала отчаяние дочери. После трех лет знакомства, после цветов, подарков, безоглядного юного счастья, после восхищенных взглядов вслед — какая пара, после поездок вдвоем на юг, семейных обедов, воскресений на даче у бабушки… После всего этого сказать: «Нужно прекратить отношения. Мы друг к другу слишком привязываемся. А мы еще молоды. И такие отношения могут повредить нашему будущему».
Если бы он знал, что в это время думала ее дочь, к чему себя готовила…
«Ты должна все ему сказать!» — убеждала вчера Ольга. — Нужно уметь понимать и прощать! Нужно искать компромиссы. Он блестящий мальчик, и у него впереди годы и годы учебы!» — «Ни за что! — отрезала дочка. — Если я ему не нужна, он мне тоже не нужен».
— Ольга Ивановна, у серого костюма из коллекции подол так и не отстирался. Отнести в итальянскую химчистку?
— Нет. Перешивайте.
«Нужно сказать ей так, — думала между тем Ольга. — Ты даже не представляешь, что тебя ждет! Это прежде всего горы и горы непосильной работы. Волнения. Хлопоты. А когда ребенок болеет!.. А когда у него не ладится в школе? Я уж не говорю про пересуды соседок… И про насмешливые взгляды вслед…»
«Ты же вырастила меня одна, — сказала вчера дочь. — И даже в конце концов вышла замуж. И я выращу!»
Как можно сравнивать! Это сейчас у Ольги все хорошо. А сколько для этого пришлось вынести? Неустроенность, одиночество, безденежье. А бесконечные вечера за грошовыми заказами? Перешить–перелицевать… А ночи наедине с подушкой? А унылые воскресенья вдвоем… «Нет, это невозможно! — ужаснулась Ольга. — Я не допущу!»
— Ольга Ивановна, сантехник говорит, что за эти деньги ничего починить нельзя…
— Да в конце концов! Вы можете решить что–нибудь сами! — взорвалась Ольга.
Женщины в мастерской замерли. Швейные машинки перестали стучать. Здесь никогда не слышали, чтобы их Ольга теряла самообладание и кричала. Окружающие опустили головы.
Пришлось взять себя в руки.
— Простите, девочки, — сказала Ольга. — У меня… Я… Мне нужно уехать на полчаса.
«Здесь даже нечего обсуждать! — сердилась Ольга, силясь дрожащим ключом попасть в замок зажигания своего «Пежо». — Нужно силой посадить ее в машину и отвезти к врачу. В конце концов, кто она такая? Девчонка, не знающая жизни. Не для того я столько вынесла, чтобы родная дочь…»
Но выруливая от тротуара, Ольга вдруг некстати вспомнила себя, вспомнила это чудо, когда новая жизнь ворочается, толкается ножками в животе. А потом, почти слепая, жадно ищет губами твою грудь. А потом начинает улыбаться тебе… А потом шагать… А потом… А потом…
Нет, нет и нет! Гнать прочь эти мысли!
…Дочка лежала свернувшись калачиком на диване. Лицом к стене. Услышав, как вошла мать, она медленно повернула голову.
И вдруг, увидев ее, Ольга отчетливо представила, что не решись она тогда рожать одна, будь она тогда умнее, расчетливее, и этого человека, ее дочки, никогда бы не было на свете: не было бы этих строгих серых глаз, не было бы морщинки между бровей, губ, таких мягких, но с упрямыми складками по краям, не было волос, в которые так сладостно зарыться и почувствовать запах трав… Не было бы ничего…
— Знаешь, я хотела сказать… — дрожащим голосом проговорила Ольга, чувствуя, что получается совсем не то, что она приготовила. — В общем, вчера я высказала свое мнение. Будет трудно. Ужасно трудно. Но если ты решила… То есть, если ты решишь… Не говори сейчас ничего! Но знай: ты всегда можешь опереться на меня. Всегда!
Дочка посмотрела недоверчиво, а потом порывисто спрыгнула с дивана и уткнулась лицом Ольге в плечо. Они обе заплакали.
— У меня родится девочка, — упрямо проговорила дочка.