Роман
Шрифт:
Звук деревянного колокольчика не прекращался.
Роман повернулся к Татьяне.
Потряхивая колокольчиком, она смотрела на него.
– Хорошо, звони так же… – пробормотал он и быстро вышел в коридор. Подойдя к комнате дяди, он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы произнести:
– Николай Иванович, прошу вас, зайдите в бильярдную!
И тут же прикрыл дверь.
– Это становится скучным, – послышался голос Клюгина. – Что они там, пьянствуют, что ли?
– Такой день, Андрей Викторович, изобилует сюрпризами, – ответил
Роман услышал звук отодвигаемого стула и поспешил к бильярдной. Но, открывая дверь и машинально посмотрев вниз, заметил, что на полу в коридоре остались следы его окровавленных подошв. По-видимому, он наступил в лужу крови, расплывшуюся вокруг трупа Антона Петровича и двумя овальными рукавами ползущую к двери. Мгновение он соображал, что делать с этими следами, потом приоткрыл дверь. В этот момент Рукавитинов вышел в коридор.
– Николай Иванович! – обратился к нему громким шёпотом Роман, высовываясь из-за двери. – То, что на полу, это необходимо. Это наша тайна.
– На полу? – улыбаясь, остановился Рукавитинов и посмотрел на пол. – А! Я и не заметил. Ай, ай, ай! Ну и шуточки, Роман Алексеевич, хорошо, что дамы удалились!
Осторожно обходя кровавые следы, он подошёл к двери.
– И пожалуйста, закройте глаза, – так же шёпотом попросил Роман.
– Это непременное условие? – спросил Рукавитинов.
– Да, да. Это нужно.
Рукавитинов зажмурился.
Роман открыл дверь и двинулся влево. Татьяна потряхивала колокольчиком. Рукавитинов осторожно шагнул через порог и остановился с протянутыми вперёд руками.
– Николай Иванович, сделайте ещё два шага вперёд, – сказал Роман, держа топор наготове.
– Раз, два, – с улыбкой отсчитал шаги Рукавитинов и остановился, ступив правым ботинком в лужу крови. Роман притворил за ним дверь, примерился и ударил его топором в правый висок. Николай Иванович как подкошенный повалился набок, задев в падении пирамиду с киями. Пирамида опрокинулась, и кии с шумом попадали на пол.
Роман склонился над Рукавитиновым. Тот лежал неподвижно на боку, словно спал, – с закрытыми глазами и со спокойным выражением на лице. Рана в его голове быстро наполнилась тёмной кровью, кровь потекла по шее под воротничок сорочки. Татьяна опустила руку с колокольчиком и подошла к Роману.
– Ты встань куда-нибудь, – сказал он, беря её за руку, – встань вот туда, в угол. Там удобно. Встань и звони.
Она кивнула и направилась в угол. Роман вышел в коридор, приблизился к двери, приоткрыл её.
Клюгин и отец Агафон сидели за столом, не разговаривая. Андрей Викторович, откинувшись, покачивался на стуле, глядя в потолок, батюшка теребил бороду, опустив глаза.
– Андрей Викторович, прошу вас, зайдите в бильярдную, – проговорил Роман в щель.
– Никуда я отсюда не пойду! – резко откликнулся Клюгин. – Хватит этих дурачеств, мы все устали, в конце концов. Доиграем и по домам…
– Я очень прошу вас.
– Ни-ку-да, ни-ку-да, – упрямо повторил фельдшер, раскачиваясь в такт, – а Антону Петровичу передайте, что я им разочарован. Бросить банк и сбежать… за это в старые времена на дуэль вызывали… или в крайнем случае подсвечником…
– Мы все вас просим, Андрей Викторович, очень просим…
– Ни-за-что! Ни-за-что! А этим всем передайте: коль через минуту они не вернутся, я всё бросаю и удаляюсь в свою избушку. И Красновскому принципиально не заплачу.
Отец Агафон молчал, с тихим беспокойством поглядывая на Клюгина.
– Андрей Викторович… – опять начал Роман, но Клюгин отрицательно покачал пальцем. Помедлив немного, Роман открыл дверь и вошёл, держа топор за правой ногой.
Сидящие за столом посмотрели на него.
– Там что, очередная клоунада? – спросил Клюгин. – Так ведь поздно, да и устали мы… в чём это у вас брюки? Это что, краска или кровь?
– Это кровь, – спокойно ответил Роман, приближаясь.
– Как это? – равнодушно спросил Клюгин, разглядывая бледное лицо Романа. – Вы что, пьяны?
Роман остановился у стола, взмахнул топором и ударил Клюгина. Удар оказался неточным – разрубив щёку, топор вонзился в спинку стула.
– А? – удивлённо выдохнул Клюгин и взмахнул длинными руками, словно загораживаясь от уже свершившегося удара.
Роман рывком выдернул лезвие из спинки, одновременно с этим Клюгин, зажав рукой рану, рванулся влево, опрокидывая стул, а отец Агафон закричал несильным тонким голосом:
– Ромушка! Ро-о-омушка-а-а-а!!
Неожиданно быстро и проворно выпрыгнув из стула, Клюгин схватил левой рукой стоящий рядом стул и загородился им в тот самый момент, когда Роман наносил второй удар. Топор с треском рассёк ножку стула. Клюгин схватил стул обеими руками и, пятясь к окну, закричал:
– Возьмите… возьмите его! Возьмите!
– Ро-о-омушка-а-а-а! Ромушка-а!!! – кричал отец Агафон.
Роман схватил за ножку направленный в него стул, дёрнул влево и ударил топором наугад.
Лезвие поранило Клюгину плечо, и, яростно вскрикнув, он изо всех сил надавил стулом на Романа, стараясь прижать его к книжному шкафу.
Ножка стула упёрлась Роману в грудь, Клюгин, быстро и угловато перебирая ногами, протиснулся между столом и упавшим стулом, стремясь выбраться к двери.
– Рома-а-а-а! Ромушка-а-а-а!! Христа ра-а-ади! Христа ра-а-ади!!! – вопил Фёдор Христофорович, приподнявшись и тряся руками возле лица.
Клюгин, прижавшись задом к столу, толкнул Романа стулом и, бросив стул, метнулся к двери, но, зацепившись ногой за ножку стола, стал размашисто падать на бегу.
Роман, отшвырнув стул, бросился за ним.
Окончательно упав возле самой двери, но всё же успев вцепиться побелевшей от напряжения рукой в дверную ручку, Клюгин потянул за неё и отчаянным движением дёрнулся всем распластавшимся телом к проёму.