Романсеро
Шрифт:
Все чаще смех ее звенит,
Веселый и задорный.
Под маской черной гостя взор
Горит улыбкой смелой,-
Так меч, глядящий из ножон,
Сверкает сталью белой.
Под гул приветственный толпы
По залу они проплывают.
Им Дрикес и Марицебиль,
Кривляясь, подпевают..
Труба визжит наперекор
Ворчливому контрабасу.
Последний круг -- и вот конец
И музыке и плясу.
"Простите, прекрасная госпожа,
Теперь
Она смеется: "Открой лицо,
Не то тебя не пущу я".
"Простите, прекрасная госпожа,
Для смертных мой облик ужасен!"
Она смеется: "Открой лицо
И не рассказывай басен!"
"Простите, прекрасная госпожа,
Мне тайну Смерть лредписала!"
Она смеется: "Открой лицо,
Иль ты .не выйдешь из зала!"
Он долго и мрачно противился ей,
Но сладишь ли с женщиной вздорной!
Насильно маску сорвала
Она рукой проворной.
"Смотрите, бергенский палач!" -
Шепнули гости друг другу.
Вес замерло. Герцогиня в слезах
Упала в объятья супругу.
Но герцог мудро спас ей честь:
Без долгих размышлений
Он обнажил свой меч и сказал:
"Ну, малый, на колени!
Ударом меча я дарую тебе
Сан рыцаря благородный
И титул Шельм фон Берген даю
Тебе, как шельме природной".
Так дворянином стал палач,
Прапрадед фон Бергенов нищий.
Достойный род! Он на Рейне расцвел
И спит на фамильном кладбище.
ВАЛЬКИРИИ
На земле -- война... А в тучах
Три валькирии летучих
День и ночь поют над пей,
Взмылив облачных коней.
Власти -- спорят, люди -- страждут,
Короли господства жаждут.
Власть -- превысшее из благ.
Добродетель -- в звоне шпаг.
Гей, несчастные, поверьте:
Не спасет броня от смерти;
Пал герой, глаза смежив,
Лучший -- мертв, а худший -- жив.
Флаги. Арки. Стол накрытый.
Завтра явится со свитой
Тот, кто лучших одолел
И на всех ярмо надел.
Вот въезжает триумфатор.
Бургомистр или сенатор
Подлецу своей рукой
Ключ подносит городской.
Гей! Венки, гирлянды, лавры!
Пушки бьют, гремят литавры,
Колокольный звон с утра.
Чернь беснуется: "Ура!"
Дамы нежные с балкона
Сыплют розы восхищенно.
И, уже высокочтим,
Новый князь кивает им.
ПОЛЕ БИТВЫ ПРИ ГАСТИНГСЕ
Аббат Вальдгема тяжело
Вздохнул, смущенный вестью,
Что
При Гастингсе пал с честью.
И двух монахов послал аббат,-
Их Асгот и Айльрик звали,-
Чтоб тотчас на Гастингс шли они
И прах короля отыскали.
Монахи пустились печально в путь,
Печально домой воротились:
"Отец преподобный, постыла нам жизнь
Со счастьем мы простились.
Из саксов лучший пал в бою,
И Банкерт смеется, негодный;
Отребье норманнское делит страну,
В раба обратился свободный.
И стали лордами у нас
Норманны-- вшивые воры.
Я видел, портной из Байе гарцевал,
Надев злаченые шпоры.
О, горе нам и тем святым,
Что в небе наша опора!
Пускай трепещут и они,
И им не уйти от позора.
Теперь открылось нам, зачем
В ночи комета большая
По небу мчалась на красной метле,
Кровавым светом сияя.
То, что пророчила звезда,
В сражении мы узнали.
Где ты велел, там были мы
И прах короля искали.
И долго там бродили мы,
Жестоким горем томимы,
И все надежды оставили нас,
И короля не нашли мы".
Асгот и Айльрик окончили речь.
Аббат сжал руки, рыдая,
Потом задумался глубоко
И молвил им, вздыхая:
"У Гринфильда скалу Певцов
Лес окружил, синея; "
Там в ветхой хижине живет
Эдит Лебяжья Шея.
Лебяжьей Шеей звалась она
За то, что клонила шею
Всегда, как лебедь; король Гарольд
За то пленился ею.
Ее он любил, лелеял, ласкал,
Потом забыл, локийул.
И время шло; шестнадцатый год
Теперь тому уже минул.
Отправьтесь, братья, к женщине той,
Пускай идет она с вами
Назад, на Гастингс, -- женский взор
Найдет короля меж телами.
Затем в обратный пускайтесь путь.
Мы прах в аббатстве скроем,-
За душу Гарольда помолимся все
И с честью тело зароем".
И в полночь хижина в лесу
Предстала пред их глазами.
"Эдит Лебяжья Шея, встань
И тотчас следуй за нами.
Норманнский герцог победил,
Рабами стали бритты,
На поле гастингском лежит
Король Гарольд убитый.
Ступай на Гастингс, найди его,-
Исполни наше дело,-
Его в аббатство мы снесем,
Аббат похоронит тело".
И молча поднялась Эдит
И молча пошла за ними.
Неистовый ветер ночной играл