Романтичная девушка

Моэм Сомерсет Уильям

— Я не сделаю ни того, ни другого, — ответила Пилар.

— Что же ты тогда намерена делать? Я и так слишком долго с тобой нянчилась.

— Я собираюсь выйти замуж за Хосе Леона.

— Это еще кто такой?

Пилар на мгновение замялась и, возможно, — будем на это надеяться — слегка покраснела.

— Это кучер графини.

— Какой графини?

— Графини де Марбелла.

Я прекрасно помню герцогиню и уверен, что, разо­злившись, она ни перед чем не останавливалась. Она бу­шевала, она умоляла, она рыдала, она убеждала. Разыгра­лась ужасная сцена. Некоторые говорят, что она отхлес­тала дочь по щекам и вцепилась ей в волосы, но мне ка­жется, что Пилар при таком обороте событий

была способна и сдачи дать. Она твердила, что любит Хосе Лео­на, а он — ее. И она во что бы то ни стало решила выйти за него замуж. Герцогиня собрала семейный совет. Он оз­накомился с положением и решил: чтобы спасти семью от бесчестья, Пилар надо увезти из города и не возвра­щаться, пока она не избавится от своего наваждения. Пилар разузнала об этом плане и положила ему конец — выскочила однажды ночью, пока все спали, из окна спаль­ни и отправилась жить к родителям своего возлюбленно­го. Это были почтенные люди, обитавшие в маленькой квартирке в бедном квартале Триана на другом берегу Гва­далквивира.

После этого скрывать правду стало невозможно. Ма­шина закрутилась, и во всех клубах вдоль Сьерпеса толь­ко и разговоров было, что о скандале. Официанты бук­вально сбивались с ног, разнося членам клубов подносы со стаканчиками «Манзаниллы» из соседних винных ла­вочек. Люди судачили и посмеивались над скандалом, а отвергнутые женихи Пилар получали множество поздрав­лений с тем, что избежали напасти. Герцогиня была в отчаянии. Она не могла придумать ничего лучшего, как обратиться к архиепископу, своему близкому другу и бывшему духовнику, и попросить его образумить поте­рявшую голову девушку. Пилар призвали в архиепископский дворец, и добрый старик, привыкший высту­пать посредником в семейных ссорах, сделал все возмож­ное, чтобы убедить ее в неразумности ее поведения. Но Пилар не слушала никаких резонов и отказывалась бро­сить своего возлюбленного. Привели герцогиню — она ждала в соседней комнате, — и та сделала последнюю попытку воззвать к дочери. Тщетно. Пилар вернулась в скромную квартирку, а рыдающая герцогиня задержалась у архиепископа. Старик был не только благочестив, но и хитер, и когда он увидел, что герцогиня успокоилась на­столько, что могла его выслушать, посоветовал — как по­следнее средство — обратиться к графине Марбелла. Это умнейшая женщина в Севилье — быть может, она что-нибудь да придумает.

Сначала герцогиня с возмущением отказалась. Обра­титься с просьбой к своему заклятому врагу — она не пе­ренесет такого унижения. Да скорей родовой дом герцо­гов Дос Палос превратится в руины!

У архиепископа был большой опыт общения с несго­ворчивыми дамами. С присущим ему мягким лукавством он убеждал герцогиню изменить свое мнение, и в конце концов она согласилась отдаться на милость францужен­ки. Пылая негодованием, она все же послала записку с просьбой о встрече, и в тот же день ее провели в гостиную графини. Разумеется, графиня одной из первых узнала о скандальной истории, однако она выслушала несчаст­ную мать с таким видом, будто до того находилась в полном неведении. Она от души наслаждалась сложив­шейся ситуацией. Видеть у своих ног мстительную гер­цогиню — было просто пределом мечтаний. Но в глуби­не души графиня была отзывчива и к тому же обладала чувством юмора.

— Положение крайне неприятное, — сказала она, — и я глубоко сожалею, что один из моих слуг тому виной. Однако не понимаю, чем я могу помочь.

