Романы. Повести. Рассказы. В 2 томах. Том 2

Верн Жюль Габриэль

Само собою разумеется, что один из помощников губернатора — Бартелеми Радж — протестант, другой — Хабли Харкорт — католик. Оба-они — из числа высших служащих «Компании Стандарт-Айленд», и оба ревностно сотрудничают с Сайресом Бикерстафом.

Так существует уже в течение полутора лет этот остров, не связанный с внешним миром какими бы то ни было дипломатическими отношениями, свободно передвигающийся по просторам Тихого океана, избавленный от докучных непогод теми небесами, которые он сам себе выбирает. И на этом искусственном острове члены квартета будут пребывать в течение целого года! Они и не предполагают и не опасаются, каковы бы ни были прогнозы виолончелиста, что на их долю выпадут какие-нибудь приключения, что будущее чревато для них

какими-то неожиданностями. Ведь здесь все заранее определено, все идет по установленному распорядку. А разве гений человеческий, создав этот остров и заставив его странствовать по океанским просторам, не перешел пределов, назначенных человеку творцом вселенной?

Плавание в западном направлении продолжается. Ежедневно в момент, когда солнце переходит через меридиан, служащие обсерватории, подчиненные коммодору Этелю Симкоо, определяют местонахождение острова. Квадранты, установленные на всех четырех сторонах муниципальной башни, указывают точное положение острова на широте и долготе, и эти данные передают по телеграфу на перекрестки улиц, в особняки, в квартиры, в общественные здания. Таким же способом сообщают и точное время, которое меняется в зависимости от перемещения острова на запад или на восток. Так что миллиардцы в любой момент могут знать, в какой точке своего маршрута находится остров.

Если не считать неощутимого движения по поверхности океана, Миллиард-Сити ничем не отличается от крупных столиц Старого и Нового Света. В нем так же протекает общественная и частная жизнь. Наши артисты в сущности мало заняты и посвящают свои первые досуги осмотру достопримечательностей «жемчужины Тихого океана». Электрические поезда доставляют их в любое место на побережье. Обе энергетические установки вызывают у парижан искреннее восхищение простотой и эффективностью своего оборудования, мощностью машин, приводящих в движение двойной ряд гребных винтов, замечательной дисциплинированностью персонала, которым на одной станции руководит инженер Уотсон, а на другой — инженер Сомуа. Через определенные промежутки времени Бакборт-Харбор и Штирборт-Харбор регулярно принимают в свою внутреннюю гавань обслуживающие Стандарт-Айленд пароходы, которые в зависимости от положения, занимаемого в данный момент островом, пристают с той стороны, где легче это сделать.

Упрямый Себастьен Цорн отказывается изумляться всем этим чудесам, Фрасколен довольно сдержан в выражении своих чувств, но восторженный Ивернес пребывает в непрерывном восхищении. По его мнению, еще до истечения двадцатого века плавучие города станут бороздить все моря. Они и в грядущие времена будут последним словом прогресса и комфорта. Какое великолепное зрелище представит плавучий остров, навещающий своих океанских собратьев! Что касается Пэншина, то он совершенно опьянен разговорами о миллионах, о которых здесь, среди богачей, говорят так, словно дело идет о каких-нибудь двадцати пяти луидорах. Крупные банкноты находятся в повсеместном обращении. Иметь при себе две-три тысячи долларов — дело самое обычное. И «Его высочество» частенько обращается к Фрасколену с просьбой:

— Послушай, старина, не разменяешь ли сто пятьдесят тысяч франков?..

Уверенные в том, что они всюду встретят отличный прием, музыканты Концертного квартета завели кое-какие знакомства. Впрочем, кто не проявил бы к ним любезности после оглушительных рекомендаций Калистуса Мэнбара?

В первую очередь они отправились с визитом к своему соотечественнику Атаназу Доремюсу, учителю танцев, грации и хороших манер. Этот славный человек снимает в правобортной части города, на Двадцать пятой авеню, скромный домик за три тысячи долларов, прислуживает ему старая негритянка, он платит ей сто долларов в месяц. Атаназ Доремюс искренне рад завести дружеские отношения с французами… с французами, которые делают честь Франции.

