Ромашки в снегу
Шрифт:
Когда они поднялись на второй этаж и подошли к кладовой, он оставил Таню у двери, а сам направился к пункту охраны, чтобы взять ключи, так как кладовщица уже ушла домой. Зайдя в кладовую, он перерыл весь шкаф и выбрал для Тани подходящее по размеру термобелье.
– Бери, облачайся! – весело сказал он, подмигнув ей.
– Спасибо вам… – она была искренне благодарна такой неожиданной заботе.
– Не за что! – радостно ответил он.
Видимо, эта маленькая услуга доставила ему огромную радость и удовлетворение.
Они вышли из кладовой в длинный коридор, и Таня тут же направилась в женскую раздевалку. Краем глаза она приметила, что Николай пошел в противоположную от цеха сторону – туда, где лестница выводила людей на улицу.
– Но цех находится в другой стороне! – крикнула Таня. «Может, он немного заработался и от усталости потерялся в этих лабиринтах?» – предположила она.
Николай оглянулся и застыл на месте с виноватой улыбкой. Похоже, Танины слова снова застигли его врасплох, хотя, что такого она сказала?
«Вероятно, я говорю то, что не следует произносить и задаю неуместные вопросы» – подумала она и решила впредь ничего ему не говорить и ничего не спрашивать.
– Извини, не могу тебе всего объяснить, – Николай смущенно опустил глаза в пол, отвернулся и начал спускаться по лестнице к пункту охраны. Вскоре ежик его коротко стриженых черных волос и широкая спина исчезли за лестничным проемом.
Таня посмотрела на настенные часы в коридоре – стрелки приблизились к цифре восемь. Странно. Теперь этот Николай стал казаться девушке еще более загадочным, чем раньше. Но она тут же выкинула его из головы. Теперь ее заботило только то, как найти в себе душевные и физические силы, чтобы отработать смену до конца.
Через пять минут она уже вернулась в цех. Юля, ничего не спросив, одобрительно кивнула ей – значит Таня бы права. Никто не похвалил бы ее за преждевременный уход и, скорее всего, на следующий день, она действительно была бы безработной. Она слышала – так поступали со всеми, кто не смог продержаться здесь двадцать четыре часа. Для простых рабочих здесь не было поблажек, и начальство всегда находило повод и причину для того, чтобы уволить человека, не выдерживающего суточной работы. Таким же способом оно методично избавлялись от тех, кто требовал повышения зарплаты и, не дай бог, справедливости.
* * *
Если и существует ад на земле, то, пожалуй, более подходящего места для него не сыщешь. Так думала Таня перед рассветом, который она не могла увидеть, так как была заключена в холодный и угрюмый склеп без окон. Да только в этом аду не кипели огромные бурлящие котлы, а со всех углов и щелей на присутствующих низвергались тонны леденящего воздуха.
В полночь, когда они были в столовой, участливая Катя нашла в своей сумке жаропонижающую таблетку и отдала ее Тане. Она была единственной, кто пожалел ее. Остальные думали, что жалость здесь не уместна, так как ее не приветствуют хозяева этого громадного морозильника. Таблетка Кати немного облегчила состояние Тани, но ближе к утру она заметила на своих руках припухлость и ярко выраженные красные полосы. Руки стали дрожать и перестали ее слушаться. Дошло до того, что она с трудом держала в руках кружку с водой, которую поднесла ей заботливая Катя.
– Это у тебя мышечная ткань воспалилась от тяжелых нагрузок на мышечный аппарат руки! – голосом специалиста пояснила Катя. – У меня было то же самое после первой смены. Я даже в больницу ходила. Врач сказал, что это миозит мышц и прописал мне гель, который снял мышечное напряжение и убрал отек. Но это не до конца помогло: у меня была по-прежнему слабость в конечностях и, чуть позже, он прописал мне анальгетики. А вообще он сказал, что мне нельзя поднимать тяжести хотя бы неделю, но куда там! За два дня я кое-как подлечилась и снова вышла в свою смену, и мне опять пришлось тягать эти тяжелые ящики!