С каким удовольствием герцогиня отхлестала бы ее по размалеванному лицу. От усилий сдержать свой гнев ее голос слегка дрожал:

— Я прошу о помощи не для себя. Только ради Пи­лар. Я знаю — все мы знаем, — что вы умнейшая женщи­на в Севилье. И мне кажется, — собственно, архиеписко­пу кажется, — что если из этого положения существует выход, то вы со своим острым умом его найдете.

Графиня понимала, что это неприкрытая лесть. Но она не возражала. Ей это нравилось.

— Дайте подумать.

— Конечно, будь он аристократ, я могла бы обратить­ся к сыну, чтобы тот убил его на дуэли, но герцог Дос Палос не может дуэлировать с кучером графини де Мар­белла.

— Пожалуй, нет.

— В старые времена все было так просто. Стоило на­нять парочку бандитов — и в одну прекрасную ночь они бы перерезали горло этой скотине. Но после введения всех этих новых законов у порядочных людей не осталось воз­можностей защитить себя от оскорблений.

— Я бы посчитала предосудительным любой выход из трудного положения, если он лишит меня великолепного кучера, — процедила графиня.

— Но если он женится на Пилар, он не сможет оста­ваться вашим кучером! — возмущенно воскликнула гер­цогиня.

— Разве вы собираетесь выделить Пилар средства, па которые они смогут существовать?

— Я? Да ни единой песеты. Я сразу же заявила Пи­лар, что от меня она ничего не получит. Пусть голодают, я и пальцем не шевельну.

— Ну, в таком случае, полагаю, он предпочтет скорее быть кучером, чем голодать. У меня очень симпатичные комнатки над конюшней.

Герцогиня побледнела. Потом побагровела.

— Забудем все, что произошло между нами. Станем друзьями. Я не перенесу такого унижения. Если я когда-либо в прошлом оскорбила вас, я на коленях прошу про­щения.

Герцогиня разрыдалась.

— Утрите слезы, герцогиня, — произнесла наконец француженка, — я сделаю все, что в моих силах.

— А вы можете что-то сделать?

— Не исключено. Это правда, что у Пилар нет и не будет собственных денег?

— Ни гроша, если она выйдет замуж против моей воли.

Графиня лучезарно улыбнулась.

— Есть расхожее мнение, что южане романтичны, а северяне — люди приземленные. На самом деле наобо­рот. Именно северяне — неисправимые романтики. Я до­статочно долго жила рядом с вами, испанцами, чтобы убе­диться, что вы в высшей степени практичны.

Герцогиня была сломлена настолько, что не посмела выказать обиду на столь нелестное замечание. Но как она ненавидела француженку!

Графиня де Марбелла встала.

— Вы получите от меня известия в течение дня.

Она твердо дала понять, что аудиенция окончена.

Экипаж подавали к пяти часам, и без десяти пять графиня, одетая для выезда, послала за Хосе. Когда он вошел в гостиную в своей светло-серой ливрее, кото­рую носил с таким достоинством, графиня не могла не признать, что он очень красив. Не будь он ее кучером… Но сейчас размышлять об этом было не время. Он сто­ял перед ней непринужденно, однако с некоторым самодовольным изяществом. В его осанке не было ничего холопского.

— Греческий бог, — пробормотала графиня, — толь­ко в Андалузии встретишь такие типы. — И громко доба­вила: — Я слышала, вы собираетесь взять в жены дочь герцогини Дос Палос.

— Если графиня не возражает.

Она пожала плечами.

— Мне совершенно безразлично, на ком вы намере­ны жениться. Но вам, разумеется, известно, что у доньи Пилар нет состояния.

— Да, сударыня. У меня хорошее место, и я смогу содержать жену. Я люблю ее.

— Я не осуждаю вас за это. Она красивая девушка. Но я полагаю, вас следует предупредить, что я не держу женатых кучеров. В день свадьбы вам придется оста­вить это место. Вот и все, что я хотела сказать. Можете идти.

Она стала просматривать ежедневную газету, только что прибывшую из Парижа, но Хосе, как она и рассчиты­вала, не двинулся с места. Он стоял, уставившись в пол. Наконец графиня подняла глаза.