Ромашки против гвоздик

Глава 1.

Пена морская и клубничная

Сколько лет тебе было, когда ты родился? Странный вопрос, не правда ли?

Не для меня.

Я родилась, когда мне было двадцать пять лет. Не в том смысле, что я вдруг переосмыслила свою жизнь и начала все с чистого листа.

И не в том, что я уже взрослой девушкой вышла из пены морской. Или меня

Я пришла в себя во время того, как мое нынешнее тело принимало ванну с клубничной пеной. Знаешь, бывает у дешевых пен такой резкий химический запах. Так вот, это было первым, с чем я столкнулась в этой жизни.

Вначале в глазах было темно, потом я увидела эту пену, желтый от старости кафель и сразу «вспомнила», где нахожусь. То есть тело вспомнило. Знало, что за дверью ванной – коридор, в квартире три комнаты. Знало, что одна из них моя, а в двух других живут соседки. Такие же официантки, как я. Точнее, нет, это же была не я. Ну ты понял. Просто я бы не смогла работать официанткой. Но моему телу надо же было на что-то жить. Поэтому я не могла винить его за то, что оно выбрало работу, которая мне не по душе.

Немного позже, примерно через пару месяцев, когда мы сдружились с Вэлом и он перестал считать меня сумасшедшей, он мне сказал:

– Ну хорошо, допустим, как ты говоришь, ты родилась в двадцать пять лет. Ну а кто до этого жил? Она же ходила в садик, в школу, работала, говорила, готовила, что-то делала. Кто это был тогда?

– Вэл, я не могу знать ответ на твой вопрос. Потому что, когда она была, меня еще не было. А когда появилась я, ее уже не было.

Потом, подумав, я добавила:

– А может, и не было никого. Жила пустота в теле человека, представляешь?

– Нет, – честно признался Вэл.

– Ну ты не представляешь, а она жила. Вот, кстати, ты же общался с ней, какой она была?

Вэл задумался на пару секунд и ответил:

– Ну вообще мы с ней редко разговаривали. Но как-то раз репетиция поздно закончилась, я решил проводить ее до дома. И мы говорили. То есть больше говорил я, а она слушала. Но знаешь, слушать тоже надо уметь. Она умела это делать. И с ней было комфортно. Как будто я не с девушкой общаюсь, а… даже не знаю.

Я подсказала:

– Сам с собой.

– Ну да, а ты откуда знаешь?

– Поверь, я очень много думала о судьбе своей предшественницы. И было много разных мыслей. Конечно, мне неприятно было думать, что я ее убила. И хотелось верить, что я, как рак-отшельник, заняла пустующую квартирку. Но ведь как-то она жила до этого. И я подумала, что это вполне могло быть Зеркало. То есть она просто отражала других людей. И после твоего рассказа я убедилась в своей правоте. И даже не пытайся меня переубедить. С этой мыслью мне жить гораздо легче.

К слову, Вэл тоже знал ее не так давно. Просто как-то бывшая девушка потащила его в караоке. А там была она, Каролина. Я, кстати, решила оставить ее имя: ну не менять же документы, в конце концов.

Так вот, и она очень красиво пела, техника была идеальной, как утверждал Вэл.

И он пригласил Каролину на репетицию их группы. Они как раз давно искали вокалистку. И она согласилась. Она будто и не умела отказывать: звали – она и шла. Как только дожила до двадцати пяти лет с таким мировоззрением – не понятно.

Причем если ты думаешь, что эту историю мне Вэл рассказал, то нет. Это я сама знала, как и все, чем жила эта дамочка. Ну как жила? Существовала.

По наследству от нее мне достались довольно милая мордашка, красивый голос, не совсем запущенная фигура. А также диплом об окончании музыкальной школы по классу фортепиано, разумеется, вместе с умением играть на этом инструменте. И ещё диплом социального работника. Это она пошла учиться с подружками за компанию.

И, как финансовый бонус, своеобразная «подушка безопасности» – десять тысяч рублей на карте, двенадцать из которых мне надо было через неделю отдать за квартиру.

Не густо, но жить можно.

Я решила сразу не увольняться из официанток. На дворе был февраль, и жить на улице мне совсем не хотелось. Но ресторан, в котором я работала, возненавидела заочно, даже еще не успев выйти в смену.

Что ж, пока так, потом видно будет.

Прошло чуть больше месяца с моего неофициального рождения. Я возвращалась домой. Было раннее утро. Я отпахала ночную смену, за которую (о, аллилуйя!) получила пять тысяч чаевых: клиенты сегодня проявляли невиданную щедрость. А это значило, что мне не придется унижаться перед хозяйкой квартиры, прося отсрочки. Сегодня же и отдам ей деньги, чтобы руку не жгли.

От этих мыслей меня отвлек звук приближающегося сзади мопеда. Я обернулась, чтобы убедиться, что все нормально, водитель не пьян и моей жизни ничего не угрожает.

А потом почувствовала, как ремешок от моей сумки соскальзывает с плеча. И кошелек с 5-ю тысячами и 115-ю рублями, а вместе с ними банковская карта, паспорт и пудра уезжают на мопеде. Все было сделано очень технично. Не к чему придраться. Пока я сообразила, что произошло, мопед скрылся за одним из домов, бежать за ним было бесполезно.

Я аж зарычала от беспомощности. Искрясь от злобы, шла домой пешком, ведь мои деньги на трамвай укатили в закат. Точнее, в рассвет. Но это сути дела не меняло.