Таня тихо вздохнула и продолжила паковать на вакуумном упаковщике варенку, но каждое движение и усилие, даже незначительное, причиняло ей острую нестерпимую боль. Катя, пытаясь помочь, стала тягать ее тяжелые ящики, но Таня оттолкнула ее – никто не должен страдать из-за ее проблем. В самом конце смены, когда силы окончательно покинули ее, она не могла себе дать вразумительного ответа, что она делает здесь, в этом холодном аду целых двадцать четыре часа. Она перетаскала сотни тяжелых ящиков, она сгибалась в одной позе над одним конвейером по пять-шесть часов без перерыва, потом меняла рабочее место, чтобы вот так же сгибаться по шесть часов к ряду, но уже над другим конвейером. Безликая и монотонная работа сводила ее с ума. Казалось, что мозг тупел и медленно, но верно умирал от однообразной конвейерной работы. Когда она поведала о своих ощущениях и чувствах Кате – та удивилась и сказала, что у нее такие же впечатления от этого места.
Утром, выйдя из помещения на улицу, Таня зажмурилась от непривычно яркого света. У нее было чувство, будто она вышла из погребального мира мертвых. Она совсем отвыкла от улицы, томясь целые сутки при противном для глаз электрическом свете. Помимо снежных пейзажей, раскинувшихся перед ней, на небосводе красовалось утреннее солнце. Оно повисло огромным оранжевым яблоком у самого горизонта. Таня обрадовалась ему, как хорошему знакомому. Давно оно не баловало своими лучами людей этого миллионного города. Последние несколько недель были довольно пасмурными и дождливыми, а густой туман хозяйничал на улицах их города, будто полноправный правитель этих земель.
– Ты как? – спросила заинтересовано Катя, наблюдая, как Таня, словно инвалид, неуклюже спускается по ступенькам высокого крыльца. Ее давно уже все обогнали, только она все еще не могла доплестись до последней ступеньки.
– Ничего, все нормально, – усмехаясь своей неуклюжести, ответила она.
Таня ощущала себя высохшей мумией, которую силком выпихнули из подземелья на свет божий. Болели все кости, все мышцы, в особенности кисти рук и поясница. На перекрестке девушки простились и разошлись в разные стороны – Кате нужно было спешить на остановку, чтобы поймать свой автобус, а к дому Тани было рукой подать. Но если вчера она осилила путь до завода всего лишь за двадцать минут, то обратная дорога заняла целых сорок минут. Это был уже не тот путь, что накануне. Теперь каждый шаг давался с трудом, будто она пробивалась через тернистую тропу, идущую через топи и болота.
Таня заметила: как только выпал снег, все магазины, находящиеся в их районе, тут же развесили по окнам и вывескам гирлянды и незатейливые елочные украшения. Хотя было только начало декабря. Но для настроения и праздничной атмосферы календарные даты не нужны. Некоторые разрисовали стекла зимними пейзажами. Кое-кто уже установил искусственную елку на витрине, украсив ее блестящим серебристым дождиком и разноцветным серпантином.
Она, наконец, доковыляла до своего дома. На дворе была суббота – детвора резвилась на улице и радовалась долгожданному снегу – для каждого ребенка не так уж и много нужно для полного счастья. Одна группа детей с воодушевлением лепила снеговика, другая со звонким смехом катала друг друга на санках, третья – играла в снежки. Некоторые родители стояли в стороне и с умилением смотрели на своих детей, другие же, отбросив предрассудки, резвились вместе со своими малышами, валяясь в снегу. А еще они помогали свои детям катать огромные шары для снеговика. Рядом с готовыми снежными шарами стояло перевернутое пластмассовое ведерко красного цвета, а на нем лежала шишка и чей-то светлый пушистый шарф – ребятишки заранее позаботились о наряде для будущего снеговика. Возле них крутилась и вездесущая баба Маша, так как среди этой ребятни была ее пятилетняя внучка Настя. На женщине был все тот же серый пуховый платок, с которым она даже в теплое время года не желала расставаться. Иногда он служил ей головным убором, иногда заменял ей накидку на плечи, а порою, она опоясывала им поясницу.