Ромашка для терновника

Санна Сью

Я пожала плечами. Тут уже ничего не изменить, а месяцы скандалов и давления позади. Чего о них вспоминать? Смирившись с потерей родственных связей, я рванула в новую жизнь. А там… Целый год, даже немного больше, я жила счастливо, пока на втором курсе не засветилась перед Терневым и Ко.

– Ну так что тебе от меня надо, Ромашка? Признавайся, зачем преследуешь меня?

Я вздрогнула. Голос Тимура нарушил ход моих воспоминаний и заставил оторваться от созерцания мелькавших в окне туй. Сказать, что я потеряла дар речи – мало. Преследую? Ромашка? Опять прозвище? Даже не знала,

что меня поразило больше в его словах.

У меня никогда не было прозвищ. Я привыкла, что все зовут меня по имени. А тут два за день. Не много ли мне чести? Откуда он вообще знает мою фамилию?

Сначала даже не нашлась что ответить – так резко он выдернул меня из мыслей и ошарашил, а потом пришла в себя. Да мало ли откуда он знает? Стоит ли обращать внимание на хамов, хоть они и такие красивые? Кстати, а почему они всегда такие? Хамство – это следствие красоты, или красота – следствие хамства? Всегда задумывалась, зачем мужчине такие густые, длинные, загнутые вверх чёрные ресницы? У меня, например, рыжеватые, и если не накрашу, их вообще не видно. Прямо как сейчас.

От осознания этого факта почувствовала себя ущербной и разозлилась.

– Мне не в чем признаваться. Останови…те…у любого обувного, я выйду, – новые туфли купить я не смогу, конечно, но на тряпочные тапки уж точно хватит… или на сланцы. Хотя идти зимой в сланцах нелепо даже в нашем южном городе.

– Не чуди, мелкая, – Тернев брезгливо поморщился, будто я блоха, которая умеет говорить.

– Остановите здесь, – я подёргала ручку двери, заметив небольшой обувной, и Тернев внезапно припарковался и разблокировал дверцы. – Спасибо.

Я выскользнула и, стараясь не хромать, пошла в магазин. Это оказался шикарный бутик, тут мне ни тапочки, ни сланцы, ни даже стельки не светят. Я его знала, но никогда не заходила. Зачем? Скорее всего, обувь в нём стоит, как чугунный мост, но проверять свои догадки я и не собиралась. Как только Тернев уехал, свернула от двери и поковыляла к своему дому – отсюда недалеко, идти дворами пять минут.

Глава 3

Тёрн

По ходу, звездень в прошлой жизни была гончей. Нюх у неё точно как у собаки. Мой интерес к Ромашке она учуяла быстрее меня и теперь пыталась закатывать сцены.

Как вспомню явление мелкой в сауну, так вздрогну.

– Заткнулись все! – рявкнул я, когда над Ромашкой сгустились тучи.

Меня сложившаяся ситуация не радовала. Обижать котят, давить цветы, глумиться над слабыми – это точно не моё. И вроде бы все это прекрасно знали… Так какого черта? Неужели забыли, пока я несколько месяцев отсутствовал?

Дал девчонке сбежать, и самому захотелось последовать её примеру.

– Тёрн, да ладно тебе, не ломай кайф, у меня же днюха! – вякнул Дыня и схлопотал по дыне. Бесит.

Все затихли на пару минут, а я пошёл одеваться. Почему-то вечер перестал быть томным. Как говорит моя бабуля.

– Тим, прости. Ступил. Не надо было тащить девчонку к столу. Ты куда? – Красава был умнее остальных.

Ещё бы! Не зря мы знаем друг друга с пелёнок. Он чувствует моё настроение.

– Домой, – ответил, когда уже оделся, и, натянув кроссовки, отправился к двери.

– А я? – подала голос Звездень. Вовремя. Чуть не забыл, что обещал её отцу привезти доченьку в целкости и сохранкости.

– Одевайся. Жду на улице.

Вышел на свежий воздух, влажный холод ночи немного отрезвил и заставил задуматься. Почему я так взбесился? Не приемлю унижение слабых – да. Ненавижу, когда лапают девушек без их согласия, да еще на глазах у всех – тоже да. Но откуда взялась дикая, неконтролируемая ярость? Я запал на Ромашку? Слишком сильно? Пожалуй – да. Даже имя и фамилию выяснил. Станислава Ромашкина. В марте исполнится двадцать, второкурсница. Да-да, бля. Возраст, где и на кого учится, я тоже выяснил. Крыша, видимо, съехала…

Мелкая дурында, она ведь даже без верхней одежды была, неужели прямо так бежала с корзинами по улице? Захотелось её отшлёпать. Вот прямо по этой маленькой аккуратной заднице. Той самой, которую она скрывала в универе под невзрачной одеждой и посмела принести в сауну. Где мужики бухают! Где трахают всё, что шевелится!

А мне хватило вчера только в глаза ей заглянуть: такие наивные, чистые, наполненные медовым светом, и сразу запал. Хотя нет, это не глаза меня торкнули. Она дотронулась до меня – и заразила собой. Как? Как, бля? Может, она ведьма? Её прикосновение как током шарахнуло. Раньше я ни на кого так не реагировал. Магия, мать её, не иначе.

Хотелось курить. Черт знает сколько уже не курил. Стрельнул у охранника вонючую дешёвую сигарету и затянулся – стало легче. Мозги просветлились. Надо выкинуть Ромашку из головы, и дело с концом. Что за блажь? Даст бог, никогда больше не увидимся. Последний курс не требует частого появления в универе.

Звездень выскочила, застёгивая на ходу сапог. Ишь, как боится. Только не знаю чего? Папаши, который лишит денег, или потери статуса моей девушки, которой на самом деле не является? Давно хочет, всё делает для этого, но не на того нарвалась. Насквозь её вижу, стерву хитрую. А ведь в детском саду хорошей девочкой была, игрушками делилась… Я даже как-то раз её поцеловал на восьмое марта. Классе в пятом. Первый и последний раз. Зря она думает, что я идиот, которого можно легко развести. Ничего нам с ней не светит. Трахать я могу кого угодно, но не тех, от кого можно ждать подвоха. А от Звезды нужно ждать не подвох, а подвохище. На фиг, на фиг. Пусть ищет другого дурака.

– Тим, я так устала, поедем к тебе? – Ну вот, она опять завела свою пластинку. – Боюсь домой. Мои подумают, что я пьяная.

Ага, конечно. Твои точно в курсе, что ты придёшь пьяная. Ты давно трезвая с вечеринок не приходишь. И ко мне мы не поедем.

– Лиза, солнце, может, хватит? – устало попросил. Сил не осталось на игры. – Мы с тобой знаем, что ты мне не нужна, как и я тебе. Задумки наших родителей нам не всрались…

– Ты идиот, Тёрн! Я тебя люблю, люблю! Давно! – вдруг вывезла она, и я понял, она окончила курсы актёрского мастерства, пока я в Европе учился! Никак не меньше. Играла достоверно. Не знал бы её – подумал, что не врёт.