Роман-воспоминание
Шрифт:
Он всхлипнул, встал, прошел в ванную…
История его родителей была обычной для миллионов крестьян того времени. Хотя… Пропускали «за проволоку», «выпускали». Может, так и было, а возможно, сложилось в представлении Твардовского. Но его отец с матерью страдали, как страдал весь народ, как страдает и никогда не преодолеет своего страдания сам Твардовский.
Он вернулся, сел за стол, налил рюмку, выпил, пожевал кусочек хлеба.
— Да, вот так и жили… А я учился в Смоленске, потом в Москве, в ИФЛИ (Институт Философии, Литературы, Истории — А. Р.), стихи писал. — Он
— Помню, конечно.
— Построили коридорную систему с общей столовой, по-коммунистически, новый быт внедряли. Но для себя архитектор соорудил обыкновенную отдельную квартиру. Вот в этом доме я часто ночевал у Игоря Саца. Много у кого приходилось ночевать… Боялся… Отец мой к матери не побоялся поехать… Вот вам «Отцы и дети»! Напишите. «Отцы и дети». Впрочем, Тургенев уже написал, вы свое пишите, другого вам не надо. — Он встал. — Ладно! Мне сказали, у вас машина есть.
— Есть.
— Отвезите меня домой, на дачу.
— Пожалуйста. Но уже поздно. Вы можете у меня переночевать, а домой позвоните.
Он выпрямился, лицо его неожиданно обрело обычное горделивое, отстраненное выражение.
— Вам трудно меня довезти?
— Да Бог с вами, — засмеялся я, — сейчас заведу машину.
Я отвез его, всю дорогу он дремал, очнулся в поселке, показал, где остановиться.
— Спасибо. Если что сказал не так, не сердитесь.
Не дожидаясь ответа, открыл дверцу, вышел, скрылся за калиткой.
Через полтора года, в декабре 1971-го, Твардовский умер. Был ему всего 61 год. Лежал в гробу на сцене большого зала Центрального Дома литераторов, окруженный теми, кто его затравил. Теперь они демонстрировали свою фальшивую скорбь.
Вместе с Твардовским ушла особенная эпоха русской литературы. Он был одним из самых ярких ее мучеников. Истинно народный поэт, отдал родине весь свой талант, но родина погубила его мать, отца и его самого.
23
Повесть «Неизвестный солдат», упомянутая мною в последнем разговоре с Твардовским, завершала трилогию о Кроше — подростке Сергее Крашенинникове. Трилогия публиковалась в журнале «Юность». «Приключения Кроша» — в 1956 году, «Каникулы Кроша» — в 1966 году, «Неизвестный солдат» — в 1970 году.
В своих более ранних вещах («Кортик», «Бронзовая птица», «Выстрел») я рассказывал о детях, выраставших на идеалах революции. Чистые, бескорыстные, они, однако, признавали только «пролетарскую» мораль, воспитывались на ленинской формуле: «Нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата», жертвой чего сами и пали при Сталине. Крош и его сверстники родились накануне войны. Росли в хрущевское и послехрущевское время, формировались в иных понятиях. Как всякие подростки, они утверждали себя, искали другие нравственные ориентиры и нашли их в ценностях общечеловеческих.
Сейчас, когда я пишу эти строки. Крошу и его товарищам уже под шестьдесят, скоро на пенсию. Все
Вернемся ко времени моего сотрудничества с журналом «Юность».
В 1956 году его возглавлял Валентин Катаев — мэтр советской литературы. Родом из Одессы, говорил с одесским акцентом, один дед — священник, другой — царский генерал. Тем не менее при советской власти Катаев был вполне благополучен. Автор популярных пьес, официального романа «Время, вперед!» о строительстве Магнитки в начале тридцатых годов, широко известной повести «Белеет парус одинокий». За повесть «Сын полка» получил Сталинскую премию.
Под конец жизни Сталин изменил к нему отношение, что, впрочем, не отразилось на положении Катаева, но после смерти Сталина создало ему репутацию «пострадавшего за правду». В чем была истинная причина высочайшего недовольства — не знаю. Мне известны два факта катаевской биографии, связанных со Сталиным.
По сценарию Александра Авдеенко поставили кинофильм «Закон жизни». Действие его происходит в Донбассе. Сталину фильм не понравился. Мгновенно началась проработка автора. Как рассказывал мне сам Александр Остапович, происходило это в Центральном комитете партии.
За столом президиума сидели Маленков, Андреев, Жданов. Сбоку у стены — Авдеенко и постановщики фильма Столпер и Иванов. Присутствовали члены руководства Союза писателей СССР, выступали с осуждением Авдеенко, наступила очередь Катаева. Он поднялся на трибуну:
— Товарищи! Если эту кинематографическую поделку ее авторы пытаются нам представить произведением искусства, то я не нахожу слов, чтобы…
И вдруг откуда-то сбоку появляется товарищ Сталин.
Катаев умолк. Все замерли.
Сталин молча прошелся по просцениуму, потом заговорил о значении Донбасса в жизни страны.
Говорил полчаса, как всегда не спеша и очень-очень тихо, никто не смел шелохнуться. Закончив, Сталин молча прошелся туда-обратно и удалился.
— Товарищи! — снова начал Катаев. — Если эту кинематографическую поделку ее авторы пытаются нам представить как произведение искусства, то я не нахожу слов, чтобы…
И вдруг опять выходит товарищ Сталин.
Катаев умолкает. Все замирают.
Сталин заговорил о роли рабочего класса вообще и его передового отряда — шахтеров в частности в развитии советской индустрии на данном этапе.
Говорил опять полчаса, так же не спеша и тихо. Катаев возвышался на трибуне, все сидели не шевелясь. Сталин кончил говорить и ушел.
Переминаясь с ноги на ногу, Катаев снова начал:
— Товарищи! Если эту кинематографическую поделку ее авторы пытаются нам представить как произведение искусства, то я не нахожу слов, чтобы…
И в третий раз выходит товарищ Сталин. Катаев умолкает. Все замирают.
Сталин заговорил о воспитании советской молодежи и о роли в этом советского кино в частности.