Это семидесятилетний старичок, худощавый, сухонький, маленький; глаза у него живые, зубы еще целые и своя собственная, вьющаяся густая шевелюра, такая же белая,

как и его бородка. Он выступает степенно, ритмически покачиваясь, выпятив грудь, выпрямив стан, округлив руки и слегка вывернув ноги, обутые в безукоризненные ботинки. Наши артисты с удовольствием вызывают его на разговор, и он с готовностью ведет беседу, ибо весьма словоохотлив и любезен.

— Как я счастлив, дорогие мои соотечественники, как я счастлив, — повторяет он раз двадцать при первой встрече, — как я счастлив вас видеть! Как хорошо, что вам пришла в голову прекрасная мысль обосноваться в нашем городе! Вы об этом не пожалеете! Теперь, когда я к нему привык, мне совершенно не понятно, как можно жить иначе!

— А с какого времени вы здесь находитесь, господин Доремюс? — спрашивает Ивернес.

— Да уже полтора года, — отвечает учитель танцев, становясь во вторую позицию. — Я здесь с самого основания Стандарт-Айленда. Благодаря прекрасным рекомендациям, которые я получил в Новом Орлеане, где тогда жил, мне удалось добиться, чтобы мистер Сайрес Бикерстаф, наш обожаемый губернатор, принял меня на службу. С того благословенного дня жалованье, назначенное мне за руководство школой танцев, грации и хороших манер, позволяет мне жить здесь…

— Как миллионеру! — восклицает Пэншина.

— О, знаете, здешние миллионеры…

— Знаю… знаю… дорогой маэстро. Но, как намекал директор управления искусств, занятия в вашей школе не очень усердно посещаются?

— Да, ученики у меня имеются только в городе и исключительно среди молодежи. Американцы считают, что они уже от рождения в полной мере наделены необходимым изяществом. Поэтому молодые люди предпочитают брать уроки тайно, и я тайно обучаю их хорошим французским манерам.

Болтая, он улыбается, жеманится, как старая кокетка, все время принимает разнообразные грациозные позы.

Атаназ Доремюс, пикардиец из Сантерра, покинул Францию в ранней молодости и обосновался в Соединенных Штатах, в Новом Орлеане. Там, среди французского по происхождению населения некогда принадлежавшей нам Луизианы, ему часто представлялась возможность проявить свои дарования. Принятый в лучших семьях, он имел успех и смог даже сделать кое-какие сбережения, но лишился их в один прекрасный день благодаря краху самого что ни на есть американского размаха. Это было как раз в тот момент, когда «Стандарт-Айленд компани» начинала свое дело, распространяя всюду проспекты, давая широковещательные рекламные объявления, взывая ко всем этим сверхбогачам, которые неслыханно нажились на строительстве и эксплуатации железных дорог, разработке нефтяных источников, торговле свининой или солониной. Тогда Атаназу Доремюсу пришла в голову мысль просить места у губернатора нового города, где преподаватель такого рода, как он, не имел бы конкурентов. Известный с самой лучшей стороны семейству Коверли, происходившему из Нового Орлеана, он был принят благодаря рекомендации главы этого семейства, которому предстояло стать одним из виднейших именитых людей правобортной части Миллиард-Сити. Вот каким образом случилось, что француз и притом пикардиец стал одним из служащих плавучего острова. Правда, уроки он дает только у себя на дому, а предоставленный ему для занятий зал казино отражает в своих зеркалах только самого учителя. Но это не смущает г-на Доремюса, ведь жалованье его от этого нисколько не уменьшается.

В общем же, это добрый человек, немного смешной, немного маньяк, не без некоторой самовлюбленности, глубоко убежденный в том, что он унаследовал искусство Вестриса и Сен-Леона, а также традиции Браммелла и лорда Сеймура. В глазах же членов квартета он прежде всего их соотечественник, — качество, которого нельзя не ценить за несколько тысяч миль от Франции.

Четверо парижан рассказывают ему о своих злоключениях, сообщают, при каких обстоятельствах попали они на плавучий остров, каким образом их завлек сюда Калистус Мэнбар, — именно завлек, иначе не скажешь, — и как судно отплыло через несколько часов после того как они на нем очутились.